В Коринфе он не нанял себе жилья и не поселился ни у кого из гостеприимцев, а стал жить под открытым небом;
изрядно потрескавшаяся от времени бочка (а точнее: большая глиняная амфора для хранения жидкостей и зерна - по-гречески “пифос”) служила ему убежищем и пристанищем;
был совершенно лыс, хотя и носил длинную бороду, дабы, по якобы его словам, не изменять вида, данного ему природой;
был сутул до сгорбленности, из-за этого его взгляд всегда был исподлобья;
ходил, опираясь на палку, в верхней части которой был сук, куда Диоген вешал свою котомку странника;
ко всем он относился с язвительным презрением;
без стеснения занимался у всех на глазах мастурбацией и мочился, как собака;
его собственноручные сочинения: “О любви”; “Государство” (“Политая”); “Эдип”; “Фиест”. (Трагедия);
Александр Македонский, беседуя с 70-летним Диогеном в Коринфе, в пригородной кипарисовой роще Кранеоне, сказал, что он, Александр, великий царь. Диоген довольно беззастенчиво, если не прямо нахально, ответил ему: “А я - собака Диоген”.
- Ищу человека, а не негодяя.
/Такой ответ Диоген дал, когда его, озабоченно что-то разыскивающего днем с зажженным фонарем, спросили о том, что он делает./
Александр Македонский о Диогене:
- Если бы я не был царем, я хотел бы быть Диогеном.
Антон Павлович Чехов о Диогене:
- Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира - вот, блага, которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил в бочке однако же был счастливее всех царей земных.
Однажды Диоген держал речь на городской площади. Много народа слушало его слова с большим удовольствием. Как вдруг он оборвал свою речь, сел на землю и на глазах у всех испражнился. Все сразу же отшатнулись от него, называя кто полоумным, а кто бесстыдником.
Однажды некий “прыгун” сказал Диогену:
- Как жаль, Диоген, что ты, с такой закалкой, никогда не участвовал в Олимпийских состязаниях. Наверняка ты был бы первым!
- Зато я участвую в состязаниях более важных, чем Олимпийские.
- В каких же это? - не понял “прыгун”.
И, укоризненно качнув головой, сказал Диоген:
Вы же знаете: я состязаюсь в борьбе с пороками.
Одна из притч Диогена:
Один владелец несметных богатств, - неторопливо начал Диоген, - созвал на пир гостей со всех земель, всех народов и языков, всякого звания, пола и возраста. Будучи щедрым, он выставил перед гостями обильные угощения и каждого оделил тем, что ему всего полезнее. Приглашенные наслаждались и благодарили хозяина. Но вот нашелся среди них один, кому показалось мало того, что назначалось ему, и он стал захватывать то, что назначалось для его соседей, даже не подумав, что отнимает в том числе у слабых и хворых и даже малых детей. И стал он отнятое хапать и пихать себе в рот до тех пор, пока желудок не извергнул все это обратно!.. Так вот, щедрый владелец богатств - это природа, гости на ее пиру - все люди и народы мира, а алчный - это богатей, которые отнимают у всех, кто слабее их!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Диоген умер 13.06.323 г. д.н.э., съев сырого осьминога и заболев холерой; но есть и такая версия, что смерть наступила “от задержки дыхания”.
Соотечественники воздвигли Диогену много медных памятников и на одном из них, на родине философа в г. Синопе, вырезали эпитафию:
Время точит и камень, и бронзу,
Но слова твои, Диоген, жить будут вечно!
Ведь ты учил нас благу довольствоваться малым
И наметил пути продвижения к счастливой жизни!
Многие киники, как и Диоген, жили подаяниями, но в этой своей бедности были, следуя и подражая Диогену, довольно остроумны. Один из них, Телес (III в. до н. э.), говорил богачу: “Ты даешь щедро, а я принимаю мужественно, не пресмыкаясь, не роняя своего достоинства и не ворча”.
В качестве более односторонней формы этой стоической моральной философии следует рассматривать кинизм, который снова выходит на сцену в начале христианской эры. Чем больше научные составные части стоической философии отступали на задний план перед ее практическими требованиями, тем ближе она подходила к кинизму, из которого некогда вышла; и чем хуже становились, начиная с последнего века римской республики, нравственные и политические условия жизни, тем настоятельнее должна была казаться потребность противодействовать развращенности и бедствиям времени в резкой, но успешной форме древних киников. Тень этих киников вызвал уже Варрон в своих “Менипповых сатирах”, чтобы как можно резче сказать правду своим современникам; письма Диогена, по-видимому, уже ставили своей прямой целью настоящее возрождение кинической школы.
Но различить эту школу мы можем лишь в эпоху Сенеки, который среди киников своего времени чрезвычайно восхваляет Деметрия. Из позднейших киников самые выдающиеся суть: Эномай из Гадары при Адриане; Демонакс, который умер в почти столетнем возрасте в 160 г. после Р. X. в Афинах; Перегрин, который позднее назывался Протеем и который публично сжег себя в 165 г. в Олимпии, и его ученик Феаген. Однако эта школа, интересная в культурно-историческом отношении, имеет для истории науки лишь косвенное значение как показатель распространенных настроений. Кинизм, который даже у лучших своих представителей не был свободен от некоторых злоупотреблений, для многих служил только поводом к праздной бродяжнической жизни, к непристойному поведению, к удовлетворению тщеславия через посредство хвастливых выходок, возбуждавших сенсацию. Ни от одного из этих позднейших киников до нас не дошло ни одной новой мысли. Деметрий, а также, несмотря на свои эксцентричности, Перегрин (которого Геллий, Noct. Att. XII, 11, прославляет, называя его virgravisetconstans) высказывают те нравственные принципы, которые уже давно сделались общим достоянием через посредство стоицизма; Демонакс, который в качестве философа был эклектическим сократиком, пользовался всеобщим уважением за свой мягкий, любезный, человеколюбивый характер; Эномай в отрывках своего “Изобличенного обманщика” резко нападает на оракулов и в связи с этим защищает свободу воли против стоиков.
В качестве проповедников морали эти лица и их единомышленники оказали значительное и в общем, без сомнения, благотворное влияние на образ мыслей и настроение своей эпохи. Однако ни один из них не прославился какими-либо научными заслугами. Но именно потому, что этот позднейший кинизм был скорее образом жизни, чем научным мировоззрением, его почти не коснулась смена философских систем; он пережил все школы, за исключением неоплатонической, сохранился доV века и имел еще отдельных приверженцев даже вVI веке.