Буддизм-ламаизм в Тибете и Монголии (стр. 2 из 6)

Влияние на ход этой борьбы могли оказывать китайские власти, а также другие соседние государства. Но географические условия Тибета делали трудным вторжение в его центральную часть, поэтому в итоге проблема власти решалась внутренними силами. Внешнее вмешательство оказывалось более действенным лишь тогда, когда та или иная из борющихся сторон обращалась за помощью к иностранному государству. Такой момент наступил во второй половине XIII в., когда настоятель Саскьи обратился к китайскому императору, основателю монгольской династии, Хубилаю.

Император не только отнесся с полным вниманием к просьбе ламы, но и усмотрел в ней повод к религиозной реформе в Китае. Хубилай сам принял буддизм и стал ревностно насаждать его в империи. Он построил большое количество монастырей и храмов, приобрел в Индии и в Тибете реликвии Будды и святых, организовал перевод на тибетский и китайский языки многих священных книг буддизма, предоставил ламам возможности для активной пропаганды в Китае. Буддийское благочестие Хубилая было обусловлено определенными политическими соображениями: он стремился, с одной стороны, при помощи общей религии укрепить единство и централизацию страны, а с другой — приобрести опору в Тибете в лице фактически владевших страной лам.

Преемники Хубилая пошли еще дальше в союзе с ламами. При них ламаистское духовенство свободно хозяйничало не только в Тибете, но и на территории собственно Китая. Сохранилось относящееся к 1326 г. донесение одного чиновника из провинции Шанси, в котором утверждалось, что тибетские ламы являются настоящим бедствием для страны: «Они объезжают западные провинции, наводняют города и вместо подворий останавливаются в частных домах, выгоняют домохозяев, чтобы удобнее пользоваться их женами. Но этого недостаточно, что они ведут распутную жизнь: они отбирают у народа и то небольшое количество денег, какое он имеет. Следовало бы арестовывать этих пиявок, но как действовать против людей, которые изъяты от местного суда и снабжены охранными

грамотами свыше, под защитой которых они считают для себя все позволительным?».

Когда в 1368 г. монгольская династия Юань уступила свое место династии Мин, то императоры новой династии, оставшись верными ламаизму, изменили тактику в отношении характера использования духовенства в Тибете. Если раньше императоры действовали там через один подчиненный им духовный центр, то теперь им представлялось целесообразным раздробить власть, чтобы использовать в своих интересах противоречия между различными духовными инстанциями. Это им понадобилось и для того, чтобы лишить власти господствовавшую группировку Саскьийского монастыря, тесно связанную со свергнутой монгольской династией. Уже первый минский император разделил власть в стране между четырьмя монастырскими центрами, а его преемник в начале XV в. увеличил это Количество до восьми.

К рассматриваемому же времени относится и религиозная реформа тибетского буддизма, связанная с именем Цзонкабы. Значение ее расценивается некоторыми авторами настолько высоко, что ею даже датируется начало превращения тибетского буддизма в ламаизм.

В ламаистской историографии личность Цзонкабы окружена ореолом, сравнимым, пожалуй, с тем прославлением, которому подвергалась личность самого Будды. Его зачатие и рождение были связаны с потрясающими чудесами. Новорожденный появился на свет с седой бородой и величественным выражением лица и сразу стал произносить мудрые проповеди. Реформаторская же его деятельность коснулась преимущественно организации и деятельности ламства.

Ламы-последователи Цзонкабы были объединены общим внешним видом — головным убором желтого цвета, отчего все направление получило наименование желтошапочного. Ламы-желтошапочники должны были пребывать в безбрачиил каковое требование было обязательным далеко не во всех направлениях и сектах буддизма. Безбрачие последователей Цзонкабы послужило основанием к наименованию всего направления «гелюг-па» — «учением добродетельных». Кроме того, Цзонкаба внес некоторые изменения в характер культа, ограничив в нем элемент магии и изгнав наиболее грубые, практиковавшиеся ламами фокусы, вроде глотания ножей, испускания пламени изо рта и т. д. Борьба желтошапочников с другими группировками ламаистского духовенства была упорна и длилась около двух столетий, завершившись победой этого направления.

С именем Цзонкабы нередко связывают сосредоточение всей ламаистской духовной и светской власти в руках двух верховных руководителей — далай-ламы и панчен-ламы. Это основывается на легенде, согласно которой Цзонкаба перед смертью назначил двух своих учеников руководителями ламаистской церкви, причем поручил им в дальнейшем постоянно возрождаться в новых воплощениях. На самом деле титул далай-ламы установлен лишь с середины XVI в., хотя ламаистская историография считает первого его носителя Соднам-джамцо (1543—1588) третьим далай-ламой, после первых двух «великих лам», существовавших после Цзонкабы. Институт же панчен-лам возник еще позднее. Он был установлен пятым далай-ламой Агванлобсаном-джамцо (1617—1682). Таким образом, окончательное сформирование института, связанного с дуумвиратом далай-ламы и панчен-ламы, относится лишь к XVII в.

