Алан Тьюринг и его машины: новый взгляд на загадку
Логично, что величайший шифровальщик Второй мировой войны остается загадкой и сейчас, когда прошло уже сто лет со дня его рождения. Алан Тьюринг, блестящий, оригинальный математик, который считается отцом информатики и искусственного интеллекта, изобрел электромагнитный аппарат, названный Бомба (Turing Bombe), с помощью которого смогли расшифровать код немецкой шифровальной машины Энигма (Wehrmacht Enigma).
Сам по себе этот человек имеет очень расплывчатое описание: его описывают (слишком легко) как чокнутого профессора с писклявым голосом. Его мать и учителя считают его причудливым, непостоянным и внешне неопрятным. По мнению коллег, он грубый, неудобный в общении человек. Его друзья говорят о нем как о человеке с открытым сердцем и щедрой и нежной душой.
То, что Тьюринг сделал в Блетчли-парке, то, что позволило сократить войну на два года и спасти бесчисленное количество жизней, как считается, стало известно общественности только через двадцать лет после его смерти. Его мать, брат и друзья не знали степени его героизма в течение долгого времени после того, как они его лишились.
Несмотря на его преждевременную смерть в 41 год, Тьюринг был весьма плодовит, и у него было очень много новых идей.
Государство, которое защищал Тьюринг во время войны, в 1952 году жестоко обошлось с ним. Он был признан виновным в грубой непристойности за гомосексуальные акты, и чтобы избежать тюрьмы, согласился на немыслимое сейчас условие, предписанное судом: химическую кастрацию. Он принимал Stilboestrol, таблетки, содержащие женские половые гормоны, но был отстранен от своей работы по государственным заказам и чувствовал, что за ним ведется наблюдение. Как человек, посвященный в государственную тайну, который в 1950-х годах имел сексуальные отклонения, он был опасным изгоем.
Он был найден мертвым 7 июня 1954 года, за несколько недель до своего 42-го дня рождения после того, как откусил яблоко, пропитанное цианидом. Это самоубийство как в “Белоснежке’’ имеет особенное значение, учитывая любовь Тьюрига к выпущенной в 1937 году фильму-сказке Диснея. В биографии Алана Тьюринга, написанной Эндрю Ходжесом, “Enigma’’, описано, как Тьюринг любил петь слова из сцены, в которой Ведьма бросает яблоко в котел с серой: “Dip the apple in the brew/ Let the Sleeping Death seep through’’ (Обмакнем яблоко в варево, пусть оно впитает спящую смерть).
Спустя 58 лет после самоубийства Тьюринг начинает получать признание, которого он заслуживает. Почти 35000 человек подписали петицию, призывающую снять его судимость посмертно. Другое ходатайство (пока более 15 000 подписей) призывает напечатать его портрет на купюре в 10 фунтов стерлингов.
Взгляд на человека за машиной
Племянник Тьюринга, Дермот Тьюринг, которому 51 год, сын его брата Джона, никогда не встречался с ним. Он родился после смерти своего дяди, так что его впечатления основаны на рассказах его отца и сводных сестер.
“Поскольку мой отец принимал довольно активное участие в уборке после того, как Алан покончил с собой, мы много не говорили о нем дома.
Честно говоря, они не были особенно близки, когда стали взрослыми. Учитывая обвинение [в гомосексуализме], которое было предъявлено всего за пару лет до самоубийства, неудивительно, что мой отец воспринял все это очень тяжело. Он ощущал свою и его матери причастность ко всему этому.
Я услышал о нем в середине семидесятых, когда информация о Блетчли стала достоянием гласности. В то время было много разговоров об этом, и это понятно. Я помню, как приклеился к телевизору во время репортажа BBC о странных вещах, имевших место во время войны, Enigma была только одной из них. Кроме того, поскольку его мать умерла в 1976 году, отец вдруг смог говорить о нем.
Алан написал несколько обидных вещей о своей матери в записках для доктора Гринбаума [психотерапевт из школы Юнга]. Мой отец считал целесообразным скрыть ядовитый материал о бабушке, поэтому он уничтожил все известные заметки.
Я подозреваю, люди могут быть расстроены, думая, что Алан ненавидел свою мать. Все гораздо сложнее, конечно же. Я не могу судить, но мои сестры горячо отрицают, что Алан ненавидел ее.
Возникает вопрос, почему он написал эти ужасные вещи. Я строю предположения, и другое мнение по этому поводу так же хорошо, как и мое, но я думаю, нужно учесть, что речь идет о 1950-х годах в Англии, когда социальные отношения очень, очень отличались от сегодняшних. Необходимость объяснить матери (которая по сути была эдвардианской леди), что значило осуждение за гомосексуализм, должно было быть самой жестокой вещью из всего, что ему когда-либо приходилось делать.
Я не думаю, что это можно объяснить огромным давлением, под которым он находился. Мне кажется совершенно удивительным, что многочисленная группа людей по-прежнему считает невозможным представить, что он мог совершить самоубийство.
