На первом же месте службы – линкоре «Мстислав», лучшем линейном корабле того времени – судьба свела его с одним из замечательных морских офицеров, 27-летним капитаном судна Григорием Ивановичем Мулавским, внебрачным сыном графа Чернышева. именно Мулавскому предстояло возглавить задуманную еще при Екатерине II кругосветную экспедицию[19], для которой предполагалось снарядить эскадру из пяти кораблей. Война внесла свои коррективы в этот план, подготовка экспедиции была отложена, но идея продолжала жить, и Г.И.Мулавский, который обратил внимание на юного гардемарина, пообещал Крузенштерну включить его в число участников будущей экспедиции. А пока его ожидало первое боевое крещение – 28 июня 1788 года Кронштадтская эскадра Балтийского флота вышла навстречу приближающемуся противнику. Крузенштерн отличится в этом первом своем бою, выигранном у шведов ценой больших потерь – более 300 человек убитыми и более 600 ранеными, за отвагу и благоразумие получит первое повышение по службе, но на вопрос Г.И.Мулавского ответит, что это было ужасно[20]. Случилось так, что в этой битве на стороне противника принимали участие четверо его родственников по той ветви семьи, которая оставалась в Швеции: это были молодые офицеры Мориц Соломон, Себастьян, Мориц Петер и Фредрик Вильгельм Крузенштиерны. И.Ф.Крузенштерн, конечно, даже не догадывался об этом, он не мог этого знать, никаких контактов между эстонскими и шведскими Крузенштернами тогда не существовало.
Через год с небольшим, летом 1789 г., во втором морском сражении со шведами неподалеку от острова Ёланд, Крузенштерн потеряет своего командира, ставшего ему другом, капитана Мулавского, а вместе с ним и надежду на скорое осуществление своей юношеской мечты – кругосветного плавания. еще через год – 22 июня 1790 г. – в четвертом и последнем морском бою той войны ему будет дано почетное поручение – подняться на вражеский корабль и взять в плен адмирала Лейонакера. 6 июля 1790 г. 19-летний Крузенштерн за проявленное в сражениях мужество был произведен в лейтенанты.
Возмужавший за два года войны и закаленный в тяжелых морских боях, молодой офицер получил некоторую передышку – «Мстислав» требовал основательного ремонта. И эту передышку Иван Федорович использовал для того, чтобы пополнить свои знания, которые он не получил вследствие раннего выпуска из кадетского корпуса. Основное внимание уделялось при этом языкам – английскому и французскому – как ключу в большой мир; конечно, астрономии и географии, затем также латыни. Через много лет в письме к сыну Павлу (от 24 января 1828 г.) он напишет: «У меня была возможность выучить латынь в Домской школе, где был превосходный учитель, но я этого не сделал, потому что мне внушили, что латынь офицеру не нужна. Тысячу раз я сожалел об этом и позднее все же взялся за нее… Почти каждый английский офицер знает латынь, как вообще в Англии не может считать себя образованным человек, ею не владеющий»[21]. И.Ф.Крузенштерн относился к Англии с большой любовью, ему были близки образ жизни англичан, отличающая их внутренняя сдержанность; он всегда оставался верным поклонником туманного Альбиона, что, впрочем, никак не умаляло его искренних патриотических чувств по отношению к России. теперь, после гибели Мулавского, дорога в большой мир виделась ему несколько иной: по существовавшему между Россией и Англией соглашению российские офицеры могли, выражаясь современным языком, пройти стажировку на английском флоте, самом передовом и совершенном в то время, плавая на наиболее современных судах. 1 ноября 1793 г. английский корабль «FannyofLondon» принял на борт 16 молодых российских офицеров, отправлявшихся служить в Англию. среди них были Иван Крузенштерн и его однокашник по кадетскому корпусу Юрий Лисянский, также принимавший участие в войне со Швецией.
