Смекни!
smekni.com

Нераздельно и неслиянно (стр. 2 из 4)

Из писаний Св. Отцов видно, что в их понимании взаимодействие печали и радости порождает новое состояние: радость и печаль не сменяют друг друга, а сосуществуют в неразрывном единстве. "С усилием держи блаженное радостопечалие святого умиления, и не преставай упражняться в сем делании, пока оно не поставит тебя выше всего земного и представит чистым Христу", — призывает прп. Иоанн Лествичник. И прп. Симеон Новый Богослов поучает: "Всякому надлежит рассматривать себя и внимать себе разумно, чтобы ни на надежду одну не полагаться без плача по Богу и смирения, ни опять на смирение и слезы не полагаться без последования им надежды и радости духовной". Кратко и очень ярко выразил ту же мысль прп. Григорий Синаит: "... Величайшее есть оружие — держать себя в молитве и плаче, чтобы от молитвенной радости не впасть в самомнение, но сохранить себя невредимым, избрав радостопечалие" (Добротолюбие 1992:5,162).(4) Итак, как печаль, так и радость одна без другой и в своих крайних проявлениях — опасны. Ни радости без печали, ни печали без радости, ибо источник их обеих — Бог. Внутреннее состояние верующего — это соединение радости и печали, и оно антиномично. Радость и печаль гармонично со-пребывают в человеке, радостопечалие — это неуловимое, подвижное равновесие. "Снятие" здесь означало бы уклонение либо в уныние и отчаяние, либо в самомнение и гордость. Антиномичность радостопечалия предохраняет верующего и от того, и от другого.(5)

Антиномично в идеале и, как правило, стремится к антиномичности православное богословие. С раннехристианской эпохи богословие принято разделять на положительное (катафатическое) и отрицательное (апофатическое). Прп. Максим Исповедник в комментариях на св. Дионисия Ареопагита увязывает существование положительного и отрицательного богословия с тем, что Сам Господь есть "и Утверждение, и Отрицание всего". Положительное богословие — это метод "прибавления", а отрицательное — "отъятия". "Прибавления — это когда что-то положительным образом говорится о Боге, например, что Он — Жизнь, Свет и тому подобное. Отъятия же — это когда что-то отрицается как чуждое Богу, например, что Бог не есть тело...". Для прп. Максима, позже для свт. Григория Паламы отрицательное богословие выше утвердительного; в богословии его "следует предпочитать", как советует св. Дионисий.

Удивительные и непревзойденные образцы отрицательного богословия мы находим именно у него: "Итак, мы утверждаем, что Причина всего, будучи выше всего, и несущностна, и нежизненна, не бессловесна, не лишена ума и не есть тело; не имеет образа, ни вида, ни качества, или количества, или величины; на каком-то месте не пребывает, невидима, чувственного осязания не имеет; не воспринимает и воспринимаемой не является...". Сказанное касается области чувственного; в следующей же главе св. Дионисий подробно пишет о том, что Первопричина не является также ничем из умопостигаемого, будучи неизмеримо выше его: "Далее восходя, говорим, что Она не душа, не ум; ни воображение, или мнения, или слова, или разумения Она не имеет; и Она не есть ни слово, ни мысль; Она и словом не выразима и не уразумеваема... и Она не стоит, не движется, не пребывает в покое, не имеет силы и не является ни силой, ни светом; Она не живет и не жизнь; Она не есть ни сущность, ни век, ни время... к Ней совершенно неприменимы ни утверждение, ни отрицание...". Мы прервали здесь цитату, ибо для того, чтобы показать отрицательное богословие св. Дионисия во всей его полноте и блеске, пришлось бы процитировать полностью 4 и 5 главы его труда "О таинственном богословии".

Блаженный авва Фалассий (VII в.) следующим образом пишет о главном догмате: "Отец созерцается и безначальным и началом, — безначальным, яко нерожденный, а началом, яко родитель Сына и изводитель Духа Святого, Кои вечно из Него и в Нем суть. Единица, до Троицы движась, пребывает единицею, и Троица, до единицы сводясь, пребывает Троицею, сие и дивно есть!.. Единицу в Троице и Троицу в Единице исповедуем, как нераздельно разделяемую и раздельно соединяемую... Совечным Отцу исповедуем Сына и Духа Святого и собезначальным, яко вечное и безначальное имеющие из Него и в Нем свое существование — и начало. Они вечно со Отцем и в Отце, и Отец вечно с ними. Не было момента, когда Отец был без них, и они без Него. Таков образ бытия Единого естеством и Триипостасного в лицех — Бога, коему слава и держава во веки веков. Аминь". Отметим главное в богословии аввы Фалассия: через все его высказывание проходит стремление органично соединить положительное и отрицательное богословие, усилить, а не приглушить напряженность догматической антиномии, выразить ее максимально ярко, говоря мирским языком, — парадоксально.

