Массовые уличные выступления в октябре 1988 г. нанесли решающий удар по однопартийной системе, установленной Фронтом Национального Освобождения (ФНО) Алжира сразу после провозглашения независимости в 1962 г. В ответ на это президент Хадли Бенджадид начал проводить демократические преобразования, которые в скором времени привели к расцвету политических партий и установлению свободы прессы. Однако к началу 1990-х гг. на политической авансцене доминировали исламистские партии, наиболее влиятельная из которых, Исламский Фронт Спасения (ИФС), победила сначала на муниципальных выборах в июне 1990 г., а затем - в первом круге голосования на выборах в национальное законодательное собрание в декабре 1991 г. (1).
ИФС, вербующий сторонников как из бедняков, так и из среднего класса, всегда громогласно обвинял существующий режим как коррумпированный. Официальные представители этой группировки нечасто поминают демократию, кроме как для того, чтобы предупредить о том, что это пришлая идеология, чуждая исламу. Исламское духовенство из рядов ФНО зачастую даже посвящает свои религиозные службы нападкам на демократию, которую они откровенно обвиняют в приверженности нечестивому секуляризму. Обращая внимание на подобное отрицание демократии со стороны ИФС, военные перед запланированным вторым кругом голосования в законодательные органы выступили за остановку выборов и потребовали отставки президента Бенджадида. Военные опасались, что исламисты, получи они большинство в 2/3 на выборах в Национальную Ассамблею, не избежали бы соблазна изменить Конституцию и установить однопартийное правление собственной марки.
Попрание военными желаний большинства избирателей с тем, чтобы спасти демократию от одерживающей победу партии, которую солдаты называют антидемократической - такой предстает ситуация, которую невозможно поверить привычными ссылками из западной политической культурной традиции. В не меньшей степени ситуация парадоксальна из-за позиции различных действующих персонажей, которая сама по себе достойна уважения. Однако для того, чтобы понять внутренние логические и динамические закономерности, управляющие ситуацией в Алжире, необходимо выйти из рамок мгновенного анализа.
Может показаться, что ислам является препятствием на пути демократизации, но нам не следует доверять поверхностным впечатлениям и поспешным выводам. Правильно было бы понять, что ислам , каким его воспринимает среднестатистический избиратель, является тем, что в семиотике называется "языком" (language), то есть он скорее свидетель (a signifier), чем освидетельствуемый (a signified). Не имея собственной политической или экономической программы, это скорее проводник определенных настроений, чем конкретный набор существенных предложений. В политическом смысле ислам - это возглас протеста против условий существования, которые ощущаются как невыносимые, это поиск социальной справедливости, хотя ислам не предложил никаких идеологических средств для изменения окружающей социальной реальности.
Было бы чересчур поверхностным рассматривать политический ислам лишь в качестве уникальной и преходящей помехи процессу демократизации. Безусловно, он представляет собой помеху, постольку поскольку выражает тысячелетнюю утопию, которая постоянно вступает в противоречие с концептуальными категориями современности. И все же, в той версии ислама, которая представлена в речах и поступках ИФС, обнаруживается приверженность такой форме социо-экономической организации, иначе говоря, такой концепции социальных отношений и экономики, которая была бы совместима с любой формой религиозного гуманизма. Лидеры ИФС (которые являются основной действующей силой на политической арене) говорят на религиозном языке, но языке политическом, социальном и экономическом, а не на языке теологии.
Безусловно, поскольку этот демократический процесс проходит в мусульманских странах, то религиозный вопрос должен разрешаться через его дифференциацию и "автономизацию" от политической и экономической сферы. Однако в то же время религиозный вопрос связан с другими важнейшими социальными вопросами. Отделяя социальный вопрос от вопроса религиозного, можно впасть в ту же ошибку, в которую впадает исламский фанатик, для которого религия сама по себе есть конечная цель.
В этом эссе я постараюсь показать, каким образом религиозный вопрос связан с вопросом экономическим, в том смысле, что экономика не остается идеологически нейтральной, а скорее, можно сказать, выражает определенную концепцию социальных отношений в сфере производства и обмена. Я также попытаюсь показать, что демократизация в мусульманских странах должна с необходимостью проходить через политический Ислам.
Вопрос экономики
По всему миру ветры демократии дуют с Запада на Восток и с Севера на Юг. 80-е гг.стали свидетелями конца авторитарных моделей, падение которых во многом обусловили и предвосхитили провалы в сфере экономики. Следует признать, что успехи демократизации, часто проводимой сверху, не обязательно отражают триумф демократической идеологии в глубинах общества. Политические лидеры, еще вчера являвшиеся членами авторитарных режимов, обращаются к демократии, поскольку для них становится очевидным превосходство рынка в стимулировании экономического роста. Именно через рыночную экономику эти правители обращаются в демократическую веру. Интуиция их не подводит, поскольку законы рынка плохо согласуются с авторитарным вмешательством, выходящим за рамки необходимого минимума государственного регулирования. Юрген Хабермас (Jurgen Habermas) достаточно верно выразил эту интуицию, отметив, что законы экономической конкуренции в большой мере соответствуют юридическим и политическим основаниям формальной демократии (2).
