Домовой-дворовой
Как ни просто деревенское хозяйство, как ни мелка, по-видимому, вся обстановка домашнего быта, но одному домовому-доможилу со всем не управиться. Не только у богатого, но у всякого мужика для домового издревле полагаются помощники. Их работа в одних местах не считается за самостоятельную и вся целиком приписывается одному "хозяину". В других же местах умеют догадливо различать труды каждого домашнего Духа в отдельности. Домовому-доможилу приданы в помощь: дворовой, банник, овинник (он же и гуменник) и шишимора-кикимора;
Дворовой-домовой получил свое имя по месту обычного жительства, а по характеру отношений к домовладельцам он причислен к злым духам, и все рассказы о нем сводятся к мучениям тех домашних животных, которых он невзлюбил (всегда неизменно дружит только с собакой и козлом). Это он устаивает так, что скотина спадает с тела, отбиваясь от корму; он же путает ей гриву, обрезает и общипывает хвост и пр. Это против него всякий хозяин на потолке хлева или конюшни поднавешивает убитую сороку, так как дворовой-домовой ненавидит эту сплетницу-птицу. Это его, наконец, стараются ублажать всякими мерами, предупреждать его желания, угождать его вкусам: не держать белых кошек, белых собак и сивых лошадей (соловых и буланых он тоже обижает, а холит и гладит вороных и серых). Если же случится так, что нельзя отказаться от покупки лошадей нелюбимой масти, то их вводят во двор, пригоняя с базара, не иначе как через овчинную шубу, разостланную в воротах, шерстью вверх. С особенным вниманием точно так же хозяйки ухаживают около новорожденных животных, зная, что дворовой не любит ни телят, ни овец: либо изломает, либо и вовсе задушит. Поэтому-то таких новорожденных и стараются всегда унести из хлева и поселяют в избе вместе с ребятами, окружая их таким же попечением: принесенного сейчас же суют головой в устье печи, или, как говорят, "подомляют" (сродняют с домом). На дворе этому домовому не подчинены одни только куры: у них имеется свой бог.
По вологодским местам крестьяне, обезумевшие от злых проказ дворовых, тычут навозными вилами в нижние бревна двора с приговором: "Вот тебе, вот тебе за то-то и за то-то". По некоторым местам (например в Новгородской губ.) догадливый и знающий хозяин запасается ниткой из савана мертвеца, вплетает ее в трехвостную ременную плеть и залепляет воском. В самую полночь, засветив эту нитку и держа ее в левой, руке, он идет во двор и бьет плетью по всем (углам хлева и под яслями: авось, как-нибудь попадет в виновного.
В Вологодской губернии (в Кадниковском уезде, Васьяновокой волости) злой "дворовушко" позавидовал своему соседу, доброму дворовушке, в том, что у того и коровы сыты, и у лошадей шерсть гладка и даже лоснится. Злой провертел дыру в чане, в котором добряк дворовой возил в полночь с реки воду. Лил потом добряк, лил воду в чан и все ждал, пока она сравняется с краями, да так и не дождался: и с горя на месте повис под нижней губой лошадки ледяной сосулькой в виде "маленького человека в шерсти".
Оттуда же (из-под Кадникова) получена и такая повесть (записанная в дер. Куровской, как событие 80-х годов прошлого столетия).
"Жила у нас старая девка, незамужняя; звали ее Ольгой. Ну, все и ходил к ней дворовушко спать по ночам и всякий раз заплетал ей косу и наказывал: "Если ты будешь ее расплетать да чесать, то я тебя задавлю". Так она и жила нечесой до 35 годов, и не мыла головы, и гребня у себя не держала. Только выдумала она выйти замуж, и, когда настал девичник, пошли девки в баню и ее повели с собой, незамужнюю ту, старую девку, невесту ту. В бане стали ее мыть. Начали расплетать косу и долго не могли ее расчесать: так-то круто закрепил ее дворовушко. На другое утро надо было венчаться - пришли к невесте, а она в постели лежит мертвая и вся черная: дворовушко-то ее и задавил".
И замечательно, что во всех подобных рассказах нет противоречий между полученными из северных лесных губерний и теми, которые присланы из черноземной полосы Великороссии (из губ. Орловской, Пензенской и Тамбовской). В сообщениях из этих губерний замечается лишь разница в приемах умилостивления.
Домовые-дворовые обязательно полагаются для каждого деревенского двора, как домовой-доможил для каждой избы и баенники для всякой бани, овинники или гуменники для всех 0ез исключения риг и гумен (гумен, открытых со всех сторон, и из риг, прикрытых бревенчатыми срубами с непротекающими крышами). Вся эта нечисть - те же домовые, отличные лишь по более злобным свойствам, по месту жительства и по затейным проказам.
