Задачи тематических бесед спецкурса со школьниками сводятся к следующему:
· воспитание у них потребности в расширении и углублении знаний, духовно-нравственного опыта в изучении музыкального фольклора в школе;
· выработка навыков отбора и систематизации музыкального материала при изучении традиционной казахской художественной культуры;
· развитие умений анализа и обобщения изученного материала с привлечением различных исследовательских точек зрения и собственной оценки по вопросам музыкального фольклора;
· развитие умений грамотно, объективно и убедительно излагать содержание материала.
Значительная роль в работе спецкурса, на наш взгляд, принадлежит дискуссионному свободному общению руководителя со школьниками. По мнению психолога Д.И. Фельдштейна [47], дискуссионное общение может помочь школьникам не только высказать свои взгляды, убеждения, свою установку и т.д., но и развить навыки самостоятельного мышления, пробудить у них творческое начало.
В поисках путей ценностных ориентаций школьников мы постоянно ставили перед ними новые вопросы, применяя с этой целью разработанные методики, приемы, создавая проблемные ситуации, стимулирующие познавательную активность.
На начальном этапе изучения материала использовались информационные методы (повествовательное изложение и чтение информативных текстов-первоисточников), а затем включился репродуктивный диалог (постановка вопросов на выявление главного и обсуждение ответов, формулировка выводов). Дискуссии носили проблемно-поисковый характер, так как воспринимаемый материал требовал активной мыслительной работы.
При организации дискуссии мы исходили из реализации принципа профессионального подхода, содержащего в своей сущности личностный и деятельностный подходы. Это позволило решить проблемы единства образовательных, развивающих и воспитательных задач в процессе развития каждого испытуемого во всех формах обучения. В то же время, коллективно-групповая форма обучения с использованием проблемного метода обеспечивала качество знаний, познавательный интерес и духовно-нравственное развитие учащихся.
При разработки спецкурса мы также учитывали статус музыкальных произведений и импровизации в традиционной культуре казахов:
1. Для музыкальных произведений традиционной культуры казахов характерно сочетание канонической основы и импровизационности, порождающее вариантность. Это сочетание есть выражение совершенно особого статуса музыкального произведения, отличного от статуса произведений письменной традиции.
2. Содержание и исполнение произведений восточной классики включалось в контекст ритуально-мифологизированного времени сезонов года (или суток), сакральных духовных ценностей, в ход явлений вне- и надмузыкального порядка. Для кюя внемузыкальным контекстом являются ритуалы и обряды жизненного цикла человека (ритуал гостеприимства, свадебный похоронный и т.д.), или социальные коллизии, с которыми и соотносится его исполнение. Оформленные в рассказы события мифологического, эпического, сказочного, социально-исторического или биографического плана представляют конкретизированный контекст звучания музыки. Это – так называемая «легенда», сопровождающая исполнение кюя. Рассказанная или подразумеваемая легенда или ритуал – это контекст кюя, функционально тождественный контексту мифологизированного времени суточно-годового цикла восточных культур.
3. Свобода от сезонно-суточного контекста у казахов связана с меньшей сакрализацией этого временного ряда. У кочевников календарь культуры базировался на жизненном цикле человека, в отличие от классических земледельческих цивилизаций, в основе календарей которых лежит годичный производственный цикл [48].
4. Исполнение восточной музыки – это всегда общение более широкого (контекст) и более узкого (подтекст) плана, нежели музыкальное. Отсюда отсутствие в традиции собственно концертных форм музицирования. Исполнение музыки – это всегда репрезентация мифа, ритуала, праздненства, сакральных ценностей, и в то же время – это форма живого общения конкретных людей, реализация их духовного и социального взаимодействия.
5. Контекст определяет неизменную, устойчивую часть содержания, его инвариантные черты; вариантность же возникает как наиболее полное раскрытие подтекста исполнения, как изменчивость основного смысла произведения в созидаемых жизнью конкретных формах и обстоятельствах общения друг с другом исполнителей и слушателей. Там, где исчезает из исполнительской ситуации жизненное общение, там уменьшается, вплоть до полного исчезновения, импровизация.
