Обретение облика Иисуса Христа и история формирования иконографических канонов изображения Иису (стр. 3 из 3)

Ил. 8. Распятие. 1520 г. Кипр

Начиная с V–VI веков, изографы писали разбойников, распятых по обе стороны от Христа (ил. 9). Их имена сохранились в древних источниках, но все они называют разбойников по-разному. В арабском Евангелии детства Спасителя это Тит и Думах; в Евангелии Никодима – Дисмас и Гестас; в Ерминии Дионисия Фурноаграфиота – Фесда-иерихонец и Дима-галилеянин; в рукописи XVI века из библиотеки новгородской Софии – Араг и Геста; в Слове о страданиях и крестной смерти Христа по рукописям XVI–XVII веков – Дизмас и Гевьста; в лицевых подлинниках, посвященных страстям Господним, – Дижмон и Эста.

На Руси благоразумный разбойник на северных алтарных дверях обозначался как Рах, но, по мнению Покровского, это имя не связано ни с какими литературными источниками. Происхождение его неизвестно. Чтобы подчеркнуть иерархическое значение центрального образа, большинство иконописцев стремилось иконографически выявить и показать различия между Спасителем и разбойниками даже в деталях. Так, основной одеждой, прикрывающей наготу несчастных, была не повязка, а перизома; ко крестам, как уже говорилось, разбойники чаще не пригвождались, а привязывались; на миниатюре Евангелия из университетской библиотеки в Афинах (XII в.) мы видим у Господа крест семиконечный, а у разбойников – четырехконечный. Скорее всего, существовал и ряд других отличий, здесь неучтенных. Дальше дифференциация шла непосредственно между разбойниками: в начале Средневековья с бородой изображался злонравный Гестас, позже – благоразумный Дисмас, ибо на заре христианства сказывались еще античные понятия о красоте, а с развитием христианского мировоззрения борода становилась одним из немаловажных признаков образа Христа в человеке (вспомним в связи с этим хотя бы сопротивление русских старообрядцев бритью бород).

Ил. 9. Распятие. XV в. Греция

В заключение необходимо особенно подчеркнуть важность иконографических деталей, хотя мы рассмотрели их далеко не все. Как учат святые отцы, в Церкви нет и не может быть ничего лишнего. Так и в иконе. Она есть следствие Боговоплощения, она источник постижения Божественной Премудрости, ибо в ней все возвещено небом и осмыслено соборным сознанием. В этом мы могли убедиться на примере одного из центральных живописных образов православного храма.