Эти люди не считают, это в его характере было это сделать, и верят в свидетельства, которые уводят от этого. Тот факт, что он купил себе две пары носков за день до этого, или что-то подобное. Честно говоря, я подозреваю, что Алан стал жертвой перепадов настроения, и мы, вероятно, не будет знать, что было тем, что переполнило чашу в тот последний момент.
Мой отец, чья первая реакция была, что Алан не мог покончить жизнь самоубийством, оказался убежденным в своей ошибке на этот счет. Я думаю, это самое убедительное доказательство того, что так оно и было.
Для многих людей это остается открытым вопросом. Тот факт, что интерес к его смерти не утихает почти 60 лет после нее, является необычным. Но в этом году нужно отмечать его достижения, а не ставить заново вопрос о его смерти.
Что касается его осуждения в 1952 г. [за гомосексуализм], я до сих пор, говоря очень мягко, испытываю недоумение относительно того, как суд пришел к выводу, что у него есть власть заставить его сделать это [химическую кастрацию]. Вопрос об этом открыт.
Его осудили в соответствии с Законом об уголовном правосудии 1948 года, который ввел возможность испытательного срока в качестве альтернативы тюрьме. В 1952 году это был совершенно новый законодательный акт. Как судья мог указать условия испытательного срока для нового закона, я не знаю.
Есть две точки зрения на Алана Тьюринга. Поговорите с людьми, которые работали с ним и были его младше, и вы получите позитивное описание того, кто находил для них время и с кем можно было разговаривать. Вы получите такое же мнение людей, которые знали Алана, когда были детьми: моих сводных сестер, детей Гринбаума, сыновей профессора Ньюмена.
Если вы поговорите с людьми, которые имели дело с Аланом как его начальники, или с людьми, не относящимися к технической социальной среде, и почитаете в самом деле довольно ядовитые записи Алана о том, что происходило в Кембридже, вы поймете, что у него была еще одна грань: бескомпромиссность, немного не удобная для общества. Он не пытался как-то очаровывать людей, если ему не было достаточно интересно это делать.
Я вижу в этом также черты моего отца. Капитан Джерри Робертс [ветеран Блетчли-Парка] сказал, что если вы проходили мимо Алана в коридоре, он скорее обращал свой взгляд на стену, а не здоровался. Он, очевидно, был тем, с кем не так легко иметь дело.
Наверное, мне нельзя говорить такие вещи. Я не пытаюсь лишить его святости, но я думаю, что есть тенденция изображать его совершенно нелепым. Есть все эти истории о странных вещах, которые он делал. Книга моей бабушки [Сара Тьюринг ``Алан М. Тьюринг’’] полна ими. Другие люди считают, что он сумасшедший профессор математики.
Люди, которые знали его лично, расскажут вам, что Алан был несколько хаотичным. Совершенно противоположное скажут исследователи. Я подозреваю, что ему часто становилось скучно и он не заканчивал проекты. Написав спецификации для универсального компьютера, он не был особенно заинтересован в его каждодневном применении.”
Майк Вуджер, которому сейчас 89 лет, был первым заместителем Алана Тьюринга в Национальной физической лаборатории (НФЛ). Они работали вместе на компьютере Pilot ACE (Automatic Computing Engine).
“Мне было 23 в 1946 году, когда я впервые встретил Тьюринга в НФЛ. В этот момент у Тьюринга не было больше никого, кто бы работал с ним. Он по-матерински хорошо относился ко мне.
Мое первое впечатление о Тьюринге было то, что это довольно застенчивый и скромный человек. Мы сначала разговаривали, потому что я был в затруднении из-за загадки, которую пытался решить. Тьюринг посмотрел через мое плечо и сказал: “Почему бы вам не исследовать особую точку?’’ У меня была степень в области математики, и мне должно было быть известно, что он имел в виду, но я не знал этого. Он терпеливо объяснил мне.
Вы, конечно, знаете о его личной жизни. Но я не знал, что он был гомосексуалистом, до его смерти. Я несколько раз заходил к нему домой, и все было очень хорошо.
Его уважали в НФЛ, но я бы не сказал, что он был почитаем, как сейчас. Мало кто знал, что он делал во время войны. У него была репутация весьма грубого человека. Он не выносил дураков.
Я заболел инфекционным мононуклеозом почти сразу, как приехал в НФЛ, и болел в течение шести недель. Я выздоровел в сентябре и получил очаровательную записку от Тьюринга:
Дорогой Вуджер, [Он никогда бы не называл меня Майк]
К сожалению, Уилкинсон и я оба уходим в отпуск как раз в момент, когда Вы возвращаетесь. Я надеюсь, Вы сможете занять себя в то время, пока нас не будет. Вы можете сделать следующее:
1. Вычисляйте
2. Постарайтесь помочь в любой мере в работах ACE
3. Читайте папку
4. Читайте хорошие книги
5. Отдыхайте
Я надеюсь, что Вы в самом деле в порядке. Жаль, что Вы вернетесь и найдете свое место пустынным. Может быть, разумно, чтобы случился рецидив на неделю.
Тьюринг
В нем было немного от человека дела. Его идеи была блестящими, но исполнение несколько страдало из-за его физического бессилия.
Тьюринг не нужно было тщательности. Он был творческим человеком. Он всегда смотрел вперед.