Б. Рифтин
Фантазия древних китайцев населила неведомые земли длинноухими и крылатыми существами, людьми с дырявой грудью или тремя лицами.
В китайских мифах нет прекрасной пластичности и стройности греческих богов и героев, они поражают наше воображение скорее смелостью и неожиданностью фантазии. Хунь-тунь - Хаос - бесформенная, но живая масса, в которой её друзья пытаются просверлить отверстия, чтобы дать приятелю возможность видеть и слышать, как люди. Шижоу - зрячая плоть - не менее удивительное существо, похожее на печень зверя, но обладающее зрением. К сожалению, древние китайские мифы очень рано стали забываться и исчезать из народной памяти. Они сохранились лишь в многочисленных отдельных фрагментах, как осколки древней вазы, сложить и склеить которые дело опытного археолога и реставратора. Таким реставратором и выступил автор книги Юань Кэ.
Исследователи выдвигают различные объяснения раннего забвения древнекитайских мифов. Видимо, одна из причин заключается в быстром переходе от мифолого-поэтического объяснения мира к рационалистическому, отвергавшему все непонятное и мистическое.
Мифологическое мышление в Греции и Риме питало творчество поэтов и скульпторов, мастеров чеканки и лепки. И в Китае мифология не могла не привлечь к себе внимания поэтов и художников. Однако уже первый известный нам поэт древнего Китая Цюй Юань (IV-III вв. до н.э.) создал стихи, полные сомнений в истинности мифологического объяснения мира. Он писал:
Бездонных рек разлив - потоп! -
Где Юй взял землю для запруд?
Тонули девять округов...
Как насыпь вырастил он тут?
Его последователь Сун Юй тоже не целиком верил в это объяснение мира. А начиная с ханьской эпохи (конец III в. до н.э.- III в, н.э.) поэты стали уже использовать древние мифы лишь в виде красивых метафор, символов, аллегорий или просто образов для сравнения. Иногда, правда, такое мифолого-поэтическое осмысление мира вдруг давало новую вспышку, находя себе воплощение в каком-либо стихе или поэме. Так, например, у Цао Чжи, поэта печальной судьбы, жившего в III в. н.э., среди многих его весьма реалистичных стихов вдруг появляется тонкая лирическая поэма «Фея реки Ло», полная тоски о призрачной встрече с хозяйкой реки, что «хризантемы осенней прекрасней».
Иное было в прозе, философской и художественной: Древние философы, главным образом IV-III вв. до н.э., часто обращались к общеизвестным тогда мифам, чтобы пояснить свои учения о том, как управлять государством и как должен вести себя человек; философы-даосы, последователи учения Лао-цзы, особенно Чжуан-цзы, Хуайнань-цзы, Ле-цзы, донесли до нас многие мифологические образы. На их сочинения часто ссылается автор книги. Конфуцианцы стремились подправить мифы, выхолостить из них всё необычное и дать им сухое рационалистическое толкование, доказывали нелепость мифов с точки зрения нового, рационального осмысления мира. Выступал против остатков мифологического мышления и наивный материалист Ван Чун (I в. н. э,),который в своих «Критических рассуждениях» писал так: «...говорят, что „И стрелял в десять солнц и поразил девять, а одно постоянно восходит"... Явная нелепость!.. Разве можно, стреляя в огонь, потушить его?» Едва ли он думал, что некоторые мифы сохранятся для потомков именно благодаря тому, что он упомянул их в своем критическом труде.
Но полного исчезновения мифов древности не произошло. Представители конфуцианства - одноге из основных учений средневекового Китая, переосмыслив образы мифических героев и превратив в деятелей истории, стали использовать их для проповеди своего учения. Мифические императоры Яо, Шунь, Юй были превращены в идеальных правителей древности, которым должны были подражать последующие поколения. Однако новых рассказов об их подвигах не появлялось.
Древняя мифология превратилась в историю и жила уже как часть традиционной истории Китая. Вот потому-то теперь, реконструируя систему древних мифов, очень трудно очистить их от этих исторических наслоений. Древние божества часто выступают как правители и обозначаются термином ди - «император», их помощники и окружение воспринимаются как сановники, хотя все действие отнесено к далёкому мифологическому времени, когда не было и не могло быть подобной иерархии, напоминающей развитое рабовладельческое или феодальное общество.
Эти обработанные, историзованные мифы продолжали жить в сочинениях философов и учёных. В XII в. литератор Ло Би сделал даже попытку составить мифологический свод - «Древнейшую историю», в которой все мифические персонажи представлены в виде исторических деятелей.