Баенник
Закоптелыми и обветшалыми стоят врассыпную по оврагам и косогорам утлые баньки, нарочно выставленные из порядка прочих деревенских строений, готовые вспыхнуть как порох, непрочные и недолговечные. По всем внешним признакам видно, что об них никто не заботился, и, изживая недолгий век в полном забросе, бани всегда имеют вид зданий, обреченных на слом. А между тем их задымленные стены слышат первые крики новорожденного русской крестьянской семьи и первые вздохи будущего кормильца-пахаря. Здесь в жарком пару расправляет он, когда придет в возраст, натруженные тяжелой работой члены тела и смывает трудовой пот, чтобы освеженным и подбодренным идти на новые бесконечные труды. Сюда несет свою тоску молодая девушка, обреченная посвятить свои силы чужой семье и отдать свою волю в иные руки; здесь в последний раз тоскует она о родительском доме накануне того дня, когда примет "закон" и благословение церкви. Под такими тягостными впечатлениями в одном из причетов, засчитывающих баню-парушку в число живых недоброхотов, выговорилось про нее такое укоризненное слово:
На чужой-то на сторонушке,
На злодейке незнакомой:
На болоте баня рублена,
По сырому бору катана,
На лютых зверях вожена,
На проклятом месте ставлена.
Укоры справедливы. Несмотря на то что "баня парит, баня правит, баня все исправит", - она издревле признается нечистым местом, а после полуночи считается даже опасным и страшным: не всякий решается туда заглянуть и каждый готов ожидать какой-нибудь неприятности, какой-нибудь случайности и неожиданной встречи. Такая встреча может произойти с тем нечистым духом из нежити, который, под именем баенника, поселяется во всякой бане за каменкой, всего же чаще под полком, на котором обычно парятся. Всему русскому люду известен он за злого недоброхота. "Нет злее баенника, да нет его добрее", - говорят в коренной новгородчине под Белозерском; но здесь же твердо верят в его всегдашнюю готовность вредить и строго соблюдают правила угодничества и заискиванья.
Верят, что баенник всегда моется после всех, обыкновенно разделяющихся на три очереди, а потому четвертой перемены или четвертого пара все боятся: "он" накинется - станет бросаться горячими камнями из каменки, плескаться кипятком; если не убежишь умеючи, т. е. задом наперед, он может совсем запарить. Этот час дух считает своим и позволяет мыться только чертям; для людей же банная пора в деревнях обыкновенно полагается около 5-7 часов пополудни.
После трех перемен посетителей в бане моются черти, лешие, овинники и сами баенники. Если кто-нибудь в это время пойдет париться в баню, то живым оттуда не выйдет: черти его задушат, а людям покажется, что тот человек угорел или запарился. Это поверье о четвертой, роковой банной "смене" распространено на Руси повсеместно.
Заискивают расположение баенника тем, что приносят ему угощение из куска ржаного хлеба, круто посыпанного крупной солью. А чтобы навсегда отнять у него силу и охоту вредить, ему приносят в дар черную курицу. Когда выстроят, после пожара, новую баню, то такую курицу, не ощипывая перьев, душат (а не режут) и в таком виде закапывают в землю под порогом бани, стараясь подогнать время под чистый четверг. Закопавши курицу, уходят из бани задом и все время отвешивают поклоны на баню бессменному и сердитому жильцу ее. Баенник стремится владеть баней нераздельно и недоволен всякими, покусившимися на его права, хотя бы и временно. Зная про то, редкий путник, застигнутый ночью, решится искать здесь приюта, кроме разве сибирских бродяг и беглых, которым, как известно, все на свете нипочем. Идущий же на заработки и не имеющий чем заплатить за ночлег, предпочитает выспаться где-нибудь в стогу, под сараем, под ракитовым или можжевеловым кустом. Насколько баенник высоко ценит прямую цель назначения своего жилища, видно из того, что он мстит тем хозяевам, которые это назначение изменяют. Так, во многих северных лесных местностях (например, в Вологодской губ.) в баню вовсе не ходят, предпочитая париться в печках, которые занимают целую 1/3 избы. Бани же здесь хотя и существуют, но благодаря хорошим урожаям льна и по причине усиленных заграничных требований этого продукта, сбываемого через архангельский порт, они превращены в маленькие фабрички-трепальни и чесальни.
Тех, кто залезает в печь, баенник, помимо власти и разрешения домового, иногда так плотно заставляет заслонкой, что либо вытащат их в обмороке, либо они совсем задохнутся15. Не любит баенник также и тех смельчаков, которые хвастаются посещением его жилища не в указанное время. Так как на нем лежит прямая обязанность удалять из бани угар, то в его же праве наводить угар на тех, кем он недоволен. На такие случаи существует много рассказов.