Л. Старикова
Сегодня широко известно имя А. С. Макаренко - выдаюшегося педагога, «осуществившего беспримерный опыт массового перевоспитания детей-правонарушителей в трудовой колонии имени М. Горького и в детской трудовой коммуне имени Ф. Э. Дзержинского» (Большой энциклопедический словарь. М., 1998). Однако мало кто знает о его, можно сказать, предшественнике в этой сфере Николае Викторовиче Рукавишникове (1845-1875), более чем за полвека до Макаренко возглавившего первое в России заведение подобного типа и также добившегося выдающихся достижений на ниве исправления искалеченных душ и сломанных судеб малолетних правонарушителей.
Он родился в Казани в весьма обеспеченной семье. Через несколько лет Рукавишниковы перебрались в Москву. Отец Николая Василий Никитич был золотопромышленником, владел горными заводами и землями в Пермской губернии. По характеру работы ему приходилось надолго уезжать из дома, и детей - троих мальчиков - воспитывала мать Елена Кузьминична - женщина религиозная и патриархальная. Николай с детства был очень привязан к ней.
После отмены крепостного права в период проведения в России ряда существенных социальных реформ, многие социальные проблемы высветились особенно ярко. Одна из них - детская беспризорность и преступность. Наиболее ответственная часть российского общества пыталась воспрепятствовать развитию этого зла. В 1864 году Общество распространения полезных книг по инициативе его председательницы Александры Николаевны Стрекаловой учредило в Москве исправительную школу для малолетних (до 14 лет) детей, «состоящих под следствием или судом, подлежащих отдаче на поруки или остающихся без надзора после суда над ними, а также для детей, занимающихся нищенством». Судебный устав 1866 года и принятый в том же году закон обязали исправительную школу принимать также осужденных (приговоренных), и она стала называться приютом.
Активно участвовал в становлении этого первого и единственного в России учреждения подобного рода видный юрист и общественный деятель профессор М. Н. Капустин, в итоге приют и возглавивший. На его публичной лекции, прочитанной весной 1870 года в Московском университете, присутствовал недавно с отличием окончивший физико-математический факультет Николай Рукавишников. Лекция произвела на молодого человека огромное впечатление. Его необычайно вдохновила идея возвратить «чувства добрые» в души малолетних правонарушителей; он понял: именно здесь его истинное призвание. Сразу же после лекции Николай подошел к Капустину и выразил желание работать в школе, а посетив ее, окончательно утвердился в своем решении - вопреки воле родителей, особенно отца, мечтавшего видеть отпрыска специалистом горного дела.
Обстоятельства сложились так, что в это время М. Н. Капустин, получивший назначение в Ярославль, искал себе подходящую замену. И уже в августе 1870 года Н. В. Рукавишников становится директором приюта. С первого же дня он развивает бурную деятельность. Очень скоро под его руководством приют превращается в образцовое учреждение. Когда Николай Васильевич только принял должность, в приюте находилось около 30 воспитанников, порядок и дисциплина сильно хромали, денег - а это были в значительной мере частные пожертвования - едва хватало на самые элементарные нужды. От директора потребовались недюженная энергия и педагогический талант, изменить ситуацию. Прежде всего Рукавишников четко организовал главные составляющие исправительного процесса - труд, учебу и отдых детей. Преимущественно на свои личные средства он наладил работу сапожной, переплетной, портяжной, столярной и ранее существовавшей брошюровочной мастерских. Для обучения пригласил хороших мастеров, положив им достойное жалование. Результаты не замедлили сказаться: скоро мастерские начали получать достаточно выгодные постоянные заказы.
На ежедневных общеобразовательных занятиях детей учили русскому языку, арифметике, географии всеобщей и отечественной, русской истории, рисованию, черчению. В основу нравственного воспитания Николай Васильевич ставил религиозное чувство. Преподавался Закон Божий, проводились беседы духовного содержания, соблюдались посты. Был организован хор певчих.
Предусматривались обязательные часы и даже дни отдыха: подвижные игры, прогулки по Кремлю с подъемом на колокольню Ивана Великого, экскурсии в Румянцевский музей, на Воробьевы горы... В качестве поощрения некоторым подопечным Рукавишников предоставлял краткосрочный отпуск для побывки у родных.
Николай Васильевич сумел привлечь к своему делу внимание широкой общественности: частные пожертвования при нем увеличились в 6,5 раз, пособия от разных учреждений - в 13 раз, соответственно, число воспитанников возросло почти вдвое. Сам он в некоторые годы тратил на приют более 7 тысяч рублей (при общей расходной части бюджета 25-30 тысяч рублей).