В начале нашей эры в Китае возник интерес ко всему не обычайному и удивительному, возможно, как реакция на сухой практицизм конфуцианцев. Стали записываться остатки ещё сохранившихся мифов, народные легенды, предания. Об интересе к странному и непонятному говорят даже заглавия книг того времени: «Описание чудесного и удивительного», «Рассказы о чудесах», «Повествование о неповторимом и удивительном». Некоторые из таких книг строились в подражение древней «Книге гор и морей», основному источнику для всякого изучающего древнекитайскую мифологию. Эти сборники повествований о чудесах дали богатый материал исследователям. Они оказали влияние и на развитие китайской новеллы, черпавшей из них сюжеты и мотивы. Много веков спустя, в XVI в. Сюй Чжун-линь создал по материалам мифов роман-эпопею «Возвышение в ранг духов», где развил фантазию древних. Чжоу Ю, живший уже в XVII в., сделал попытку объединить мифы в эпопею, названную им «Сказание о сотворении мира».
В XIX в. к мифологическому материалу обратился Ли Жу чжэнь, который использовал образы «Книги гор и морей» для своего сатирического романа «Цветы в зеркале», где приключения героя-торговца в чудесных заморских землях напоминают нам путешествия Гулливера. Эти попытки изложить мифы в форме традиционного многоглавного романа-эпопеи продолжаются в Китае и по сей день. В 1935 г. такое произведение создал Чжун Юй-лун, в 1954 г. аналогичную работу проделала историк Чэнь Чжи-чан, которая попыталась соединить древние мифы с новейшими историко-этнографическими представлениями, тоже в форме традиционного романа.
Не обошли мифологические сюжеты и современные китайские писатели. Ещё в 20-30 е годы к ним обратился Лу Синь, который на основе имевшегося мифологического материала создал принципиально новые художественные произведения. По свидетельству исследователей, Лу Синь написал сатиру на своих идейных противников, реакционеров и ретроградов, а материалом для этого послужили наиболее цельные древние мифы о Нюй-ва, создавшей людей из глины и починившей пролом в небосводе, о стрелке И и его жене Чан-э, о великом Юе, усмирителе разбушевавшейся стихии. Его «Старые легенды, рассказанные по-новому», представляют самостоятельную эстетическую ценность.
Интерес к мифологии в наше время виден и в создании традиционных драм на мифологические сюжеты. Так, огромной популярностью в столичном театре - цзинцзюй пользуется пьеса «Чан-э улетает на луну». Она была создана несколько десятилетий назад видными актерами Китая Мэй Лань-фаном, Чэн Янь-цю и др.
В истории китайского искусства также можно проследить влияние мифологии. Древняя бронза даёт образы некоторых мифических персонажей, прежде всего прожорливого чудовища таоте. Больше всего изображений мифологического характера дошло до нас от ханьского времени (III в. до н.э.- III в. н.э.). Многочисленные рельефы на камне в гробницах и храмах свидетельствуют о ещё развитом мифологическом мышлении, хотя и здесь заметно стремление «очеловечить» древних героев, сделать их историческими, а не легендарными предками. Это можно видеть на примере рельефов из храма Улянцы в Шаньдуне. Изображения ханьской эпохи еще весьма грубы, тут сказался и материал - камень, но заметно постепенное движение к пластичному, более легкому, невесомому образу. Это происходит не без влияния буддийского искусства. Те же герои - Фу-си и Нюй-ва, но одно изображение было сделано во II в., а другое несколько веков спустя. Вместо простой одежды - развевающиеся складки, вместо грубо высеченных лиц - тонкие овалы, которые ближе нашему восприятию, чем нормам древности.
Буддийское искусство всё больше вытесняло древние мифологические образы. И если иногда художники и обращались к родной мифологии, то это было скорее исключением, чем правилом. Таким же исключением как поэма Цао Чжи о фее реки Ло выглядит и картина Гу Кай-чжи (IV в. н.э.) на тот же сюжет, написанная под влиянием поэмы.
Впоследствии, уже в наше время, художники стали вновь обращаться к героям древних мифов, чтобы прославить силу и мощь народа: известна картина Сюэ Бэй-хуна о Юе, созданная еще в 20-е годы, некоторые скульптурные изображения последних лет.
Но вообще в живописи древние мифологические образы весьма редки, их вытеснили буддийские и даосские герои, не говоря уже о реальных жизненных персонажах.
Мы привыкли к тому, что когда речь идёт, например, о греческой мифологии, то подразумевается одна мифологическая система, один пантеон божеств и древних могучих героев. У китайцев же можно условно выделить несколько различных мифологических систем: древняя народная мифология, которую можно сопоставить с античной, египетской и мифологическими преданиями других древних народов и которой посвящена эта книга; затем возникшая уже в средневековый период даосская мифология, буддийская, пришедшая в Китай из Индии в начале нашей эры со своим пантеоном божеств, и, наконец, поздняя народная мифология, сложившаяся постепенно на протяжении последних двух тысяч лет. Все эти мифологические системы отличаются не только пантеоном своих героев, на них наложило отпечаток и время создания. Древняя мифология объясняет мир, его создание, рассказывает о фантастических чудовищах и необычайных обитателях далёких земель. Герои буддийских и даосских мифов более антропоморфны, очеловечены, они не участвуют в творении Вселенной, а действуют уже среди привычной нам природы и людей.