В «Сказании о Магмете - салтане» И.С.Пересветов осуждает взимание судьями неправильных «посулов» - взяток: «…да по мале времени обыскал царь судей своих, как они судят, и на них довели пред царем злоемство, что они по посулам судят».[11]. В «Сказании о царе Константине» того же Пересветова И.С. речь идет о «вельможах», которые «неправедными суды своими,емлючи посулы со обоих стран, с правого и с виноватого, и казны свои наполняли златом, и сребром, и многоценными камением,нечистым своим собранием»[12].
Статья 3 Судебника 1497 г. определяет размеры пошлин, которые могут взимать с признанного по суду виновным судьи, разбиравшие дело. О взимании пошлин с дела пропорционально цене иска говорят и другие памятники права XIV – XV вв. размеры пошлин по Судебнику значительно понижены по сравнению с Двинской Уставной Грамотой. По-видимому, ст. 3 Судебника 1497г. направлено против Московской губной записи. Создание централизованного государства требовало упорядочения судебных сборов.
Также ст. 33 и 34 запрещают недельщикам брать посулы с тяжущихся для судей и лично для себя. Ст. 68 говорит, что решение о том, чтобы по всем городам и волостям Русского централизованного государства было объявлено запрещение взимать «посулы» и давать ложные показания на суде, указывает на стремление великокняжеской власти к широкому распространению Судебника как кодекса действующего феодального права.
Уголовным преступлением взяточничество было признано в период царствования Ивана IV по Судебнику 1550 года. В качестве мер ответственности предусматривалось наказание в виде временного и бессрочного тюремного заключения. Об этом говорят статьи 4,32,53,62,68.
Судебник 1589г. – в ст.3 за неправильно решенное дело, вследствие посула, взятого целовальником, подъячим или судьей, «исцов иск и пошлины на царя государя», «втрое взыскиваются» на одном судье – как лице, которому были подчинены целовальник и подъячий. По сравнению с Судебником 1550г., в ст. 3 выпущены слова «а в пене, что государь укажет», вероятно, потому, что дело о посуле, взятом должностными лицами в волостном суде, невозможно было доводить до верховной власти. Скорей всего преступления выборного судьи разбирал и судил волостной мир.
В ст.80, например, запрещает недельщикам брать посулы для себя или для судей бояр, окольничих, дворецких и т.д. Наказывалось торговой казнью или битьем кнутом.
В России коррупционное поведение лиц, состоящих на государственной службе, именовалось «лихоимством». И ввиду его опасности для государственной службы и соответственно для государства в целом борьбу с ним вели практически все правители и правительства нашей страны.
Поговорка «на посуле, как на стуле» неразрывно связала российского чиновника и «посул» - взятку.[13]Откуда в российской жизни сформировалось это глубокое убеждение в неискоренимости коррупции в России? Как отмечает П.В.Седов, ответ на этот вопрос удалось отыскать в весьма неожиданном месте: монастырских архивах.[14]Это обусловлено тем, что частые пожары были великим бедствием для деревянной Руси. В огне безвозвратно погибала большая часть ценнейших архивов центральных учреждений. А каменные стены монастырей сохранили для потомков многие документы, в том числе расходные книги. В этих архивах детально рассказывается о том, как представителям монастыря приходилось обивать пороги приказов, на какие условия идти, чтобы провести подъячих, защитить интересы обители. Эти материалы позволяют представить обширную картину подношений в приказах в конце XVI – XVII вв., на заре становления российской бюрократии. Подношения в приказах носили различный характер. Во-первых, это была так называемая «почесть», которая предлагалась челобитчиком заранее для успешного ведения дела. Во-вторых, приказным давали и за конкретную их работу с целью ее ускорения. И, в-третьих, они получали «посулы» за нарушение закона. По понятиям допетровской Руси, именно попосулы и были собственно взятками в современном смысле этого слова, в то же время как «почесть» и отдельная плата за составление бумаг не преследовалась законом.[15]Существо «почести» в системе государственной службы состояло не в материальной ценности подносимого, но в самом факте почтения. Подношение икон, святой воды, яиц к Пасхе наиболее точно выражает этот нематериальный характер «почести». И иконы с дорогими окладами стоили немалых денег, однако в допетровской Руси было весьма стойким убеждение, что икона не может иметь денежного выражения: в случае покупки иконы употреблялось выражение «мена». Принимая икону, приказные получали, таким образом, от монастыря благословение. Кроме икон, большим спросом пользовались издания типографии Иверского монастыря.[16]Другие монастыри сотнями раздавали приказным ложки, стаканы, ковши, щетки, гребни и т.