Согласно хронологии А.В. Карташова, в 855 - 56 гг. трудами «просветителей языков словенских» свв. равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия было положено начало славянской письменности. Как убедительно доказал Карташов, Хазарская миссия (861г.) свв. Константина Философа и Мефодия стоит в тесной связи с нападением русских на КПль в 860 г. «Константин Ф. с Мефодием, - говорит историк, - отправляясь в Хазарию, ехали по благословению патр. Фотия к той Руси, которая нападала на КПль и затем просила о посылке к ним христианского учителя»[xv][15]. Т.о. русские христиане уже к началу существования собственной епископии имели на руках большинство богослужебных книг и почти всё Св. Писание на родном языке, что в огромной степени способствовало развитию начатков христианства, заложенных свв. братьями.
О раннем распространении письменности на Руси свидетельствует и договор князя Олега с Византией, датированный 911 годом и дающий основание говорить о существовании уже в то время при киевских князьях особой канцелярии, где хранились и письменные документы.
Еще более убедительным доказательством, позволяющим высказать твердое суждение об очень раннем и широком распространении грамотности на Руси, является древнейшая русская надпись на глиняном горшке, найденном под Смоленском в 1949 году. Будучи древнейшим русским памятником письменности, дошедшим до нас в подлинном виде, она, бесспорно, означает, что грамотность на Руси уже в начале X века была не только книжной, но и бытовой[xvi][16].
Дальнейшее распространение веры Христовой в Русской земле засвидетельствовано прежде всего знаменитым договором князя Игоря с Византией, заключенным в 944 году.
Его ценность состоит в том, что он дает отчетливое представление, насколько уже христианская община в Киеве в середине X века была многочисленна по своему составу и пользовалась огромным влиянием в государственной жизни Руси.
В этом договоре христиане выступают не только как равноправные его участники, но и стоят в нем на первом месте. ««Се бо бе съборная церкы, мнози бо беша варязи хрестеяни», - поясняет летописец. Следует отметить также, что в договоре речь идет отнюдь не обо всех христианах в Киеве, а лишь о тех из них, которые занимали высшие государственные должности в Древнерусском государстве, имели полномочия заключать международные соглашения и чья присяга считалась необходимой, наряду с присягой самого киевского князя.
Согласно летописи, эту присягу русские христиане принесли в церкви св. пророка Илии, которая в тексте договора названа соборной. Такое указание дало возможность ряду исследователей высказать предположение, что в Киеве в то время, помимо нее, существовали и другие христианские храмы[xvii][17]. А летописное сообщение о том, что она стояла поблизости от княжеского дворца и домов дружинников, делает вполне допустимой мысль о терпимом отношении к христианам и самого князя Игоря (ПВЛ, с. 38 - 39).
После заключения договора русские еще чаще стали ходить в Византию для торговли, жили там по нескольку месяцев при монастыре св. Маммы и ближе знакомились с православием; другие поступали на службу к императору.
После смерти Игоря († 945) до совершеннолетия Святослава правительницей становится св. равноап. кн. Ольга, явившейся, по слову летописца, предшественницей св. равноап. князя Владимира, «аки денница пред солнцем и аки заря пред светом» (ПВЛ, с. 49).
В основе древнейших русских источников, повествующих о духовных подвигах св. Ольги, лежит церковное предание, возникшее, по-видимому, уже в X веке, но в своем первоначальном виде до нас недошедшее. Но именно оно стало тем произведением, которое положило начало южнославянскому краткому житию равноапостольной княгини и летописной повести о ней.
Время правления св. Ольги отражает существенно новый этап в исторической и религиозной жизни русского народа. Благодаря ее заботам были прекращены грабежи покоренных племен, а также введено правильное налогообложение и административное деление Русской земли. Но кроме величия св. княгини как правительницы государства, летописцев удивляло в ней и то, что, оставшись вдовой, она, вопреки языческим обычаям, не вышла второй раз замуж, «уподобившись горлице единомужней» (ПСРЛ, т. XXI, ч. 1, с. И).
В летописном рассказе повествуется о путешествии св. Ольги в КПль, совершенном ею в 957 году, и о ее крещении там.
О крещении св. Ольги в КПле свидетельствуют не только русские памятники, но и авторитетный византийский историк Иоанн Скилица, а также западный источник «Продолжатель хроники аббата Регинона Прюмского»[xviii][18].
Известно, что в составе посольства княгини в КПле был пресвитер Григорий, по-видимому, священник соборной церкви св. Илии, бывший ее духовником и придворным капелланом, если княгиня всё же уже была крещена или катехизатором, если Ольга только готовилась ко крещению. Кроме того, можно предположить, что присутствие священника в свите княгини Ольги как бы подчеркивало перед византийским двором многочисленность христианских общин на Руси[xix][19].