Но главное - атмосфера человечности, доброжелательности, созданная Рукавишниковым. В первом своем ежегодном отчете он писал, что «приют имеет целью исправлять малолетних преступников, (...) приучать их сознавать полезным честный труд, сделать хорошими гражданами, для чего со стороны приютского управления требуется не строгость или наказание, а мера исправления воспитанников мягким с ними обращением, сострадание к ним и поощрение их на доброе дело». Николай Васильевич поднял вопрос о необходимости длительного пребывания детей в приюте, чтобы слово «исправительный» не втуне значилось в его названии, и о недопущении туда «взрослых, заматеревших уже преступников».
Все это находило живой отклик в душах подопечных Рукавишникова - их исправление было почти стопроцентным. Здесь немалую роль играло огромное личное обаяние Николая Васильевича. По отзыву современника, «он представлял собой редкое сочетание красоты душевной и телесной: природа вполне одаряет иногда своих избранников. Сердечная теплота высказывалась в светлом взгляде его добрых синих глаз, в улыбке, (...) в крепком пожатии (...) теплой руки». И еще - всепоглощающая любовь к детям, ответственность за судьбу которых на него ложилась. Николай Васильевич с утра до вечера находился в приюте, лично вникал во все дела воспитанников. Их радость была его радостью, их горе - его горем. Ему подчинялись не столько как «начальнику», сколько боясь огорчить его как человека.
Между тем успешная работа приюта получала все более широкое признание в стране. Аналогичные исправительные заведения для несовершеннолетних начали возникать и в других районах России. В 1873 году по ходатайству общественности с «высочайшего соизволения» императора Александра II приюту было присвоено наименование «Рукавишниковский». Вскоре о нем узнали и за рубежом. Знаменитый английский проповедник, декан Вестминстерского аббатства А. Стенлей, находясь в Москве проездом из Китая, несколько раз побывал в заведении Рукавишникова и, приехав домой, на первой же встрече со своими прихожанами сказал: «Я могу умереть спокойно, я видел святого».
Безвременная кончина Николая Васильевича (совершая прогулку с воспитанниками на Воробьевы горы, он сильно простудился и через месяц умер) потрясла не только его родных, но и детей приюта, безутешно рыдавших на его похоронах. Погребен Н. В. Рукавишников на кладбище Новодевичьего монастыря.
После этого осиротевший приют начал стремительно приходить в упадок. Чтобы не дать погибнуть делу всей жизни Николая Васильевича, его братья Иван и Константин Рукавишниковы возбудили ходатайство перед городской думой о передаче приюта Московскому общественному управлению. В сентябре 1878 года он стал городским учреждением. Братья пожертвовали 120 тысяч рублей на покупку приютом собственного дома (что являлось заветной мечтой Николая Васильевича) и 30 тысяч рублей на строительство церкви. Приобрели красивый трехэтажный особняк на Смоленско-Сенной площади, в конце XVIII века радикально перестроенный по проекту М. Ф. Казакова для княгини А. И. Несвицкой (ныне его занимает Импэксбанк). К заднему фасаду была пристроена полукруглая скромная, напоминающая ранние греческие храмы церковь, которую в декабре 1879 года на Николу зимнего освятили в честь этого святого. Отныне за каждой обедней здесь поминали Николая Васильевича и его мать, совсем немного пережившую сына.
С этого времени на многие годы офицальным попечителем приюта и наиболее значительным его жертвователем стал Константин Васильевич Рукавишников - выпускник Московского университета, гласный Московской городской думы (1877-1901), московский городской голова (1893-1897), видный финансист и хозяйственник. Приютская жизнь вновь наладилась. В 1879 году сюда на должность директора пригласили молодого учителя физики одной из московских гимназий Александра Александровича Фидлера. Под его руководством масштабы деятельности Рукавишниковского приюта заметно возросли. Начиная с 1880-х годов в нем насчитывалось уже до 100-150 воспитанников (основной возраст - 13-16 лет) и около полусотни служащих. Работали попечительный и педагогический советы. Число отделений (классов) достигло четырех-пяти, принцип отбора в каждое из них усложнился: учитывались возраст детей, степень испорченности («порочности»), уровень умственного и физического развития, профессиональные склонности. Обучение ремеслам стало более разнообразным; в дополнение к уже существовавшим появились столярная, белодеревная и краснодеревная, токарная, слесарно-кузнечная, футлярная, малярная мастерские. Общеобразовательные занятия проводились в основном по программе начальной народной школы. Значительное внимание уделялось физической культуре (гимнастика, военный строй, городки, коньки...). Был организован патронат - судьбы воспитанников по выходе из приюта отслеживались: их либо отправляли на родину, либо устраивали в частные мастерские (нередко с выдачей хозяину залога на три года), либо оставляли для работы в приюте. Случаев рецидива, то есть возвращения в преступный мир, фиксировалось на удивление немного - всего 8-10%.