6. Импровизация может проявляться на разных уровнях музыкального (в песнях – вербального) текста:
· композиторском (спонтанное создание произведения);
· соавторском (создание варианта);
· исполнительском (динамические и агогические изменения).
Чем больше музицирование подчиняется конкретной ситуации общения, тем более изменений вносится в текст. Когда музицирование стремится отразить уникальность ситуации во всей её полноте, то создаются совершенно новые произведения, контекст создания которых становится легендой. Музыкальное произведение в традиционном бытовании – это всегда поле пересечения силовых линий контекста и подтекста общения, порождающее конкретный текст данного исполнения.
7. Музыкальное общение образуется на пересечении ритуализированного норматива общения (контекста) и его ситуативного наполнения (подтекста); на трансформации легенды, в которой реальная ситуация общения с её подвижным и избирательным слушательским интересом высвечивает свои смысловые оттенки. Контекст определяет устойчивое содержательное ядро произведения, константные признаки его структуры, а подтекст (исполнительская ситуация) – её вариантность. Конкретная форма произведения рождается на стыке взаимодействия его канонической основы с импровизационными изменениями, рождёнными ситуацией жизненного общения. Она (форма) неповторима, как не может никогда повторится конкретика живого общения.
8. Вариантность произведения есть проявление глубинной установки культуры на недуальность, на объединение в произведении микро- и макрокосмоса. Двойственная ориентация произведений – следствие их одновременной причастности двум временным рядам – сакральному Времени Бытия и текущему мгновению быта; соединение их в произведении и есть проявление их единства в культуре.
№ п/п | Контекст | Текст | Подтекст |
1. | Миф, легенда, ритуал, социальные коллизии, ритуальное общение (сакральное время Бытия, макрокосмос) | Музыкальное общение, исполнение произведения | Ситуативное общение музыканта и слушателей (реальное время быта, микрокосмос) |
2. | Форма – Канон | Конкретная форма, как единство канона и импровизации | Импровизация, индивидуальные особенности формы |
3. | Стабильная часть содержания | Конкретный вариант произведения как единство формы и содержания | Мобильная часть содержания |
9. Недуальный тип культуры порождает особый тип музыканта, который способен объединить в исполнительском акте микро- и макрокосмос культуры, усилием своей творческой воли поднимать конкретное до уровня вечного абсолюта и наполнять абсолют живым дыханием конкретности. В духовном плане – это тип музыканта-медиатора, осуществляющего сакральную антиэнтропийную миссию не только в культуре, но и в целом в жизни социума. На уровне музыкальной конкретики его называют музыкантом-импровизатором.
10. Импровизация на уровне музыкального текста может существовать только в тех культурах, где ситуация музицирования вбирает в себя контекст и подтекст общения людей. В культурах письменного типа (за исключением религиозно-культовой музыки) исполнительская ситуация в плане коммуникативном сведена к функционально-ролевому общению музыканта и слушателя. Столь узкий подтекст определяет и узкий контекст: произведения воспринимаются в ряду других произведений определённого исторического или авторского стиля, жанра, их выходы в жизненный контекст единичны, временны (посвящения, известные только автору и неизвестные публике; социально-идеологические напластования) и не образуют устойчивого фона для восприятия.
11. В письменной культуре влияние жизненного контекста на произведение – это, как правило, сфера специализированного музыкально-исторического знания, сведения из которого могут предварять музицирование (вступительные слова лекторов), но они не меняют его коммуникативную структуру и, следовательно, текст произведения. влияние же подтекста ролевого общения (музыкант и слушатели) отражается в сфере исполнительских напластований на текст (темп, динамика, агогика). Исполнение письменного opus’а стремится утвердить его автономную художественную ценность и стать явлением вне- или надбытийным. Письменный opus, возвышаясь над бытом, отрицает его. Импровизация устного произведения, как жизнетворчество, объединяющее микро- и макрокосмос, расширяющая и преодолевающая рамки эстетического, возвышает быт до уровня Бытия.