37) Апрель — Студенческая научная конференция.
38) 20–21 ноября — Конференция, посвященная 150-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского
39) 11–12 декабря — Конференция, посвященная 150-летию со дня рождения Н. А. Некрасова.
40) Декабрь — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана и Т. Ф. Мурниковой. («Методика и современная наука»).
1972
41) 10 января — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Театр и проблемы культуры XIX века»).
42) 11 февраля — Кафедральный семинар с докладом И. А. Чернова («Научная проблематика барокко»).
43) Апрель — Студенческая научная конференция.
44) Май — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Современные проблемы теории литературы в свете постановления ЦК КПСС о задачах литературной критики»). Это, конечно, «протокольное» название. Реальна первая его часть.
1973
45) Апрель — Студенческая научная конференция.
46) 2–5 мая — Конференция «Литературоведение и школа. II».
47) 30 мая — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Марксистско-ленинская методология и проблемы фрейдизма»). «Протокольное» название. Реальна вторая его часть.
48) 12 июня — Кафедральный семинар с докладом В. Килька («О романе И. С. Тургенева “Отцы и дети”»).
49) Декабрь — Кафедральный семинар с докладом З. Г. Минц. Проблема языка в культуре XX века (теоретический доклад).
1974
50) 9 января — Философский семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Вопрос о структурной необходимости индивидуальности в системе культуры»).
51) 8–13 февраля — I Всесоюзный симпозиум по вторичным моделирующим системам системам в Тарту.
52) 28 марта– Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Прагматика текста»).
53) Март — Кафедральный семинар с докладом В. И. Беззубова («Л. Андреев и революция 1905 года»).
54) 12–14 апреля — Студенческая научная конференция.
55) 30 мая — Философский семинар с докладом Ю. М. Лотмана о разных типах сознания.
56) Май — Кафедральный семинар с докладом И. А. Чернова («Методология литературоведческого анализа»).
1975
57) 5 марта — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Пути и методы изучения народной культуры XVIII века»). 58) 11–13 апреля — Студенческая научная конференция.
59) 20–24 апреля — III (I Всесоюзная) конференция «Творчество А. А. Блока и русская культура XX века».
60) 27 декабря — Научная сессия кафедры с докладами Ю. М. Лотмана, З. Г. Минц, Б. М. Гаспарова, Б. А. Успенского, А. Ф. Белоусова, С. Г. Исакова, А. К. Жолковского.
1976
61) 8 апреля — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («О прагматике текста»).
62) 16–18 апреля — Студенческая научная конференция.
63) 10 сентября — Кафедральный семинар на тему «Проблемы семиотики устной речи» с докладами Б. М. Гаспарова, Ю. М. Лотмана.
64) 22 октября — Студенческая научная конференция республик Прибалтики и Белоруссии по гуманитарным и естественным наукам. Секция русской литературы.
65) 2 ноября — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («“Русский Пелам” и “Повесть о капитане Копейкине”»). <Часть 1.>
66) Ноябрь — Кафедральный семинар с докладом Ю. М. Лотмана («Проблема X главы “Евгения Онегина” и “Повесть о капитане Копейкине”»). <Часть 2.>
67) 24 ноябрь — Кафедральный семинар с докладом Л. И. Вольперт («Традиции французской комедии у Пушкина и комедиографов его поры»).
1977
68) 8 января — Философский семинар на тему «Дискретные и недискретные языки в механизме культуры».
3. «Мы учим этике!»
Именно так сформулировал Ю. М. Лотман свое педагогическое кредо на одном из заседаний кафедры, где обсуждался некорректный поступок коллеги, использовавшего в своей статье разыскания студентки без соответствующей ссылки (см. книгу протоколов за 1956 г., хранящуюся в кафедральном архиве). Результаты научной деятельности, при всей их важности для Лотмана, никогда не заслоняли для него, как заведующего, критерия личной порядочности, осознанной и выраженной этической позиции. Этот критерий прилагался им, в первую очередь, к самому себе, но и к каждому из членов кафедры. Этическая составляющая, по мнению Лотмана, является важнейшей в личности педагога — как и университетского, так и школьного. В одной из своих многочисленных статей на педагогические темы он пишет: «Я не считаю, что можно разделять обучение и воспитание, видя в них две различные педагогические задачи. <…> Обучение подразумевает, что один хочет учить, а другой хочет учиться. То есть любому акту обучения обязательно сопутствует настройка учителя (самовоспитание) и настройка ученика (воспитание). <…> Для того чтобы ученик хотел получить то, что ему хотят передать, нужно, чтобы ему было интересно. Но только интереса мало: <…> необходимо доверие учеников учителю. Часто одно фальшивое слово, нарушенное обещание, некрасивый недобросовестный поступок убивают доверие и воздвигают стену между учителем и классом. Ученики оценивают не только то, что говорит учитель, а всю его личность и именно своей личностью, человеческим обликом как в классе, так и за его пределами, учитель оказывает основное воспитательное воздействие на учеников»14. Подготовку учителей русского языка и литературы Ю. М. Лотман воспринимал не только как свой служебный долг (отделение русской филологии готовило тогда именно учителей, преимущественно для эстонской школы), но и как внутреннее призвание. В этом он видел и одну из миссий своей кафедры.
