Но Берлиоз впитал в себя достижения не только тех композиторов, которых он любил, но и тех, кого он отрицал. Так, Мейербер, против которого он всю жизнь боролся, как против композитора буржуазного, очень повлиял на красочность его музыки (достаточно сравнить "Фантастическую" симфонию, написанную до премьеры первой парижской оперы Мейербера "Роберт-дьявол", с "Гарольдом", написанным после неё). Строение дилогии Берлиоза "Троянцы", если рассматривать её как единое целое, в точности, буквально до самых мелочей, повторяет структуру "большой" оперы Мейербера; но, деля своё произведение на две части, Берлиоз настолько маскирует это сходство формы, что оно становится практически неразличимым на слух.
Большое влияние оказала на него и итальянская музыка, которую Берлиоз использует не только как фон, но и как средство характеристики. (А между тем в юности он ездил после консерватории совершенствоваться в Италию, но уехал оттуда досрочно, разочаровавшись в тамошнем искусстве.) Отголоски её больше всего слышны в "Гарольде", в обеих комических операх и во многих романсах.
Что же касается Пендерецкого, то на него повлияла сильнее всего - чаще в опосредованном виде - музыка Франции, хотя он тщательно изучал авангардистские течения многих стран. В вокальной музыке он часто опирается на открытия Берлиоза (использование чтеца и оркестра, пение и скандирование отдельных, не связанных между собою, гласных и согласных звуков), а также на некоторые приёмы Шёнберга, но, как правило, только на те, которые развивают достигнутое Берлиозом (крики, разговорные хоры).
Многим обязан Пендерецкий и композиторам т.н. "новой польской школы" Витольду Лютославскому, Гражине Бацевич, Казимежу Сероцкому, Генрику Гурецкому - своим ровесникам или старшим современникам. Особенно сильно в произведениях Пендерецекого заметно воздействие музыки главы школы Витольда Лютославского. Это был польский композитор, большую часть жизни проживший в эмиграции во Франции; в его сочинениях очень сильно влияние импрессионистов. Навряд ли таинственный мерцающий колорит "Флюоресценций" Пендерецкого был бы возможен без произведений Лютославского.
Большое значение имела для Пендерецкого конкретная музыка, также зародившаяся во Франции; звуки окружающего мира являлись сами по себе бездонным, поистине неисчерпаемым океаном тембров. Но у французов конкретная музыка носила несколько прикладной характер, по принципу: пишу о паровозе ("Пасифик 231" Онеггера) - использую паровозный гудок. Для Пендерецкого звуки окружающего мира важны сами по себе, как чистые абстрактные тембры, а не как символы; это позволяет ему создавать гораздо более протяжённые произведения, чем, например, балет Сати "Парад" или тот же "Пасифик 231".
Судьбы Берлиоза и Пендерецкого кардинально различаются. Берлиоз умер в одиночестве, не признанный современниками; Пендерецкий купается в лучах славы, он является одним из крупнейших музыкальных авторитетов, его произведения исполняются по всему миру. И в этом тоже есть своя закономерность. Берлиоз был первооткрывателем, а им аплодисментов не полагается. Они чересчур опережают своё время, а потому их достижения можно оценить лишь гораздо позже. Пендерецкий же является блестящим завершителем тысячелетней эпохи письменной музыки. Сейчас каждый музыкальный ремесленник может создать с помощью компьютера произведения гораздо более красочные, чем все сочинения Пендерецкого, вместе взятые. Но, я думаю, композиторы всегда будут благодарны Пендерецкому за то, что он показал пределы красочности, достижимой с помощью традиционного оркестра, и своими электронными опусами одним из первых перебросил мост из прошлого в будущее.