С.В. Перевезенцев
(ок. 1555–1631)
Иван Тимофеев сын Семенов (Иван Тимофеевич Семенов, по прозвищу Кол) — дьяк, политический и государственный деятель, писатель, религиозно-философский мыслитель.
Долгое время считалось, что его зовут Иван Тимофеев. Историк В.И. Корецкий установил, что Тимофеев — это отчество дьяка, а настоящая его фамилия — Семенов. Следовательно, полное — Иван Тимофеевич Семенов или Иван Тимофеев сын Семенов. Однако исторически в литературе уже сложилось использование имени Ивана Тимофеева, поэтому и в данном случае мы будем пользоваться этим именем.
Иван Тимофеев (Семенов) Был крупным политическим и государственным деятелем конца XVI — начала XVII вв. В 1598–1599 гг. занимал 17-е место среди приказных дьяков. Он принимал самое активное участие во всех политических событиях этого времени. Его подпись стоит на избирательной грамоте Бориса Годунова. В 1606–1617 гг. по распоряжению разных московских правительств находился на службе в Новгороде, где пережил шведскую оккупацию. Впоследствии Тимофеев исполнял разные службы в Астрахани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Москве. Умер в начале марта 1631 г.
Его перу принадлежит сочинение под названием “Временник по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета”, или, более кратко “Временник”. Уже среди современников Иван Тимофеев почитался как “книгочтец и временных книг писец”. И, тем не менее, “Временник” — это единственное известное нам сочинение Ивана Тимофеева.
“Временник” Ивана Тимофеева (Семенова) — это один из крупнейших литературно-философских памятников начала XVII в., в котором содержатся интересные оценочные суждения автора, позволяющие судить о представлениях русского человека той поры о целевых и смысловых установках существования России. Сам текст памятника довольно подробно изучался многими исследователями, в том числе О.А. Державиной, И.И. Полосиным, Я.Г. Солодкиным и др. Текст памятника сохранился в единственном списке (ОР РГБ, Муз. собр., № 10692), который был сделан с дефектного оригинала несколькими писцами и подвергся редакторской правке в 30-х гг. XVII в., а спустя два-три десятилетия пополнен отдельными тетрадями, листами, еще раз отредактирован и переплетен. По мнению современных исследователей, “Временник” первоначально писался в виде отдельных набросков и статей, И.И. Полосин насчитывает в тексте 64 фрагмента. Работа над текстом началась еще в конце XVI века, продолжалась во время Смуты. Значительная часть сочинения была написана в Новгороде в “шведском плену”. Работа же над текстом продолжалась вплоть до смерти Тимофеева, однако так и не была завершена. Именно поэтому общая композиция “Временика” сложна и непоследовательна, а язык очень труден. Наиболее полная публикация осуществлена О.А. Державиной в 1951 г.
Впрочем, сам Тимофеев не стремился создать некое последовательное историческое описание событий конца XVI — начала XVII вв., ибо Тимофеев больше размышляет, чем рассказывает о случившимся. Главная тема всего повествования — размышления потрясенного событиями Смуты автора над причинами “разорения” России.
Само по себе потрясение, который испытал Иван Тимофеев, вполне понятно. Он был уверен в особом, Богом данном, предназначении России, верил в то, что Россия будет вечно и неколебимо стоять под небесами. И недаром в разных местах своей книги он пишет, что Россия — это “как бы другой Рим”, это “часть вселенной под небом”, воплотившее в себе “все благочестие” мира. Следовательно, “разорение” “другого Рима” (иными словами — “Третьего Рима”) могло свершиться только по воле Божией. Саму же Россию Тимофеев уже в заглавии вступительной главы именует “Новым Израилем”, позднее это именование повторяется еще несколько раз. Вообще “Временник” полностью проникнут апокалиптикой, ожиданием конца света и связанными с этими идеями ветхозаветными аналогиями. Даже само название — “по седмой тысящи от сотворения света во осмой в первые лета” — свидетельствует, что Смута, по мнению Ивана Тимофеева, является доказательством истинности давнего убеждения: восьмая тысяча от сотворения мира — это время воцарения Антихриста.
Поэтому религиозно-мистическая основа “разорения” Ивану Тимофееву ясна — Россия наказана Господом “за грехи наши”. Самому понятию греха Тимофеев придает всеобъемлющее значение, ибо виновно все русское общество, от младенца до старцев согрешили: “Согрешиша бо от главы до ноги, от величайших до малых, сиречь от святитель и царя, инок же и святых”.
Только подобная всеобщая виновность всего русского народа перед Господом и могла стать, по убеждению Тимофеева, причиной глобальных бедствий. И недаром он пишет: “Не чюждии земли нашей разоритили, а мы есмы сами той потребители”.
Главный же грех, конечно же, заключается в том, что русские люди, в “безумной гордости” своей утеряли “страх Божий” и уклонились от заданного Господом пути: “Сего ради на нас, познавших Его волю и не творящих ю, прежде всех язык Божий изыде ответ во гневе и к Себе и Он наказаньми нас, яко кормилом, обращая от заблуждения пути Его”.
