Друзьям довелось ещё встретиться в 1824-1825 годах в Москве и Петербурге. Весною 1825 года Кюхельбекер проводил Грибоедова в Грузию, и каждый из них пошёл своею дорогой, в конце которой их ожидали страдания и безвременная смерть.
В июле 1822 года поэт уже находится в имении сестры, Юстины Глинки, Закупе, Смоленской губернии. Он интенсивно занимается литературной деятельностью (лирические стихотворения, трагедия "Аргивяне", поэма "Кассандра", начало поэмы о Грибоедове и т. д. ). Кюхельбекер влюблён в юную Авдотью Тимофеевну Пушкину, однофамилицу или дальнюю родственницу его друга, гостящую в Закупе и собирается жениться на ней. Поэт писал ей:
Цветок завядший оживает
От чистой, утренней росы;
Для жизни душу воскрешает
Взор тихой, девственной красы.
И вместе с тем он мечтает о возвращении из вынужденного уединения в столицу, о возможности вновь служить и издавать журнал. Он пишет отчаянные письма о безденежье, о полной невозможности вновь найти службу.
Друзья пробуют найти Кюхельбекеру место службы, желательно в дальних краях, чтобы его бурная биография забылась. Однако все хлопоты безрезультатны.
II. 5 "Поэт беспечный, я писал из вдохновенья, не из платы"
Кюхельбекер больше не хочет ждать: им овладевает мысль об издании собственного журнала, сразу же пришедшаяся по душе его друзьям-Вяземскому, Пушкину, Грибоедову.
С помощью Грибоедова, в сотрудничестве с новым другом и единомышленником В. Ф. Одоевским, Кюхельбекер начинает готовить альманах "Мнемозина".
17 января 1824 года первая часть альманаха была разрешена цензурой; успех был блестящим.
Вышедший альманах собрал на своих страницах лучшие литературные силы. Там опубликовали свои произведения Пушкин, Баратынский, Вяземский, Языков, Одоевский и другие литераторы. Сам Кюхельбекер напечатал в четырёх его частях отрывки из "Европейских писем", повесть "Адо", большое количество лирических стихотворений, литературно-критические статьи "Земля безглавцев" и "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие", "Разговор с Булгариным" и т. д.
Однако "Мнемозина" принесла Кюхельбекеру не только славу и материальное благополучие, но и новые огорчения. Четвёртая часть альманаха была задержана и вышла с большим опозданием лишь в конце 1825 года. Кюхельбекер вынужден вновь просить денег у матери и искать более надёжных средств к существованию, чем издание альманаха.
Он предполагает уехать за границу, но это остаётся лишь проектом. Напряжённая работа в "Сыне отечества" Булгарина и Греча и в "Благонамеренном" Измайлова даёт скудные заработки. Его голова заполнена творческими планами, которым не суждено было сбыться в связи с событиями 14 декабря 1825 года.
глава3
III. 1 "Моих зениц коснулся он: Отверзлись вещие зеницы, . . .
Моих ушей коснулся он, И их наполнил шум и звон"
Ещё в 1817 году Кюхельбекер стал членом священной артели, которая была предтечей Северного общества декабристов.
Движение декабристов развернулось на фоне социально-экономических сдвигов, происшедших в России в первые десятилетия XIX века.
Противоречия отсталого феодально-крепостнического строя с постепенно развивавшимися буржуазными отношениями требовали коренных изменений в экономической и политической жизни страны. Эти противоречия декабристы воспринимали как несоответствие интересов закрепощённого народа и стремлений правительства, которое защищало и ограждало сложившуюся государственную систему.
Основную часть всего населения страны составляли крепостные крестьяне. Лучшие люди России воспринимали крепостное право не только как тормоз дальнейшего развития страны, но и как нравственный её позор.
Особенно обострилось отрицательное отношение к крепостничеству после Отечественной войны 1812 года, которая дала возможность будущим декабристам по достоинству оценить свой народ, понять силу его патриотизма и героизма. Во время заграничных походов 1813-1814 годов они убедились в преимуществах более демократического устройства ряда стран Европы. Многие будущие члены тайных обществ были участниками войны, прошли славный боевой путь от Москвы до Парижа и были отмечены боевыми наградами.
Эти перемены и явились почвой, на которой сформировалась идеология будущих дворянских революционеров.
30 июля 1814 года гвардия торжественно вступила в столицу через триумфальные ворота, построенные по проекту Дж. Кваренги. Встречать их собралось много народа. Прибыли и члены императорской фамилии. Якушкин, находившийся во время встречи недалеко от царской кареты, впоследствии вспоминал: "Наконец, показался император, предводительствующий гвардейской дивизией, на славном рыжем коне, с обнажённой шпагой, которую уже он готов был опустить перед императрицей. Мы им любовались; но в самую эту минуту почти перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на него с обнажённой шпагой. Полиция приняла мужика в палки. Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за любимого нами царя. Это было во мне первое разочарование на его счёт" (14).