Прп. Максим Исповедник так излагает учение о Пресвятой Троице: "Она, будучи и Единицей, и Троицей, не является составной, но обладает неслиянным единением, а разделением — нераздельным и неделимым... Ибо Единица не расчленяется Ипостасями, не содержится и не созерцается в Них относительным образом. Также и Ипостаси не сложены в Единицу и не составляют ее путем сочетания", Она есть триипостасная Единица сущности и единосущная Троица Ипостасей. Как видим, чем напряженнее антиномия, чем острее сталкиваются тезис катафатического богословия и антитезис апофатического, тем глубже переживается вся непостижимость откровения о Триедином Боге, тем естественнее богословствование переходит у аввы Фалассия в восторг ("Сие и дивно есть!"), в молитву, в славословие, а у прп. Максима в молчание, которое призывает "многовоспеваемое в Святая святых Молчание незримой и неведомой велеречивости Божества".

Антиномично в православном богословии и Богопознание. Св. Дионисий Ареопагит пишет: "И разумом Бог познается и неразумием"; в "пресветлом сумраке" Боговедения человек становится способен "посредством невидения и неведения видеть и разуметь то, что выше созерцания и знания", в этом состоянии человек "ничего-не-знанием" уразумевает сверхразумное. И прп. Максим Исповедник утверждает: "Бог становится ведомым через неведение". Человек познает Бога только тогда, когда он "погружается" в "совершенно неведомое для всякого разумения запредельное незнание". Позже свт. Григорий Палама уточнил, что это — "незнание, которое выше знания", это незнание "по преизбытку". Здесь свт. Григорий продолжил мысль св. Дионисия Ареопагита, согласно которому в апофатическом богословии "не-" употребляется не в прямом смысле, а в значении "сверх-".

Прп. Симеон Новый Богослов пишет: "Обручение Святого Духа неизъяснимо и для того, кто стяжал Его, так как оно постигается непостижимо, держится недержимо, видится невидимо...". Этими словами прп. Симеон подчеркивает антиномичность самого состояния познающего духа. Она охватывает все существо верующего, молящегося, богословствующего человека: пронизывает разум, волю, способности видеть, слышать, даже осязать.

Свт. Григорий Палама, рассуждая о соотношении Божией сущности и Божественной энергии в процессе Богопознания и Богообщения, называет антиномичность "мерилом благочестия": "... Сущность Божия непричастна и некоторым образом причастна, мы приобщаемся Божественного естества и, вместе с тем, нисколько не приобщаемся. Итак, нам нужно держаться того и другого утверждения и полагать их как мерило благочестия". То, что обретает подвижник-богослов в опыте Богопознания, часто непереводимо на простой человеческий язык, — это, по прп. Симеону, "непознаваемые знания", "несозерцаемые созерцания", "неслыханные слышания незвучащих слов", "постижения в непостижимости непостижимых вещей" (Кривошеин 1980:170).(6)

В святоотеческую эпоху богословие было тесно связано с молитвой. В восточнохристианской патристике истинный богослов — это не столько образованный в богословских и светских науках человек, но прежде всего подвижник, молитвенник, в личном опыте познавший религиозные догматы и истины, о которых он пишет. Через всю святоотеческую литературу красной нитью проходит различение ученых богословов, которые "наострились только по внешней премудрости", чтобы "славы ради стараться любопытно исследовать Писания", и богословов истинных, пишущих на основе личного опыта Боговедения. "Если ты богослов, — поучает прп. Нил Синайский, — то будешь молиться истинно; и если истинно молишься, то ты богослов" (Добротолюбие 1992:2,214).(7) Молитва ставит человека в личное отношение к антиномичному догмату и, естественно, может выразить себя лишь в антиномичных понятиях и в антиномичном словесном оформлении. Святоотеческое богословие стремилось именно к такому опытно-молитвенному богословию, ибо молитва постоянно поддерживала напряженность антиномии Божьего и человеческого в писаниях подвижника-богослова. В XX веке удивительные образцы молитвенного богословия находим в духовных писаниях прп. Силуана Афонского († 1938).