Таким образом, мораль действующего, исторического, как и любого другого творческого процесса, всегда будет отличной от морали христианской, но всегда последняя будет оценочной нормой для морали исторической. Так христианство оказалось включенным в механизм исторического процесса. Изменяющаяся религиозность сознания задает движение вектора сознания наряду с другими его составляющими и определяет развитие исторического процесса. Наши действующие, реализуемые моральные нормы формируются как результат исторического процесса и так же подвижны, как и он, но всегда сохраняется их проекция на вне историческую мораль Нового Завета. Безусловно, это есть тема для философии, но еще в большей степени она должна определять содержание и смысл политики, которая и должна отвечать на вопрос к каким последствиям приводит в данный исторический момент, отслеженный ей " разбег" между первой и второй моралью. Да и сама христианская мораль приобретает смысл и значение, если действует, живет своей жизнью историческая мораль. Можно сказать, что действующая мораль не есть установленная норма, а всегда есть процесс порождения исторической морали, содержание и сущность которой определяется структурой сознания и характером ее изменения. Интересно в этом смысле обратится к Пушкину, который наверно первый в России искал смысл истории в самой истории. В Борисе Годунове все предопределено самим фактом отступления от Божественных норм, когда отступление от этих норм достигает таких величин, что дальнейший ход событий, истории уже предопределен этим фактом. Народ безмолвствует, как бы понимая, что от него уже ничего не зависит. Другая ситуация в Капитанской дочери. Здесь действует не только Провидение, но и люди, которые меняются сами и меняют историю.
C нашей официальной историей ситуация иная. Не касаясь времен отдаленных, обратимся, к примеру, к истории прошедшей войны. Несмотря на не преходящее значение ее хода и тем более ее результатов на жизнь людей огромной страны, история войны по-прежнему представляется бесконечным нагромождением дат, наименований соединений, дивизий, фронтов, участвовавших в бесконечных боях и сражениях. Это, безусловно, так и, наверно, важно, но в нашей истории отсутствует ответ на вопрос, в чем люди этой страны видели смысл происходившего, в чем они видели смысл истории, какие изменения сознания должны были произойти, что бы вынести этот неимоверный груз истории и, главное, какое будущее должно было построить это другое, измененное сознание. Тот факт, что эти события так быстро забываются и так мало влияют на наше сегодняшнюю жизнь и сознание, говорит о том, что история странным образом мало влияет на наше сознание, а это признак того, что мы народ не исторический. Мы постоянно находимся в плену символов и не можем одолеть путь от символа к идеи. История не может быть набором символов, иначе она превращается в мозаику, перестраиваемую по прихоти политиков, по велению времени или новой исторической теории. В конечном итоге наша жизнь, будь то история народа, государства или человека это история сознания.
Возникновение символа как некой законченной формы есть акт сознания, результат реализации определенной структуры сознания. Но если идея рождается как результат движения вектора сознания, то символ возникает как завершение этого движения, когда вектор "выходит" на границу разрешенной зоны.* Уход с границы зоны возможен как результат определенного изменения составляющих сознания. Однако возможно и такое изменение составляющих, когда вектор, несмотря на эти изменения, будет скользить по пространственной границе разрешенной зоны, когда сознание остается действовать в символьной среде. Уход сознания с границы является необходимым условием рождения идей, условием перехода от формы, от символа к исходной идеи.
Древняя мудрость говорит: "не сотвори себе кумира", или иными словами освободись от власти символа. Мы удивительным образом не делаем этого, оставаясь в плену символов, не прикладываем усилий к абсолютно необходимому осмыслению истории. Многие странности русского характера, отсутствие, казалось бы, естественно необходимых моральных ограничителей в повседневной жизни указывают на эту нашу не историчность, указывают на нашу неспособность вписать себя в исторический процесс, неспособность строить свое сегодняшнее поведение в зависимости от картины ожидаемого будущего.
Жизнь в истории предполагает "встраивание" сознания в течение времени. Связь настоящего, прошедшего и будущего возможна только как деятельность сознания и в этом смысле или точнее через процесс изменения сознания только и возможно существование исторического времени, в том числе и исторического будущего. Это ожидаемое будущее не выстраивается в нашей жизни и истории. Российское общество существует без прогнозируемых будущных целей, что еще раз указывает на не историчность нашего общества. Сама же хронология исторических событий не является определяющей в их значимости.
Можно сказать, что каждое сознание живет в своем историческом времени, а точнее определяет ход этого времени. Но тогда время идет по-разному и для различных социальных групп одного социального сообщества. Тогда результирующее, историческое время следует определить как цивилизационный темп для данного социального сообщества, который определяется распределением векторов в пространстве свободы. В этой связи естественно возникает вопрос как возможно существование и тем более согласованное развитие социальной общности, если различные социальные группы, входящие в ее состав существуют в различных исторических временах и где предел в разрыве времен, делающий невозможным само существование этой общности.
Если же говорить о демократии, то при всем многообразии ее определений она есть, прежде всего, механизм жизни народа, нации в истории и, следовательно, ее реализация требует определенного состояния общества, требует осмысления истории как процесса эволюции сознания, как проявление, выделение из исторического процесса смысла истории. Все указанное не говорит о не возможности построения демократии в России, а указывает на необходимость переосмысления наших понятий о сущности демократии и многих наших представлений и выводов из истории и не только нашей. Характер, вид, объем действия демократических институтов определяется уровнем историчности народа и если существует потребность жизни в реальной истории, а не в потустороннем мире. Жизнь в истории, так же как и творческая реализация личности, изменяет сознание, тем самым определяет структуру общества и возможные пути его развития, задает цивилизационный темп.
Переход от символа к идеи, требует не просто смены одной системы символов на другую, в том числе и религиозную, а изменение сознания, его структуры, если хотите управление этим процессом через обучение, образование, через осознание смысла своей истории. Религиозность, как составляющая нашего сознания, безусловно, "задействована" в процессе познания, в процессе творчества, но она становится таковой, если свободна от власти символов, в том числе и религиозных.
* см. Л. Захаров: "Три составляющих свободы.
Список литературы
А. Бергсон: "Творческая эволюция". М., 2001 г.
К.Ясперс: "Смысл и назначение истории".
Н.А. Бердяев: "Судьба России".
Б.В. Раушенбах: "Логика троичности", ВФ №3, 1993.