Русские солдаты и ополченцы, освободившие Европу от нашествия Наполеона, после войны снова возвратились под гнёт офицеров и помещиков. Всеобщие ожидания облегчения солдатской службы и свободы крестьянам как платы за кровь, пролитую в боях за родину не оправдались. Ответом на эти ожидания была смехотворная фраза в правительственном манифесте 30 августа 1814 года, посвящённом победному завершению войны: "Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду свою от бога. . . " (15).
"Мы проливали кровь, а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас вновь тиранят господа", - роптали бывшие ополченцы (15).
Волнения стали возникать и в императорской гвардии, которая являлась оплотом самодержавия. Вернувшаяся из-за границы офицерская молодёжь стала рассадником "вольнодумства" в столице.
В армии стали возникать артели. Причины их возникновения сначала были чисто материальные: молодым небогатым офицерам вести хозяйство сообща было гораздо экономнее. Офицеры Генерального штаба также во второй половине 1814 года организовали своё общество под названием "Священная артель". Постепенно артель превратилась в политический кружок, в который входили как военные, так и статские лица. Постоянными посетителями были братья Муравьёвы-Апостолы, М. С. Лунин, И. И. и М. И. Пущины, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер и другие. "В артельной гостиной, где было тепло и необыкновенно уютно" (16), разгорались жаркие споры, строились планы и давались клятвенные обещания не щадить жизни для счастья отчизны. Многие члены артели позже приняли самое деятельное участие в организации восстания.
Главным в деятельности этого общества было воспитание любви к отечеству. Члены этой организации были страстными патриотами России. Это же чувство идейно объединило с артелью Кюхельбекера - выпускника Лицея, воспитанного в высоких традициях преданности Отечеству. Мнение, что он, далёкий декабристам, случайно ввязался в их общество накануне восстания и на площади 14 декабря "сумасбродствовал" с искренней целью возвести на престол Константина, - опровергается всем содержанием его следственного дела. Сам Кюхельбекер характеризует этот период своей жизни как время, когда он ничем принципиально не отличался от вольномыслящей молодёжи:". . . до Лицея я был ребёнком и едва ли думал о предметах политических. По выпуске из оного до самого моего путешествия за границу 1820 году, - я повторял и говорил то, что тогда повторяла и говорила сплошь вся почти молодёжь (и не только молодёжь), - не более и не менее. . . " (17). Желая всячески ослабить свою вину, Кюхельбекер продолжает: ". . . между тем уверяю по чести, что я только был увлечён общим потоком и не имел никаких определённых, ясных понятий насчёт предметов, которые я считал совершенно чуждыми моих любимых занятий" (17). Но лицейский "Словарь . . . " над которым так много потрудился Кюхельбекер говорит нам о его глубоком увлечении вольномысленной философией, в частности тем же Жан-Жаком Руссо, на которого ссылается основатель Священной артели А. Муравьёв. О своей любви к родине Кюхельбекер говорит яркими словами: ". . . взирая на блистательные качества, которыми бог одарил народ Русский, народ первый в свете по славе и могуществу своему, по своему звучному, богатому, мощному языку, коему в Европе нет подобного, наконец по радушию, мягкосердию, остроумию и не памятозлобию, ему пред всеми свойственному, я душой скорбел, что всё это подавляется, всё это вянет и, быть может, опадёт, не принесши никакого плода в нравственном мире! Да отпустит мне бог за скорбь сею часть пригрешений моих, а милосердый Царь часть заблуждений, в которые повлекла меня слепая, может быть, недальновидная, но беспритворная любовь к Отечеству"(17).
Кюхельбекера привела в артель не только любовь к Отечеству, но и горячая ненависть ко всему крепостническому строю, к крепостному праву. Из восьми по его подсчёту побудительных причин, укоренивших в нём вольнодумный образ мыслей и заставивших вступить в тайное общество, три непосредственно восходят к тяжёлому положению крепостных крестьян. Указав на страшные злоупотребления "в большей части отраслей государственного управления, особенно же в тяжебном судопроизводстве"(17), Кюхельбекер останавливается сейчас же в след за этим на крепостном праве: "Угнетение истинно ужасное (говорю не по слухам, а как очевидец, ибо живал в деревне не мимоездом), в котором находятся большая часть помещечьих крестьян. . . " (17). Упомянув далее в упадке торговли и общем недостатке в деньгах, он вновь переходит к крепостному праву и четвёртую причину своего вольнодумства формулирует так: "Распространяющееся и в простом народе развращение нравов: особенно же лукавство и недостаток честности, которой я приписываю угнетению и всегдашней неуверенности, в коей раб (крепоcтной) находится насчёт права пользоваться свои приобретаемым имуществом. Признаюсь, что сия четвёртая побудительная причина была для меня из самых главных. . . " (17). Далее следует текст лекции о блистательных качествах русского народа и о русском языке.