Затем он указывает прямо на некоторых лиц, могущих, по его мнению, принять участие в подписке, но он не желал бы, чтобы Милль жертвовал чем-либо из своих средств. Милль без всяких, по-видимому, затруднений собрал 6000 франков. Их дали известный историк Грот, писатель и политический деятель Молесуорт и Райкс Кэрри. Конт был очень обрадован. «Все, по-видимому, — пишет он Миллю, — складывается теперь самым благоприятным образом, чтобы сделать для меня нечувствительным временный удар, нанесенный моему материальному положению».
Посылая деньги, Милль, однако, советовал Конту приискивать себе работу и предлагал ему сотрудничество в английских журналах. Едва ли такая мысль могла бы особенно нравиться Конту. Хотя он и принял предложение, хотя он и говорит даже, о чем намерен писать, однако из этого ничего не вышло. Конт в это время не только не писал уже журнальных статей, но и не читал вовсе журналов. Относительно же критического разбора разных книг он прямо говорит, что этим делом могут заняться — он, Милль, по части английских книг, а Литтре — по части французских, что такое занятие было бы противно его установившимся привычкам, и просит пощадить его силы и время, нужные для работы над основными вопросами. Действительно, Конт был сильно занят обдумыванием своего второго капитального произведения «Системы положительной политики»; он создавал свою положительную религию, в которой предназначал себе великую роль основателя и первосвященника. Уже перед его умственным взором мелькали многочисленные толпы последователей, которые естественно не допустят своего верховного наставника добывать себе средства существования посторонними заработками. А тут предлагают писать журнальные статьи, рецензии!.. Он, видимо, уклонился.
Надежды Конта снова попасть на место экзаменатора не оправдались: его не выбрали ни в 1845 году, ни в следующем 1846-м.
Между тем англичане отказались продлить еще на год свою субсидию. Это сильно раздражило философа. В письме к Миллю он высказывает уже прямо мысль, что поддержка со стороны лиц, сочувствующих его философии, должна быть не временная, а постоянная, что он, как бывший экзаменатор Политехнической школы, в высшей степени признателен за оказанную ему услугу, но, как автор «Системы положительной философии», находит, что лица, поддержавшие его, недостаточно сильно прониклись новыми убеждениями, иначе они не отказывались бы от того, что составляет их прямую обязанность. Милль защищал своих друзей. Переписка приняла несколько острый характер; к тому же переписывавшиеся философы сильно разошлись по некоторым общественным вопросам. Точное научное понимание практичного англичанина восставало против сентиментального сердечного элемента, все резче и резче дававшего себя чувствовать в произведениях и письмах утописта-француза.
За охлаждением скоро последовал полный разрыв, и переписка прекратилась в 1846 году.
Нельзя сказать, чтобы Конт в это время сильно нуждался. Он сохранял за собою еще место репетитора в Политехнической школе и преподавателя математики в частном учебном заведении, что давало ему 5000 франков. Но он разошелся с женой и обязался выдавать ей ежегодно 3000 франков, ввиду стеснительных обстоятельств он уменьшил эту сумму до 2000. Все же ему не хватало указанных средств, чтобы поддерживать прежний образ жизни. Частных уроков или каких-либо других занятий не подыскивалось. Конт слишком был занят своей социальной системой. Поэтому, чтобы покрывать ежегодные недочеты, он прибегал к займам у друзей или просто пользовался безвозвратными субсидиями. В 1848 году он лишился места в частном заведении и остался, следовательно, лишь при 2000 франках, и то крайне ненадежных. В таком положении оставаться было уже невозможно. И вот Литтре, в то время один из самых преданных его учеников, предложил своему учителю устроить правильную подписку между последователями. Несколько раньше сам Конт обратился с любопытным воззванием ко всему западноевропейскому обществу. Он говорит о беспримерных преследованиях, претерпеваемых им от злобствующей педантократии; она, эта ученая клика, не останавливается ни перед какими безнравственными средствами, лишь бы только они имели законный вид. К счастью, прошли уже те времена, когда посягали на жизнь и свободу, и теперь он может поплатиться только своим имущественным положением. И вот, когда прожито уже полвека, он должен снова возвратиться к скромному и трудному занятию первых годов своей юности, то есть снова существовать на средства, зарабатываемые частными уроками. Поэтому-то он взывает без всяких обиняков к западноевропейскому обществу и просит, чтобы ему, как простому пролетарию, была доставлена наконец возможность приложить свои профессиональные знания. Это — социальный долг как тех, кто принимает все учение его целиком, так и тех, кто разделяет только его философские принципы; в особенности первые должны позаботиться, чтобы «главный орган позитивизма» не изнывал в несправедливой беде в пору своей наибольшей зрелости.
«Такое воззвание, — справедливо замечает Литтре, — обращенное к Западу, который был слишком обширен, чтобы оно могло быть услышано, и во имя позитивизма, который насчитывал еще слишком мало последователей, чтобы его влияние могло дать себя почувствовать, естественно должно было остаться без последствий».
Тогда Литтре предложил Конту устроить подписку. Последний одобрил мысль своего ученика.
