В то же время Константин освободил духовенство от государственных повинностей, приравняв его к прочим чиновникам, заявляя в письме к карфагенскому епископу Цецилиану, что эта привилегия дается церкви, признающей в Карфагене своим епископом только его, Цецилиана. Этим Константин не только заключал союз с «алтарем», но и поставил себя в положение судьи в вопросах законности действий и власти епископов и положил начало созданию христианской государственной церкви с ведущей ролью императора (цезарепапизм). Церковь в правление епископа Сильвестра (314–335) шла под попечение Константина тем охотнее, чем щедрее раздавались высшим представителям церкви юридические и финансовые, а также всякого рода почетные привилегии; бесцветный Сильвестр без колебаний принимал эти дары, обязывавшие папу к признательности. Позднее (в конце V в.) была создана легенда, что Сильвестр излечил Константина от слепоты в той крестильной церкви, которой император пожертвовал самую значительную земельную ренту.
Между тем Константин в 324 г. одержал победу над Лицинием, правителем Востока, проводившим, вопреки «Миланскому эдикту», враждебную христианам политику. Эта победа сделала Константина единым правителем всей империи в тот момент, когда в ее восточной половине шла ожесточенная борьба между александрийским пресвитером Арием и епископом Александром. Арий отрицал тождественность, единосущность бога-отца и бога-сына; сын не существовал до рождения, не может быть изначален: творение не может равняться творцу. По существу, Арий стоял на той монархианской позиции, которая была уже признана ересью и осуждена. Когда епископ Александр осудил Ария и поддерживавших его 11 диаконов и пресвитеров, Сильвестр не только одобрил это решение, но и известил о нем все епископии Запада. Однако Арий нашел много сторонников на Востоке, притом очень влиятельных, и Константин, опасавшийся, что раскол церкви может вызвать отпадение отдельных частей от империи, отправил в Египет близкого ему епископа Осия для восстановления единства церкви. Осий вместе с епископом Александром выработали специальный термин для определения отношения между богом и сыном – «единосущный» (homousios). Осии удалось убедить Константина в том, что этот термин должен быть признан во всем христианском мире путем провозглашения его вселенским собором.
Таковы были предпосылки созыва Никейского собора 325 г. и принятия им, по требованию Константина, догмата о троичности бога – «един в трех лицах». Сильвестр играл при этом совершенно незначительную роль. Среди членов собора (более 250) было всего четыре представителя Запада (не считая Осии); Рим послал лишь двух пресвитеров:
Так как никейский «символ веры» был продиктован императором, то все христиане обязаны были, под страхом оказаться государственными преступниками, ему повиноваться. После этого значительно усилились религиозные преследования ариан и всех тех, кто не соглашался в точности исповедовать принятую государственной властью формулу. Ариане противопоставляли «единосущности» (homousios) отца и сына их «подобосущность» (homojusios): буква йот, разделявшая сторонников никейского догмата и ариан, стала как бы причиной раскола церкви.
Однако в Александрии цезарепапизм, сказавшийся на Никейском соборе, вызвал недовольство, так как епископ Афанасий увидел в нем «смертельный удар» церковной независимости, что дало возможность арианам использовать «никейца» Афанасия в борьбе против Константина. Император Константин, который подходил к религии с точки
зрения политической, как главной опоре общественного порядка, испугался роста недовольства его политикой и перешел на сторону ариан. Отныне преследованиям стали подвергаться сторонники «свободной и независимой» от государственной власти церкви; ариане же очутились в лагере приверженцев императора. Созвав арианский собор 335 г. в Тире (Финикия), осудивший никейский символ веры и принявший формулу «подобия» сына и отца, Константин получил возможность менять основные положения христианского вероучения по собственному произволу. Сам он считал нужным засвидетельствовать перед всей империей свою приверженность новому символу веры. Перед смертью он принял христианство из рук арианца Евсевия, известного церковного историка, сначала находившегося в ссылке за арианство, а затем ставшего интимным советником императора. При преемниках Константина, когда сразу стало три императора, о всеимперском цезарепапизме не могло быть и речи: западная половина империи с ее двумя императорами поддерживала никейский символ. Восток с сыном Константина – Констанцием II защищал арианство. Задача примирения обеих группировок выпала на долю римского епископа Юлия I (337–352), созвавшего в 343 г. собор в Сердике (ныне София). На этом соборе большинство принадлежало Западу, и естественно, что никейский символ был принят в качестве единственного христианского догмата, арианство же было осуждено и квалифицировано как еретическое учение. Произошел раскол между Западом и Востоком. Сердикский собор постановил, что недовольные епископы могли обращаться с апелляцией к папе Юлию I. Хотя это постановление носило частный характер, последующие папы толковали его как исключительную и навсегда данную собором 343 г. привилегию римскому папе. С этого времени папа стал претендовать на верховенство, на примат, который считался отныне освященным Сердикским собором. Претензия эта, однако, была совершенно неосновательна: решения этого собора могли касаться лишь Запада. Восточные епископы ушли с собора и образовали свой в Филиппополе, где были вынесены постановления в арианском духе и где о прерогативах римского епископа не могло быть и речи.