Примечательно, что при крещении Ольга была наречена христианским именем Елена. Вполне вероятно, что это имя ей было дано в честь св. равноап. Елены, матери Константина Великого, так много потрудившейся для распространения веры в Римской империи. Не случайно именно с ее трудами все русские письменные источники справедливо сравнивают духовные подвиги княгини Ольги.
В «Продолжателе хроники аббата Регинона Прюмского» мы находим свидетельство широкой известности русской княгини в Западной Европе.
Здесь сообщается о приезде во Франкфурт-на-Майне к германскому королю Оттону I в 959 году послов от «русской королевы» Ольги - Елены с просьбой «посвятить для сего народа епископа и священников». Но к настоящему времени подавляющее большинство историков сходятся в том, что это известие совершенно неправдоподобно и цели этого посольства могли быть только политическими или торговыми[xx][20].
Как известно, Оттон I отличался особой ревностью в содействии миссионерской деятельности латинского духовенства, особенно среди славян, укрепляя таким образом и свою власть над ними. И, принимая русское посольство, он, конечно, не мог удержаться от желания представить его цель как чисто религиозную, дававшую ему возможность через латинское духовенство вмешаться в дела Древнерусского государства. На самом же деле все свидетельствует о том, что ни св. Ольга, ни сами русские послы и в мыслях не имели получить латинскую церковную иерархию. Об этом ясно говорится и в «Хронике Регинона». Согласно ей, епископ Адальберт, прибывший из германских земель на Русь, вскоре был вынужден покинуть ее.
Исчерпывающее объяснение западных сообщений о миссии Адальберта дается в речи Высокопреосвященного митрополита Киевского и Галицкого Филарета после вручения ему диплома доктора богословия богословского факультета Яна Гуса: «...в окружении княгини Ольги были варяги-христиане, чьи родственники находились в Западной Европе и приняли христианство от духовенства латинского, от Римского патриархата. Там мечтали, чтобы Киевская Русь приняла крещение от западных миссионеров. А княгиня Ольга старалась породниться с византийским двором и принять веру от Константинополя. Не все были с этим согласны. Соединенные родственными связями с Западом, они решили пригласить в Киев западных миссионеров и епископов. Тогда кн. Ольга должна будет согласиться со случившимся фактом. Используя торговые связи с Западной Европой, варяги создали план пригласить латинских миссионеров как будто бы по прямому поручению княгини Ольги. Русские летописи молчат об этой выдумке, а западные говорят»[xxi][21].
Русские источники свидетельствуют о том, что св. Ольга, приняв истинную веру Христову в КПле, не только сама всю последующую жизнь оставалась верной хранительницей этой драгоценной святыни, но и неустанно трудилась для распространения ее истин между своими подданными.
Первой ее заботой было желание обратить ко Христу своего собственного сына - будущего правителя Руси - Святослава. Так, Ольга часто говорила ему: «Аз, сыну мой, Бога познах и радуюся. Аще ты познаешь и радоватися почнешь». И несмотря на то, что он отказывался, св. княгиня, не принуждая и продолжая любить его, как истинная христианка, со смирением молилась «за сына и за люди по вся нощи и дни», с надеждой повторяя:«Воля Божья да будет; аще Бог хощет помиловати рода моего и земле русские, да возложит им на сердце обратиться к Богу, яко же и мне Бог дарова» (ПВЛ, с. 46).
Во время своих многочисленных миссионерских путешествий, проповедуя слово Божие, «яко истинная ученица Христова и единоревнительница апостолов», св. княгиня удостоилась видеть, как многие из ее подданных, внимая ей, «любезно принимали от уст ея слово Божие и крестились» (ПСРЛ, т. XXI, ч. 1,с. 27).
Это предание, сохранившееся в народной памяти и записанное в XVI веке, вполне сопоставимо с древним свидетельством XI века о том, что св. Ольга, вернувшись из КПля, «требища бесовския сокруши». Именно в духовной борьбе, вооруженная св. Крестом Господним и всепобеждающей силой слова Божия, она сокрушала в сердцах своих подданных, принимавших крещение, идолов и кумиров. Но проводить политику христианизации, заниматься храмостроительством Ольга могла только в пределах своих личных дворцов и поместий, т.к. в то время еще сильны были позиции партии язычников, которым сочувствовал воинственный Святослав.
Велика заслуга св. Ольги и на другом поприще ее земного служения. Занимаясь воспитанием своих внуков, она первая посеяла семена веры Христовой в сердце будущего крестителя Руси св. кн. Владимира. И именно эти наставления и ее святая жизнь одна из главных причин, побудивших св. князя обратиться ко Христу.