«Я убежден, — писал он ему, — что всею совокупностью своих работ заслужил уже того, чтобы общество дало мне средства существования даже в том случае, если бы причиной моего теперешнего бедственного положения был и не прямой грабеж... Поэтому-то я всегда буду готов принять не только без всякой совестливости, но и даже с гордостью коллективную подписку, которая облегчит мне окончание моего великого труда, сберегая время и силы от напрасной растраты».
Литтре немедленно составил циркулярное послание, отлитографировал его и разослал за подписью двенадцати ближайших последователей Конта лицам, заведомо сочувствующим позитивизму. Желательная сумма сборов определялась в 5000 франков, но в первые годы она далеко не достигала этой цифры. Конт в одном из своих ежегодных циркуляров указывает, что в подписке участвуют главным образом позитивисты сердца, а из позитивистов ума лишь немногие лица и что, следовательно, содержание его падает преимущественно на лиц, ожидающих от позитивизма обновления и преобразования всего общественного строя. Конт был очень доволен, что это случилось именно так. С течением времени подписка все увеличивалась: в 1849—1851 годах она колебалась между 3 и 4 с лишним тысячами франков, в 1852 году она дала 5600, а начиная с 1853 года превышала несколько 7000 франков. В 1851 году Конт лишился последнего своего места — репетиторства в Политехнической школе и стал жить всецело на средства последователей и людей, сочувствовавших ему. С этого же года он взял в свои руки и само дело подписки, рассорившись с Литтре.
Таким образом, Конт достиг цели: он избавлен был от необходимости зарабатывать себе средства существования каким-либо посторонним трудом и мог всецело отдаться своему призванию, всецело посвятить себя служению новому созданному им учению. Успех завидный, выпадавший на долю немногих из известных социальных реформаторов. Конечно, он ошибался, приписывая все свои неудачи в ученом и политехническом мире злобе и тупости царивших там людей. Не только педанты, но и настоящие ученые, занятые своей специальностью, не особенно-то долюбливают, когда в их среду врывается вдруг человек с громадным обобщающим умом, — человек, дерзко попирающий рутину, призывающий науку служить на благо общества и потому естественно переносящий весь центр тяжести научной системы в социологию. Помимо тупости и недомыслия, они ясно видят, что такой человек, в качестве репетитора или экзаменатора по математике, оказывается не на своем месте. Действительно, что общего между первосвященником религии человечества и скромным экзаменатором Политехнической школы? Не мог же весь Политехникум превратиться в храм новой религии и не мог человек, взяв на себя права и обязанности «связывать и разрешать» на новый лад, серьезно заниматься испытанием способностей молодых людей к математике! В 1844 году Конт не считал еще себя первосвященником, но он уже трудился над разработкой своей новой социальной системы и своего религиозного учения. Занятия в Политехнической школе для него были скорее помехой, чем естественным приложением сил. Уже одни эти бесконечные жалобы, постоянные упоминания при всяком удобном и неудобном случае о несправедливости и произволе, наряду с большой готовностью перейти на общественное иждивение и даже прямыми требованиями подобного рода — показывают, что он напрасно приписывал все свои неудачи злобе ученых. Как натура в высшей степени цельная, он не мог раздваиваться и во время экзаменов или репетиций забывал, что он — творец нового общественного учения.
Долго и упорно Конт боролся за свое материальное существование. Только под конец жизни ему довелось насладиться утешительным сознанием, что средства существования он получает от исполнения своей миссии. Правда, средства эти были довольно ограничены, но для него достаточные. Конт всегда вел скромный образ жизни, а последние десять лет он еще больше ограничил свои потребности. Любопытные подробности о жизни философа сообщает один англичанин, посетивший его в 1853 году. Конт жил тогда, как и раньше, и позже до самой смерти, на улице Monsieur le Prince, где собираются и теперь еще его, так сказать, последовательные последователи, позитивисты сердца. Квартира эта превратилась в своего рода храм позитивистов.
«Служанка ввела англичанина в маленькую уютную комнату (цитирую по фельетону "Новостей". — В. Я), в камине горел огонь, у стены стоял столик, на котором лежала бумага, очевидно приготовленная для посетителей, желающих вписать свое имя. Два шкафа были наполнены книгами... Все они были в хороших переплетах, но было видно, что редко вынимаются из шкафа. Скоро вошел сам Конт, маленький сгорбленный человек в длинном сюртуке, с красноватыми глазами, цветущим здоровым румянцем, короткими волосами и приятными чертами лица, незначительным лбом... Заговорив о субсидии, Конт показал лист подписчиков... и выразил сожаление о том, что квартира несколько дорога для его бюджета; он платил за нее 1600 франков, но зато остальное его содержание, благодаря его экономке, стоило ему с небольшим 1 тысячу франков в год. Он прибавил, что ему было бы тяжело расстаться именно с этой квартирой, с которой связаны самые дорогие для него воспоминания, оказывающие влияние на его умственное состояние. При этом Конт указал на соседнюю маленькую комнату, которая была почти пуста, в ней не было даже ковра».