Другой важнейшей, с точки зрения Ю. М. Лотмана, миссией кафедры было представлять русскую культуру в Эстонии (сюда следует отнести и популяризацию русской художественной культуры в эстонской читательской аудитории, и сотрудничество с эстонскими коллегами, и исследование русско-эстонских культурных контактов, и разрушение стереотипов в межнациональных отношениях, обусловленных историческими причинами и т. д.)15.
4. Концепция кафедры
По мысли Ю. М. Лотмана, кафедра должна была стать той средой, в которой могли бы существовать и воспроизводиться (биологический термин здесь вполне уместен, он присутствует и в слове «среда») интеллигентные, порядочные, образованные люди. Эти люди (молодые преподаватели, студенты), в свою очередь, должны были, по его замыслу, со временем создавать вокруг себя свою среду, передавая культурную эстафету дальше16. В каком-то смысле это был утопический проект, сродни идеям педагогов-просветителей XVIII в. (например, И. И. Бецкого в России), стремившихся создать «новую породу людей» в закрытых учебных заведениях, изолировав своих воспитанников от жестоких и низких нравов современной действительности и противопоставив им возвышенные устремления, почерпнутые из искусства и философии. Лотман всегда с энтузиазмом относился к самой идее созидания мира усилиями отдельных людей (Н. И. Новиков был одним из любимых его героев). По своим установкам он был просветителем (в смысле XVIII в.). Созвучность его культурологических концепций (культура как память, семиосфера) и жизненных установок очевидна. Он хотел иметь возможность делать то дело, которое считал делом своей жизни. И в этой связи неизбежен вопрос о том, как он уживался с начальством советского вуза и с советским строем.
Об эволюции своих политических взглядов Лотман пишет в «Не-мемуарах». Сам он считал 1968 год и чешские события (ввод советских танков в Прагу) моментом окончательного перелома и моментом полной утраты иллюзий насчет советской власти. Упоминает он (бегло, скромно и затушевывая свою роль) и о своем участии в диссидентском движении. Результаты не замедлили сказаться: в 1970 г. — обыск в квартире, вызовы в КГБ, в конечном счете — свертывание Летних школ и вынужденный уход с заведования кафедрой. Ясно, что выбор был неизбежен: или уезжать на Запад, или садиться в тюрьму, или, оставаясь университетским профессором, не участвовать прямо и демонстративно в диссидентской деятельности (хотя Юрмих продолжал помогать ее участникам много и разнообразно). Политическая (диссидентская) деятельность входила в противоречие с академической. Выбор был сделан в пользу академической, но выбор был не простым и не раз подвергался Лотманом мучительной рефлексии.
5. Уход с заведования явился для Юрия Михайловича тяжелым испытанием (со временем это как-то подзабылось, но в письмах ко мне эта тема ясно прослеживается). С одной стороны, заведование отнимало много времени и душевных сил и дорого ему стоило (Зара Григорьевна Минц признавалась, что была рада, когда заведование кончилось). Заседания ученых советов (университетского и факультетского) он терпеть не мог, всякого рода бюрократические документы — тоже, хотя и управлялся с ними виртуозно, но, как правило, с опозданием, иногда значительным — это вызывало недовольство начальства. Однако, с другой стороны, заведование было возможностью хоть в какой-то мере влиять на ситуацию (говоря сейчас о «руководящей» сфере: чины и регалии помогали добиваться нужных решений, ограждали от вмешательства в кафедральные дела). Кроме того — и это самое главное — кафедру он ощущал как свое детище, и отставка (пусть и вынужденная и, с точки зрения внутрикафедрального отношения к ситуации, — условная) этого детища лишала (своего рода лишение отцовских прав!). Можно сказать, что Лотман пережил серьезный душевный кризис, который долго давал о себе знать. Но потом он был преодолен. Я хочу закончить цитатами из его писем из Мюнхена 1989 г.: «Душой я все время в Тарту <…> Как продвигается подготовка семинара? Вообще, в голове тысяча “как”» (23.02.1989); «Что-то делается в Тарту на родной кафедре?» (28.02.1989).
Примечания
1 Из-за ограниченного объема статья написана в почти тезисной форме. Выбирая между рассуждениями и фактами, я старалась отдавать предпочтение фактическому материалу, поскольку он позволит читателю придти к собственным заключениям.
2 Напомню, что первая монография Лотмана была посвящена одному из его предшественников на кафедре, второму профессору российской словесности в Дерпте А. С. Кайсарову. См.: Лотман Ю. М. Андрей Сергеевич Кайсаров и литературно-общественная борьба его времени // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Тарту, 1958. Вып. 63.