Однако Тимофеев не останавливается лишь на утверждение всеобщего морального несовершенства и нравственного оскудения русского народа. В отличие от других мыслителей Смутного времени, он стремится определить степень виновности различных слоев русского общества. Таким образом, Тимофеев переносит акцент из моральной сферы в область социальных отношений.
Простой народ, перестав бояться Бога, утерял, по мнению Тимофеева, основу всякого благоустроенного общества — истинное “самопослушание”. Забыв о “страхе Божием”, народ стал бояться только своих властителей, оказывая им честь, “едва не равную Богу”. Однако подобное “самопослушание” властителям, т.е. таким же людям, противно Богу. Ведь столь “самопослушный” народ, подобно “рыбам безгласным” развращает властителей, поскольку своим “безсловесным молчанием” оправдывает всяческий произвол. И на протяжение всего своего сочинения Иван Тимофеев многократно подчеркивает более чем пагубную роль “безсловесного молчания” народа в различных конкретных исторических событиях Смуты: “безсловесным молчанием спокрывшееся”, “нам от немужества умолчавшим необличие”, “не безсловеснаго ли ради молчания”.
В свою очередь, властители, привыкшие к безусловной покорности народа и тоже забывшие “страх Божий”, начали произвольно менять древние порядки, установления, добрые обычаи. Забыв о нуждах государства и народа, они преследовали только собственные интересы. И тем самым все больше теряли авторитет в глазах своих подданных. В итоге же, все общество утеряло между собой общий любовный союз (“друг друзе любовным союзом растояхомся”) и оказалось в состоянии “разгласия и небратолюбнаго разстояния”: “Сопротивна бо древних царей уставным законом начаша вся во всех бывати: малая великих одолевати, юнныя же старых и бесчестная честных, рабы своих им владык”.
Подобная ситуация, которую Тимофеев рассматривает как социальную причину “разорения”, привела к тому, что во всем русском обществе “загорелся огонь соблазна самовластия” — “во всем поступать по своему безумному хотению”. Как сторонник истинного, древнего “самопослушания”, Тимофеев резко осуждает “самовластие”, особенно, когда этому соблазну оказывается подвержен простой народ. Ведь в этом случае лишенная разума чернь, задумавшая управляться сама собой, уподобляется скоту и ввергает государство в еще более страшную пучину бедствий.
В своих рассуждениях Тимофеев старается определить и конкретных виновников “разорения”. Отсюда возникает еще одна сквозная тема всего “Временника” — роль личности в истории. И недаром Тимофеева интересует изображение сложности, противоречивости, изменчивости человеческого характера, а его сочинение превращается в собрание характеристик деятелей времен Смуты. При этом автор сознательно избегает характеристик однотонных, старается дать многомерные портреты различных людей, найти истинные мотивы людских поступков, взвешивая на весах справедливости доброе и злое в душах своих героев.
Вполне понятно, что наибольшее внимание Тимофеев уделяет личностям “властителей” — русским царям, которые являются ведущими участниками русской истории и, следовательно, несут особую ответственность за совершенные деяния. Начало трагедии русского общества, по мнению Тимофеева, положил Иван Грозный, поведение которого во времена опричнины, Тимофеев осмысливает как ужасную игру людьми — “тако Божиими людьми играя”. Разлад в обществе несколько утих при Федоре Ивановиче, отличавшегося благочестивостью и добродетельностью. Однако, как пишет Тимофеев, “Аще же благочестивне державный Феодор и пресветле тогда нами царствуя, но убо своими добродетельми един довляшеся богатея, наше же всех оскудение, еже о добрых неплодство, в нашедших к того избытком не удостоитися; тако же убо и быти может то, яко единаго добродетель не может спокрыти всех человек прегрешение”.
И Ивана Грозного, и Федора Ивановича Тимофеев не подвергает жесткому осуждению. Причина в том, что он считает их “законными”, т.е. истинными богоданными государями, получившими престол по праву наследия. Зато после смерти Федора Ивановича, когда династия Рюриковичей пресеклась, на престоле один за другим оказываются властители незаконные. Эти государи вознеслись к власти исключительно благодаря “безсловесному молчанию” народа, да и сами, даже будучи боярами, оставались “рабами”: “От синглитских чинов срабне на царствия верх возводити начаша”.
Главную персональную вину за все последующие события Тимофеев возлагает на Бориса Годунова — первого, кто беззаконно захватил царский престол. Поэтому, отмечая многие достоинства этого правителя, автор “Временника”, в то же время гневно осуждает Бориса за гордость, жестокость, коварство, непомерное властолюбие. Еще при Федоре Ивановиче Борис Годунов запятнал себя многими богомерзкими поступками, и особенно — убийством царевича Дмитрия. Множились недостойные деяния Бориса и во время его царствования. Все это, в итоге, привело к окончательному разложению русского общества и рождению Смуты. И как бы подчеркивая то, что Борис Годунов не был достоин царского звания, Тимофеев дает ему уничижительную характеристику — “рабоцарь”.