Обитель дервишей
Бог един, но люди по-разному обращаются к нему. СоборСвятого Николая стоит рядом с мечетью Джума-Джами, и при желании это можно рассматривать не как случайность. Здесь православные, там правоверные. Как на Западе христианство наступало, подминало и вбирало в себя языческие культы, так ислам подминал под себя и синтезировал предшествовавшие восточные верования. В древних священных местах строилисьновые храмы, и многие языческие обычаи ложились в основу объединяющей религии. Одним из ее направлений стал в VIII веке суфизм — братство дервишей, очень распространенное на средневековом Востоке. Ведь в одном только Константинополе насчитывалось до двухсот орденов странствующих мусульманских монахов! Были они и в Крыму.
Что же такое суфизм? С уверенностью можно сказать только то, что он — одно из самых парадоксальных и при этом самых устойчивых явлений религиозной культуры Востока. Нынешний глава суфийского ордена Ниматуллахи шейх Джа-вад Нурбахш пробует дать такое определение: «Суфизм — это путь к Истине,единственное средство передвижения на котором — Любовь. Метод суфизма состоит в том, чтобы смотреть только в одном направлении, а его единственная цель — Бог». В духовном самосовершенствовании, в мистике, в эзотерике суфизм образует мостик между культурами Запада и Востока. «Уединение в обществе, странствия на родине, внешне с людьми, внутренне с Богом». Так говорил о религиозной деятельности странствующих суфийских монахов — дервишей — Бахааддин Накшбанд (XIV век), один из самых известных наставников «Пути к Истине». Но сколько бы ни рассказывали об этом «Пути» — все объяснения получатся неточными, примитивными и, в конечном итоге, ненужными. Такова природа суфизма, ее надо почувствовать, чтобы понять. Даже сами шейхи утверждают: «Все то, что можно выразить словами, не есть суфизм». Поэт Джалаладдин Руми (XIII век) выразил это еще доходчивее: «Когда влюблен, стыжусь всего, что о любви сказал». Об этой же любви говорит он с присущим поэту максимализмом: «Опь-янись ею так, чтоб не проснуться и во время Страшного Суда!»
Знаменитый суфий и теолог XI—XII веков Аль-Газали сказал подробнее, и на этом любопытном, запоминающемся утверждении целесообразно поставить точку (по крайней мере, для нашей книги) в попытках объяснить, что же такое суфизм. Все, что представляет собой наибольшую ценность для суфистов, говорил Аль-Газали, «не поддается изучению, а постигается непосредственным опытом, через экстаз и внутреннюю трансформацию. Пьяному не обязательно знать, как определяется опьянение, каковы его причины и условия, однако он пьян, в то время как человек, знающий теорию, остается трезвым».
Что ж, коль бессильны обычные слова, на помощь приходит музыка. «Когда слышна музыка, душа обоняет благоухание Возлюбленной» (Сааддин Хамуйа). Обычным учебным материалом для постижения Пути служили притчи, поэтические сказания. Многие истории о Ходже Насреддине, сказки «Тысячи и одной ночи» — все того же суфийского происхождения.
В Евпатории это единственное здание текие (приюта) дервишей, построенное, как полагают, в XVI веке. Оно представляет собой комплекс из монастыря и мечети. Есть во дворе свой колодец и маленький, характерный для Крыма, минарет. Кстати, минарет в мечети Джума-Джами высокий, и это лишний раз подтверждает его турецкое происхождение, потому что, чем больше город, тем выше должна быть кафедра для общения муэдзина с народом. В Крыму, где не было больших городов, никогда не строили высоких минаретов; поначалу к верующим обращались с природных возвышенностей, с каменных валунов. В архитектуре монастыря видно сильное влияние Византии, но выстроен он в восточном стиле. Даже кладка стен имеет признаки Востока: все эти камни различны по размерам. Разве нельзя было заставить рабов вытесать одинаковые камни-плиты, как строят на Западе? Но нет, гармония Востока состоит как раз в этой подчиненной единому замыслу разновеликости.
Ни об авторе проекта, ни о времени постройки монастыря нет достоверных сведений. Здание напоминает медресе Зинд-жирли в Бахчисарае и мечеть Джума-Джами — такой же зал в основе, в который выходят восемнадцать монашеских келий. Над квадратным залом надстроен шестигранник с крышей в виде купола. Сколь обширен зал, столь малы и тесны кельи. Каждая имеет только узкое окошко и углубление в стене для светильника. Через это окно не виден и не слышен окружающий мир. Чтобы попытаться понять состояние дервиша, уединенного в келье, надо войти в нее самому, обязательно войти и послушать ту тишину и представить себя в том времени, в тех необъяснимых для нас устремлениях. В келье останавливается время, замирает дух. Отсюда все далеко, это некое преддверие другого мира! Монах ищет путь к Богу, он слышит и видит Бога, он совершенствуется, чтобы приблизиться к Нему... И как только научится входить в состояние экстаза и общаться с Богом, он может уйти, чтобы самому стать шейхом (наставником братства), чтобы создать свой монастырь. А пока он служит этой идее и раз в день выходит в мир принять подаяние, «сидя у врат Аллаха».