Важно подчеркнуть тот факт, что та самая элита, которой не удалось заставить функционировать авторитарный механизм, теперь бьет в барабаны демократии. Это позволит нам понять суть сопротивления демократии и, в особенности, оценить слабость культурной и идеологической базы демократии, ту слабость, которая в Алжире обнаружила себя успехами антидемократического ИФС в избирательных кампаниях. Во многих странах посткоммунистического Востока и третьего мира демократические процессы были приведены в ход старой правящей элитой. В этих странах демократизация проявляется как процесс, направляемый сверху, как вопрос устремлений элиты, с которым не могут солидаризироваться низшие социальные классы. Тщательное исследование риторики и практики различных исполнителей ясно показывает, что в Алжире - если рассматривать случай, когда опыт проведения демократизации зашел довольно далеко - демократия как таковая не является самоцелью социально-популистского движения. Демократия замышлялась власть предержащими с тем, чтобы освободить государство от бремени экономики, таким образом давая возможность правительству отклонять социальные требования, которые оно больше не в состоянии удовлетворять. Короче говоря, демократия рассматривается в качестве средства, при помощи которого экономику - до сих пор командную "вещь" - можно было бы впредь заставить подчиняться законам рынка (3).
В то время как большинство населения, образующее контингент избирателей ИФС, воображает, что демократия представляет собой усиление государственной ответственности, власти видят в демократии средство положить конец экономике, действующей на принципе перераспределения (которая олицетворяется регулируемым ценообразованием, государственным регулированием убыточных предприятий и т.д.). Для широких народных слоев демократия означает усиление государственного вмешательства; для властей - это средство вывести государство из сферы экономики в пользу регулирования последней законами рынка. Таковы, в широком смысле, две концепции политической и экономической организации, которые противостоят друг другу в Алжире.
Современные политические лидеры, закаленные опытом пребывания у власти и наученные на собственных ошибках в области осуществления курса развития, обращаются к рынку, поскольку связывают с ним надежды на экономическое возрождение. Для представителей исламизма как противоположной крайности, усилившихся благодаря собственной популярности, соблазнительно возродить старый подход ФНО, приправив его религиозной этикой. Как если бы исламисты упрекали ФНО за неумение применить на практике собственную программу. Они же обещают осуществить именно это, лишь опираясь при этом на исламское право ("шариат").
Этого оказалось достаточно, чтобы расколоть ряды ФНО, часть членов которого перешла в ИФС. ИФС видит в себе наследника ФНО, освободившего страну от колониального правления и считающего себя партией, объединяющей всех алжирцев. В глазах ряда активистов ФНО ИФС выражает популистскую идеологию, которой изменил ФНО, сделав выбор в пользу рынка и многопартийности. Оформившийся в войне за независимость, алжирский популизм противостоит рынку, поскольку последний устанавливает экономическое неравенство, и противостоит многопартийности, поскольку последняя институциирует политическую дивергенцию общества. На протяжении практически всех 30 лет независимости эта популистская идеология была эффективна, так как государство было в состоянии удовлетворять обращенные к нему социальные требования благодаря доходам от экспорта нефти и природного газа. Когда же эти доходы иссякли, у государства больше не оказалось средств, чтобы продолжать проводить политику перераспределения. Именно отход ФНО от этой политики объясняет популярность ИФС.
Осуждение руководством ФНО срыва избирательной кампании и объявление незаконным создания Высшего Государственного Комитета под руководством Мохамеда Бодиафы ознаменовало дебют ФНО в качестве оппозиционной группировки. Конечно, по существу ФНО никогда не был средоточием реальной власти; на всем протяжении его основной функцией являлось создание видимости правовой легитимности там, где на деле осуществлялось военное правление. Хотя лидеры ФНО не признали Высший Государственный Комитет, многие члены вооруженных формирований ФНО, а также местные партийные ячейки выступили против руководства и поддержали Комитет. Новая партия, над созданием которой работал президент Бодиаф до момента своей гибели 29 июня 1992 г. напоминает ФНО, являясь скорее прислугой, чем носителем власти. С таких позиций физическое устранение Бодиафы едва ли может изменить ситуацию: пока в перспективе остаются новые выборы, властям будет нужна партия для представления своих кандидатов и обеспечения видимости правовой легитимности.