п. Но наиболее массовыми подношениями «в почесть» были калачи и пироги. Их несли как состоятельные, так и бедные просители. Иконы, а также калачи и рыба, если ее было немного, принадлежали к разряду «почести», которую можно было принять, не беря обязательств в деле. Челобитчики не упускали случая поздравить приказных с новосельем, именинами, свадьбами близких или выразить свои сожаления по случаю какого – либо несчастья. Такие же подношения, включая рыбу и вино, делались и в связи с новым служебным назначением. Без «почести» было трудно даже подступиться ко вновь назначенным приказным. «Почесть» носила характер своеобразного соглашения – в обмен на нее приказные люди как бы брали на себя обязательство благожелательно отнестись к челобитчику. Но даже «законная» рыба в «почесть» к празднику, как это осознавалось обеими сторонами, не могла влиять на ход дела в приказе. Монастыри, владевшие соляными промыслами, ежегодно привозили в Москву в «почесть» также и соль. Самые крупные подношения, до 100 – 300 пудов, доставались покровителям монастыря и думным людям. Обычай систематического снабжения приказных солью в XVIIв. восходил к традициям предшествующего времени, когда содержание чиновников было делом подвластного им населения. К разряду «почести» XVIIв. Можно отнести и весьма частое кормление дьяков и подъячих обедами. Не получив причитающуюся им «почесть», приказные люди считали себя вправе напомнить об этом челобитчикам. «Почесть» как форма добровольного приношения на Руси призвана выразить уважение к тому, кто ее удостаивался. Уважительное значение «почести» присутствует и в русском обычае одаривать уважаемого человека, и в особенности высокое начальство. Этот обычай существует и поныне, он есть не что иное, как видоизмененная практика подношений средневековой Руси. Вместе с тем, в XVIIв. За старым понятием «почести» нетрудно разглядеть иное содержание, «почесть» все более приобретает значение разрешенной взятки. Эта трансформация подношений в XVIIв. Как нельзя лучше трансформирует происхождение мздоимства, которое расцвело на почве широкой практики подношений «почести» чиновникам, формально не запрещенной в допетровской Руси. Другая категория подношений в приказах связана с расходами на само ведение и оформление дел, помимо этого четко соблюдался обычай пригласить чиновника выпить чарку вина. Следует сказать, что все эти доходы учитывались властями при определении размера жалованья, если в приказе было много дел, с которых можно было «кормиться», то им платили меньше жалованья из казны, и наоборот. Впрочем, эти компенсации лишь в незначительной степени могли заменить подношения от челобитчиков. Таким образом, практика «кормления от дел» была частью государственной системы содержания чиновничества XVIIв.
Среди подношений приказным людям по расходным монастырским книгам разительно выделяются крупные траты, зачастую прямо называемые «посулами». Граница между разрешительной платой за приказную работу и незаконным «посулом» составляла 1-2 рубля. Как правило, размер «посула» не превышал 50-100 рублей, и нередко он был следствием вымогательства приказных, а жаловаться на приказного, взявшего «посул», было небезопасно, если не было сильного заступника при дворе или приказе.
Законодательные памятники позволяют проследить отрицательное отношение к «посулам» еще со времен, предшествующих появлению приказов. Законодательство решительно осуждает «посулы», понимая под ним подношения, связанные с неправильным решением дела. Этот же взгляд получил развитие в Соборном Уложении 1649г., где тема «посула» разработана с большей полнотой. Однако законодательство никак не регламентировало и даже не упоминало «почесть» и подношения «за работу», которые, таким образом, молчаливо разрешались. Но в отличие от Соборного Уложения, общественное сознание второй половины XVIIв. Осуждало не только «посулы», но и другие подношения приказным. Все эти подношения в целом в десятки раз превышали жалованье из казны, в связи, с чем такая структура доходов приказных была существенным препятствием для властей в борьбе с волокитой и мздоимством, составляющим основной источник доходов дьяков и подъячих. Большого труда стоило также заставить дьяков и подъячих отбывать положенное время на службе, поскольку челобитчики ожидали приказных на их подворьях, куда и везли самые ценные подношения.
Надо отметить что уголовное право в XVIIв. развивалось в условиях резкого обострения классовых противоречий. Заметным стимулом его развития, расширения круга деяний, подлежащих уголовному преследованию, послужили события начала XVIIв. и восстания 30 – 40-х гг. Уголовное законодательство принимало все более карательный характер. Это нашло воплощение в Уложении 1649г. Уложение впервые дает определенную классификацию преступлений. Были выделены специальные подгруппы преступлений – государственные (политические) и против порядка управления. Собственно уголовные преступления можно подразделить на две подгруппы – должностные и против прав и жизни частных лиц. О них говорится главным образом в XXI, и отчасти в XXII главах.[17]