Второй по счету преемник Цзонкабы, Гедюн-джамцо (1476—1542), еще не именовавшийся далай-ламой, сыграл большую роль в истории ламаистской церкви. Он прочно закрепился в руководстве ею и страной, провел важные административные реформы, в частности учредил должность хутухты для заведования церковными делами и должность «типы» для руководства государственно-светскими. Он чувствовал себя во главе государства и церкви так прочно, что стал проводить независимую политику в отношении Китая. Гедюн-джамцо отказался, например, явиться в Пекин по приглашению императора, а когда за ним прибыл отряд войск, ему было оказано сопротивление и нанесено решительное поражение. Фактически именно в это время Тибет стал окончательно теократическим государством. |

При Гедюне-джамцо была оформлена и теория, дававшая теологическое обоснование всевластию далай-лам и процедуре их назначения. В соответствии с буддистским учением о перевоплощении признавалось, что далай-лама, умирая, перевоплощается в живущего человека, притом младенца, так что после смерти очередного главы церкви и государства остается только найти того хубилгана—воплощенца, в которого вселилась личность далай-ламы, и посадить его на престол. До совершеннолетия нового далай-ламы его функции исполняются состоящими при нем регентами.

Именуемый третьим далай-ламой, Соднам-джамцо был предприимчивым и ловким политиком. Период его правления ознаменован обращением в ламаизм вновь возникшей монгольской империи.

Через 200 лет после изгнания из Китая монгольской династии многочисленные мелкие княжества, образовавшиеся в степях Центральной Азии, вновь слились в сильное государство. Стоявший во главе его Алтан-хан стремился создать империю подобную той, которая когда-то была основана Чингис-ханом. Первым шагом на этом пути должно было быть присоединение Тибета, вторым — завоевание Китая. Тибет можно было завоевать путем принятия ламаизма и разделения власти с далай-ламой. Вполне своевременно Алтану явился во сне Авалокитешвара, который велел ему отправить послов к далай-ламе с приглашением в свою ставку и с просьбой о посвящении в великие истины ламаизма. Далай-лама счел это предложение приемлемым и удобным: не отказываясь от феодального союза с Китаем, он мог использовать тактику лавирования между двумя мощными силами. Он поехал к Алтан-хану, где его встретили с почестями, в числе которых были и особого рода: по пути его следования распространялись слухи о творившихся им чудесах. Всех драконов, обитавших в стране, он по дороге выловил и при помощи заклинаний привел к полной покорности. В случае надобности он без особого труда заставлял реки течь в обратную сторону; копыта лошади, на которой ехал далай-лама, оставляли следы, в начертании которых легко прочитывались слова молитвы, а у самого святейшего было четыре руки,— последнее, кстати сказать, было, вероятно, не так уж трудно выполнить в натуре организаторам сего мероприятия. В том же стиле далай-лама сообщил Алтан-хану, что он уже имел удовольствие знать его триста лет тому назад, а будучи далай-ламой и пребывая в образе настоятеля Саскьийского монастыря, вел переговоры со своим теперешним собеседником, который тогда находился во плоти китайского императора Хубилай-хана. В итоге Монголия была буддизирована.

Последовавшая в 1682 г. смерть пятого далай-ламы явилась поводом к следующему историческому эпизоду. Правивший светскими делами «типа» Сангдже-джамцо вместе с группой высших церковных и светских сановников решил скрыть смерть далай-ламы как от народа, так и, в особенности, от китайского императора. Было объявлено, что воплощение Авалокитешвары уединилось в глубине своего дворца, чтобы предаться там богословским размышлениям и мистическому созерцанию, так что доступа к нему никто не имеет. Целью этой аферы было, очевидно, обеспечение условий для реализации честолюбивых планов самого «типы» и его приближенных лам и феодалов, стремившихся к внешним завоеваниям. Пользуясь именем умершего далай-ламы, «типа» в союзе с джунгарским ханом Галданом начал кровопролитную войну с монголами. Только через 16 лет он признал, что далай-ламы нет в живых. Были устроены грандиозные похороны, в которых приняло участие около 100 тыс. лам, а затем был возведен на престол новый живой бог, при котором начались междоусобные вооруженные столкновения. После длительной борьбы положение несколько стабилизировалось.

Одним из важных деяний пятого далай-ламы было установление института панчен-ламства: он дал титул панчен-ринпоче («великий ученый-драгоценность») своему наставнику, настоятелю монастыря в Трашилхунпо. Вместе с тем панчен-ринпоче был объявлен воплощением будды Амитабы. Вероятно, при установлении нового института пятый далай-лама исходил из того, что этим он обеспечивал себе поддержку одного из наиболее авторитетных представителей ламаистского духовенства. Но последствия данного акта шли значительно дальше первоначального замысла. В ламаизме образовалось своеобразное двоецентрие, и, хотя значение далай-ламы формально и фактически всегда было выше значения панчен-ламы, в некоторые моменты истории ламаистской церкви последний выходил на первый план и играл решающую роль. Соперничество между двумя верховными главами ламаизма использовали в своих интересах китайские императоры, а со второй половины XIX в.— англичане.