архим. Рафаил (Карелин)
Глава из книги "Христианство и модернизм"
День Пятидесятницы – это начало новой духовной эры в истории Церкви, человечества и Космоса. Вознесение Христа соединило землю с Небом, с эоном вечности, а Пятидесятница само Небо низвела на землю, уничтожила пропасть между временным и вечным, между материей и духом. В излияниях Божественного Света и Божественных энергий Духа Святаго пред человеком открылась новая жизнь как возможность преодоления своей тварной ограниченности через приобщение к абсолютному бытию. Для Платона человеческое тело – «темница», для Сакья-Муни – «сгусток костей, крови и слизи», а для христианина – дивный инструмент души, форма неразрушимой индивидуальности человека, золотая оправа, в которую вложен, как драгоценный камень, бессмертный дух. В таинственном дне Пятидесятницы Божественная благодать воссоздала из распадающейся в противоречиях диады души и тела монаду человеческой личности.
По учению Церкви, человек – это ипостась, представитель Космоса, звено между духовным и материальным миром, поэтому освящение человека (микромира) является залогом и началом освящения Вселенной (макромира).
В День Пятидесятницы Дух Святый основал новозаветную Церковь и соединил ее с Церковью Небесной. Христиане стали членами духовной семьи, Отец в которой – Бог, а старшие братья – Ангелы.
Пятидесятница явилась вечным водоразделом между христианской Церковью, Церковью благодатной, полной Божественных сил и энергий, и другими религиями мира, где тени и осколки истины, но нет Христа и Духа, Света и Жизни; Пятидесятница проложила глубокую пропасть между мистикой Православной Церкви и экстазами древних и новых дионисийских культов; Пятидесятница стала непроходимой границей между Божественным Откровением, хранимым в живом организме Церкви, и плоским рационализмом религиозных богостроителей, софиологов и реформаторов с их бессильным и мертвящим интеллектуализмом, а также воздушными замками, которые строят религиозные пиетисты и фантасты.
В день Пятидесятницы Апостолы и ученики Иисуса Христа собрались на молитву в доме апостола Марка-Иоанна, находившемся в Иерусалиме на Сионской горе. Во время молитвы Дух Святый сошел на них в виде разделяющихся языков пламени. В день Пятидесятницы в излиянии небесного света, в шумных порывах бури, в сиянии и блеске дивных огней родилась новозаветная Церковь. После Сошествия Духа Святаго Сионская горница стала первым христианским храмом, а община учеников Христа – Вселенской Церковью. Всего 120 человек было первоначально в Церкви, но она являлась Вселенской по Божественной идее и предназначению, по полученному ею неисчерпаемому духовному потенциалу. Не количество членов, не внешние атрибуты, а присутствие Духа Святаго и верность истине делают Церковь Вселенской. В вечном, онтологическом плане Церковь – это благодать, объемлющая творения Божии в единстве их веры и любви. Поэтому Церковь, как мистическое тело Христа Спасителя, как излияние Духа Святаго, как носительница вечных истин, неизменна и тождественна себе самой, хотя ее «внешний двор» по историческим причинам может увеличиваться и уменьшаться.
Дух Святый сошел на Апостолов в чувственных и зримых образах потому, что день Пятидесятницы был началом преображения всего видимого мира, всего космоса. Сошествие Святаго Духа должно было не только стать субъективным переживанием Апостолов – фактом их внутренней жизни, – но и открыться миру в виде величественной Теофании.
В мцхетском кафедральном соборе Светицховели есть изображение солнца с двенадцатью лучами: символ Христа – духовного Солнца – и Апостолов – лучей, просветивших мир.
В новозаветной книге «Деяния Апостолов» описана жизнь первенствующей христианской Церкви, жизнь, полная сверхъестественных явлений Божественных сил, чудес, исцелений и пророческих вдохновений. Но самым великим чудом была духовная любовь, которая царила в христианских общинах, где каждый ощущал постоянную заботу всей Церкви, где исчезали мирские различия и преграды, где не было чужих, где все были близкими и родными друг другу, где каждый согревал другого теплом своего сердца.
Религиозные и философские учения древнего и нового времени тоже говорят о любви. Но как отличается эта любовь от евангельской!
Особенно чужда и непонятна миру заповедь о любви к врагам; она кажется разрушением всех общественных и этических устоев.
«Если я буду любить врагов, то что останется друзьям?!» – сказал Конфуций. Китайский моралист не понял, что, любя врагов, человек побеждает свою гордыню, очищает сердце от самости и зла, и поэтому его любовь к друзьям становится еще крепче и светлее; Конфуций не ведал, что духовная любовь, имеющая своим источником Бога, неисчерпаема и неразделяема. О любви говорил Будда, но в контексте его учения буддийская любовь – это пассивное и холодное доброжелательство. Любовь как чувство для буддиста – оковы души, привязывающие ее, как и ненависть, к крутящемуся колесу космического бытия. Высшим состоянием для буддиста является бесстрастие и безучастие ко всему.