Да, ведь только ради любви к Богу стоит жить, все остальное — суета! Дервиши считали, что нельзя жить ни ради семьи, ни ради накопления благ, ибо все это временно. Только отречась от мирской жизни, ты возвращаешься к истоку, ощущаешь начало своего рождения и проникаешься будущим посмертным существованием, то есть, начинаешь понимать и чувствовать то, что не дается рядовому человеку. Как большое искусство страны подпитывается народным творчеством, так религия Востока неотделима от монастырей, прошлое и, может быть, будущее назначение которых — подпитывать мусульманскую веру. Исследователи-теологи не пришли к общему мнению, является ли суфизм ответвлением ислама или, наоборот, ислам возник на земле, утоптанной босыми ногами странствующих дервишей.
Слово суфий происходит от арабского «суф» — шерсть. Из шерсти ткали одежду аскетам — плащи, в которых странствовали монахи по миру, совершенствуя дух. Их путь (Тарикат) заключал в себе, на фоне убежденного пренебрежения к материальным благам, пляски и воспевания святых имен, введение себя в экстаз.
Существовало пять основных направлений суфизма, от религиозно-благочестивых до почти атеистических, от реакционно-изуверных до высоко-гуманистических, от туманно-эклектических доктрин до строгих философских систем.
Вращаясь вокруг своей правой ноги, выкрикивая при этом суры Корана и стихи поэтов, дервиши впадали в экстаз (сэма). Человек при этом ощущал нечто большее, чем приближение к Богу, не зря же истинный дух учения внерелигиозен. «Я самодостаточен, значит, я и есть Бог!» — воскликнул однажды Руми. И развил дерзкую мысль в стихотворении:
Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы,
Поиски оставьте эти, вы есть Он, а Он — есть вы.
Вы — посланники Господни, вы пророка вознесли,
Вы — закона дух и буква, веры твердь, ислама львы,
Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось
Богослов, не понимая суть Божественной канвы.
Есть предание, что этот поэт слагал стихи свои (газели) во время суфийских радений, находясь в трансе. Потому и завораживают эти газели переливами, словесными волнами земного и небесного. Их и теперь исполняют на этих таинственных обрядах. Конечно, суфии с их инакомыслием и инаковерием не могли не вызывать раздражения среди наставников традиционного ислама. Но гонения на них были не сопоставимы с преследованиями еретиков христианской инквизицией! Суфийские ордены получили очень широкое распространение на Востоке в XI веке. В этом был и некий вызов официальному исламу, и попытка создать среди всех людей братство одной веры. Но главное, суфисты стремились найти путь к Богу сами, без посредников. Самостоятельно они оценивали и свои успехи. Приезжая в Евpoпy, суфии давали толчок возникновению рыцарских орденов. Прикрываясь официальным христианством (как на Востоке прикрывались исламом), там занимались различными видами медитаций, направленных на духовный поиск. Под влиянием суфизма в европейской культуре возникла традиция воплощения Бога в женственном, романтическое служение рыцарей Прекрасной Даме. Таков и пушкинский «рыцарь бедный»:
Полон чистою любовью,
Верен сладостной мечте,
А.М.Д. своею кровью
Начертал он на щите.
Русская религиозная философия («софиология В. С. Соловьева, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова) и поэзия русского символизма носят следы влияния все того же неистребимого суфизма.
И все же восточному поэту, уже знакомому нам Руми, принадлежит строка, объясняющая природу суфизма доходчивее многих пространных и подробных теорий западных философов и богословов. Так получается потому, что ее, эту природу, надо не объяснять, а лишь помогать почувствовать: «Прежде чем в этом мире появился сад, виноградная лоза и виноград, наши души уже были пьяны от вина бессмертия». Он оказался прав, избранник среди тысяч последователей: не умерло имя Руми вместе с телесной оболочкой. Свободный поиск истины, надежда на приближение к единому создателю, не названному даже по имени, ибо он — все, позволяли так же свободно развиваться человеческим дарованиям. Доколе существует мир, людей творческих будет угнетать все, что насаждается, в том числе официальная религия. Не потому лиименно суфизм дал миру столько великих поэтов: Рудаки, Низами, Аттара, Саади, Хайяма...
Дервиш служит Богу не ради райских благ и ие из страха адских мук. Единственное, чего он жаждет, это Истина. Его позиция благородна, как все великое и бескорыстное: «Если я служу Тебе, потому что боюсь Ада, брось меня в Ад. Если я служу Тебе в надежде на Рай, лиши меня Рая» (Рабийя).