Первое знакомство с большим миром продолжалось без малого 6 лет (он вернулся в Петербург в октябре 1799 г.). За это время Иван Крузенштерн дважды поднимался в Портсмуте на борт английского судна. 4 мая 1794 г. на фрегате «Thetis» под командованием капитана Кохрейна (Cochrane) он отправился в Северную Америку. Задачей английских моряков, которые в любых морских просторах чувствовали себя полными хозяевами, была охота по всему Восточному побережью Северной Америки за французскими торговыми судами и, конечно, военными кораблями сопровождения. В условиях борьбы за новые территории и учитывая очевидные профранцузские и откровенно антибританские настроения в Соединенных Штатах, дело это не только считалось славным, но было и довольно прибыльным. Крузенштерн оказался единственным офицером на борту, свободно говорившим по-французски, и имел успех в качестве переводчика на переговорах с пленными французами. Известно, что причитавшуюся ему за участие в захвате французских кораблей долю – она составила 100 фунтов – он отдал в пользу команды, которая, как правило, не принимала участия в дележе добычи. В архиве сына Крузенштерна Павла сохранились анонимные записки, по-видимому, одного из участников этого похода. В них, в частности, говорится: «Офицеры жили в этих условиях исключительно настоящим моментом… Иначе вел себя Крузенштерн; его пытливый ум сумел и в таком окружении найти возможность для серьезных занятий; он оставил тома рукописей – самых разноообразных работ, написанных на борту "Thetis"»[22].
У берегов Канады корабль сел на мель, он требовал основательного ремонта. Это обстоятельство предоставило Крузенштерну некоторую свободу, которой он воспользовался, чтобы познакомиться с Соединенными штатами, страной, совсем недавно обретшей независимость и переживавшей период бурного развития. Он отправился в Нью-Йорк, а затем в Филадельфию, тогдашнюю столицу, где был принят первым президентом Соединенных Штатов. Джордж Вашингтон предложил молодому офицеру даже принять участие в создании американского военного и торгового флота. Но поскольку это предложение не было непосредственно сопряжено с возможностью продолжить плавание в Юго-Восточную Азию, а именно туда стремился Крузенштерн, оно его не заинтересовало, и он отказался.
12 сентября 1796 г. Крузенштерн и Лисянский вернулись на фрегате «Cleopatra» в Англию, а 16 марта 1797 г. на линкоре «Reasonable», которому предстояло сопровождать восемь судов Ост-индской компании, Крузенштерн отплыл из Англии в Южную Африку в надежде найти какую-то возможность направиться оттуда дальше, в сторону Юго-Восточной Азии. Ему повезло, он нашел судно, отправлявшееся в Калькутту. Правда, Лисянский и еще один его товарищ, Баскаков, которые первоначально тоже собирались отправиться туда вместе с ним, отказались от своего намерения и пытались отговорить Крузенштерна: фрегат «Oiseau», кстати, захваченный англичанами у французов, имел репутацию судна не очень надежного.Но Крузенштерн был тверд в намерении использовать малейшую возможность для достижения поставленной им задачи. до цели своего путешествия – Мадраса и затем Калькутты – «Oiseau» все-таки добрался, но, как выяснилось затем в ремонтном доке, добрался лишь по благосклонности судьбы. В корпусе судна обнаружилась огромная пробоина, из которой торчала каменная глыба, практически перекрывавшая воду. Если бы во время плавания этот камень выпал из корабельной стенки, судно за считанные минуты ушло бы под воду. трудно в это поверить, но свидетелем невероятной истории была вся Калькутта.
Крузенштерну удалось побывать и в Макао, португальской колонии в Китае, куда он особенно стремился, тем более что Китай оставался terraincognita практически для всего мира, не только для России. Правда, перед этим мореплаватель перенес тяжелейшую тропическую лихорадку в Малакке. Два месяца он лежал на голом полу в одной из малайских больниц, пока, на счастье, его не нашли английские друзья. Они и помогли Крузенштерну после выздоровления добраться до Кантона.
Не только (и не столько) страсть к приключениям влекла Крузенштерна вдальние земли, и в частности в Юго-восточную Азию, сколько идея создания для России морского торгового пути, которая уже овладела его умом. Здесь, в Макао, он видел, как оживленно шла торговля, которая находилась почти исключительно в руках Ост-Индской компании, а также португальцев и голландцев. Крузенштерн был свидетелем того, насколько быстро и с какой огромной выгодой на его глазах был распродан груз меха, доставленный с берегов Аляски 100-тонным бригом. В то время как торговый путь из Москвы или Петербурга в Америку через Сибирь протекал тогда примерно следующим образом: по весне из одной или другой столицы купцы отправлялись на восток; в июне перебирались через Волгу, в июле – через Урал, в августе – через Обь. Переправивишись через Енисей, с первым снегом добирались до Иркутска, здесь приходилось ждать, пока зима не войдет в силу, тогда санным путем вверх по Лене и к январю – в Якутске. Тайга зимой недоступна, опять приходилось ждать, пока не растает снег и не пройдут весенние паводки, и лишь в июне – снова в путь; в августе добирались до Охотска и лишь в сентябре – до Камчатки. На Камчатке нужно было перезимовать, чтобы лишь следующим летом отплыть в Америку.