Император Констанций не соглашался на предоставление особых прав главам важнейших епископий. Объявив, «моя воля – вот канон», он отвергал Сердикский собор, так как вождем на нем был епископ Афанасий, борец за «независимость» церкви от императорской власти. При таких обстоятельствах папой стал Либерии (352–366), который получил приказ от императора о созыве в 355 г. собора в Милане. На этом соборе должно было быть строжайше осуждено поведение «независимца» Афанасия и тех, кто не согласился бы на репрессии против него. Несколько членов Миланского собора были отправлены в ссылку. Среди них был и Либерии, сосланный во Фракию. Вместо него был избран арианин Феликс II (355–365). Однако, как только Либерии раскаялся и согласился стать послушным орудием императора, ему вернули римскую кафедру, тем более что он и в догматическом отношении обнаружил не меньшую уступчивость. Формула никейцев «единосущность» и противопоставлявшаяся ей «подобосущность» были фактически ликвидированы заявлением Либерия о том, что разуму человеческому недоступно постичь тайну рождения сына и что об этом «ничего не сказано в св. писании». Так восторжествовало «единство» христианской религии, ценой явного нарушения никейского символа веры. «Наступило тяжелое время, – писал Иероним, – когда весь мир исповедовал арианство».
Тогда-то император Констанций издал указ: «Мы требуем, чтобы сознавшихся в принесении жертв и служении идолам наказывали смертной казнью». Таким образом, от «Миланского эдикта» о веротерпимости и никейского символа веры не осталось ничего, кроме провозглашения «единой христианской религии». С этого момента (за исключением двухлетнего царствования Юлиана Отступника в 361 – 363 гг.) язычество стало по всей империи преследоваться с особой жестокостью. В 416 г. язычники были лишены права занимать государственные должности, в 423 г. язычники упоминались так, как будто бы их уже не существовало, в 448 г. было проведено сожжение антихристианских книг, а при Юстиниане I язычникам было запрещено владеть имуществом и была закрыта их философская школа в Афинах (529). Вся деятельность церкви характеризовалась суровейшей нетерпимостью и кровавыми преследованиями.
Победившее арианство стало распадаться на множество сект. Папа Дамасий, больше рассчитывавший на императора, чем на самого себя, в разрешении бесконечных богословских споров, обратился к императору Феодосию I (379–395). В 381 г. император созвал в Константинополе новый собор, на котором были обсуждены разнообразные символы веры. Император осудил все символы, которыми признавалось разделение троицы, и одобрил только веру в «единосущность». Одобрение это приняло форму императорского указа, нарушение которого влекло за собой самые тяжелые наказания. Те из христиан, кто не разделял взгляда, принятого императором, были объявлены, наравне с
язычниками, врагами государства и подлежали строгому наказанию. За пролитую кровь и за массовое разрушение храмов, библиотек и арианских церквей несут ответственность как император Феодосии, так и папа Дамасий, благословлявший деятельность императора, как создателя единой, всеимперской, обязательной, государственной религии. Феодосии создал единую церковь, а Дамасий признал единственно правильным перевод Библии на латинский язык, сделанный Иеронимом (так называемую вульгату), и требовал уничтожения всех других переводов Библии, не совпадавших полностью с переводом его друга и соратника.
В 401 г. вестготский король Аларих вторгся в Италию и вскоре подошел к Риму. Городом овладела паника. Хотя римскому полководцу Стилихону, вандалу по происхождению, и удалось в 402 г. нанести поражение Алариху, последний тем не менее стал взимать ежегодную дань с Рима в размере 4 тыс. фунтов золота и был даже провозглашен наместником Западной империи. С 408 г. Аларих трижды осаждал Рим и наконец овладел им в 410 г. После ухода Алариха римский папа Иннокентий I (401–417) стал героем дня. Известный христианский поэт Пруденций прославлял папу как спасителя Рима и много сделал для поднятия папского авторитета. Одновременно с Пруденцием Иннокентию курил фимиам и епископ гиппонский (Северная Африка) Августин (350–435), крупнейший церковный авторитет. Фигура Иннокентия I превратилась чуть ли не в героическую. Пользуясь этим, он расширял свою власть и в отношении провинциальных епископов. Буря у берегов Сицилии, поглотившая корабли Алариха и часть его войска, еще более сгустила туман легенд вокруг имени Иннокентия I.