О любви говорят Веды, но это – любовь к своей касте. Брахман даже от случайного прикосновения к парии считает себя оскверненным. Любви и милосердию учит синтоизм, у самураев был особый рыцарский кодекс – защита бедных, беспомощных, старых и больных. Но, по преданиям синтоизма, боги создали японцев, а остальное человечество сотворили низшие духи. Поэтому любовь к своему народу у самураев основана на чувстве национального превозношения.
О любви и дружбе писали античные философы, но эта любовь ограничивалась или узким кругом друзей, или пределами полиса и государства. Раб в античном мире был только вещью своего господина. Даже стоик и моралист Сенека, которого считают наиболее близким к христианству, писал: «Сострадательны старые женщины, а мудрец – никогда».
Современные вишнуитские и шиваитские проповедники говорят о некой универсальной любви. Но, во-первых, их книги, доступные для нас, – это продукт, выпущенный специально для европейцев, в расчете на психологию человека из христианского региона, где даже среди неверующих и индифферентных к религии людей действует инерция христианской морали и культуры. У себя на родине они говорят иное. Ведизм, разделив народ на касты, создал также элитарные ступени и среди своих приверженцев и адептов. Он похож на многоэтажное здание, где живущие на нижнем этаже не знают, что творится на верхнем. Но самое главное даже не в этом. Все индуистские течения, имеющие своим общим мировоззренческим основанием Веды, признают только одну реальность – реальность безликого Абсолюта, а личную и космическую жизнь считают иллюзорной.
Отождествляя свой дух с Абсолютом – Брахманом, отрицая реальность личного и индивидуального бытия, ведист тем самым лишает себя объекта любви. И если на нижних этажах индуистского храма любви поются гимны, то на верхних говорят о том, что добро и зло, бытие и небытие – это две стороны одной и той же монеты. Впрочем, и сама бхакти-йога (даже предназначенная для новоначальных) учит о некой безличной и беспредметной любви к абстрактному человечеству как безликому универсуму. Затем и этот универсум признается фикцией, а единственной реалией становится абсолютное «я»; любовь бхакти-йоги превращается в самообожание и самообожение.
Есть еще и некие страстно-экстатические состояния (искусственной нервно-психической экзальтации), которые в некоторых сектах и общинах выдаются за любовь, но о них я просто не хочу говорить здесь.
Великим чудом и необъяснимым феноменом истории была сама апостольская проповедь. Если бы Христос избрал Себе в ученики мудрецов и философов, интеллектуалов эллинистического и иудейского мира, то можно было бы предположить, что они своей личной гениальностью, блестящим красноречием и философской оснащенностью распространили и утвердили христианство среди народов мира. Но это были простые рыбаки, земледельцы и ремесленники, ничем не выделяющиеся из своей среды. Не их проповеднические дарования, а Божественная сила властно влекла сердца людей к учению Христа. Против христианской Церкви стояла боевым станом Римская империя. Ее блестящие интеллектуальные силы, языческие религии и оккультные системы с их захватывающими мистериями, мощный и гибкий административный аппарат, несокрушимые римские легионы – весь идолопоклоннический мир объединил свои силы в борьбе с Церковью, обрушился на нее всей своей тяжестью, зажег пламя гонений на христиан на трех континентах, напоил землю Империи, словно дождем, мученической кровью и пал, смертельно раненный в этой битве. Церковь одержала духовную победу и вышла из кровавых гонений еще более светлой, еще более сияющей своей духовной красотой.
Апостолы, укрепленные Духом Святым, донесли Евангелие, то есть благую весть, до «пределов земли» – самых отдаленных стран и областей античного мира. Они основывали христианские общины, рукополагали епископов и пресвитеров, следили с материнской заботой и отцовской строгостью за жизнью новоутвержденных Церквей, как будто носили их в своем сердце.
Апостольская проповедь пронеслась, точно на крыльях, над раскаленными песками Сахары, над снегами Скифии, достигла на Западе угрюмых скал Альбиона, а на Востоке – плоскогорий Аравии и островов Индийского океана. Апостолы свидетельствовали об истине своего благовестия явлениями силы Божией и дивной любовью, а завершали подвиг жизни мученичеством – свидетельством, написанным кровью.
Праздничное богослужение в день Пятидесятницы открывается пением молитвы Духу Святому: Царю Небесный, Утешителю... Бог – наш Владыка и Вседержитель. Он – Царь небесного мира, мира светозарных и светоносных Ангелов, и когда воцаряется в человеческой душе, то делает ее Небом.
Христианин называет себя «рабом Божиим». Некоторых людей шокируют эти слова, они считают их досадным архаизмом, чем-то противоположным понятиям «свобода и человеческое достоинство». Сделаю небольшое отступление, приведу пример из жизни известного древнего философа Сократа. В день рождения Сократа ученики пришли поздравить своего учителя и принесли подарки, каждый что мог. Один юноша, последним подойдя к Сократу, сказал: «Я беден, но дарю тебе единственное, что имею, – себя самого в твое полное распоряжение». Сократ ответил: «Твой дар – самый драгоценный из всех, которые я получил. Я принимаю его, но только для того, чтобы, обучив тебя, затем вернуть тебя тебе же самому, но в лучшем виде».