Лев Бердников
Имя Франца Лефорта увековечено в истории культуры. Его носит улица родного города Лефорта – Женевы, на которой как бы в память о его второй родине стоит православная церковь. Лефортово – это московский район, расположенный на месте бывшей Немецкой слободы. Правда, в наши дни оно приобрело печальную известность из-за построенной там Лефортовской тюрьмы для государственных преступников, что совершенно не вяжется с жизнью, характером и внешним обликом друга и наставника Петра I.
Около постели больного Лефорта сутками напролет играли музыканты, чтобы отвлечь его от нестерпимых страданий. Болезнь прогрессировала день ото дня, и большую часть времени несчастный проводил в бреду. Незадолго до его кончины к ложу подошел пастор, предложил обратиться к Богу, на что умирающий ответил: «Не говорите так много».
Дело в том, что с Всевышним у него, «служилого иноземца» и кальвиниста Франца Лефорта, были свои, особые отношения. «Прошу вас верить, – писал Франц брату из Архангельска 4 июля 1694 года, – что благодать Бога со мною, и хотя я неоднократно оскорблял Его, но она неисчерпаема, и я употребляю всевозможные усилия никогда не забывать Его благодеяний... Преднамеренно я не сделаю ничего предосудительного в такое время, когда Бог ниспослал на меня свои милости, и когда честь требует твердо пребывать в благодати Божией. Никто и никогда не достигал подобных милостей и ни один иноземец не мечтал о них. Сознаюсь, все эти милости необычайны; я не заслужил их; я не воображал в столь короткое время составить мое счастье, но так было угодно Богу».
О каких же необычайных для иноземца «милостях» идет здесь речь? Ответ дает сама жизнь Лефорта. Выходец из богатой, бывшей в родстве со знатными родами швейцарской купеческой семьи, Франц Якоб Лефорт до 14 лет учился в женевском коллегиуме. Однако с детства он был одержим неукротимой страстью к военной карьере. Потому в Марселе, куда отец отправил его учиться коммерции, Франц вместо этого вступил во французскую армию и несколько месяцев прослужил в ней кадетом. Затем состоялось его знакомство с курляндским принцем Фридрихом-Казимиром, имевшее значение не только для дальнейшей военной службы Лефорта (он воевал уже в составе нидерландской армии – против французов), но и для его светского воспитания, формирования утонченного вкуса: принц окружил себя роскошью, сорил деньгами (ему пришлось заложить несколько имений), любил танцы, музыку, французский театр и итальянскую оперу, блистательную свиту и т. д. Все это полюбил и Франц.
Если бы не постоянство в привязанности к третьей стране своего пребывания – России, куда Лефорт был «заброшен... по воле рока» в сентябре 1675 года, его вполне можно было бы назвать «солдатом удачи», продающим свою шпагу тому правителю, который больше платит. Однако России суждено было стать для него второй родиной. «В беседах своих он представлял картину России, вовсе не согласную с описанием путешественников, – вспоминал в своих «Записках» брат Франца Ами Лефорт. – Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить хорошую карьеру и возвыситься военною службою. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и друзей отправиться с ним в Россию».
Впрочем, поначалу Московия встретила Франца не вполне дружелюбно. Бояре, производившие отбор иноземцев в армию, предложили ему попросту убираться восвояси. И это несмотря на военную выправку, богатырский рост и приличный послужной список! Но Лефорт не послушался – он остался в России и поселился в Москве, в Немецкой слободе, где с 1652 года жили иностранцы. Нигде не служа, он тем не менее нашел здесь семейное счастье, причем свою будущую жену, красивую и богатую дочь генерала Франца Буктовена, Елизавету Сугэ, дерзко похитил. Однако родня Елизаветы, поставленная перед, казалось бы, вопиющим фактом, быстро согласилась на брак с Лефортом: Франц пользовался уважением среди именитых жителей слободы. Елизавета Сугэ приходилась двоюродной сестрой первой жены известного генерала на русской службе П. И. Гордона. Именно благодаря его, Гордона, влиянию и под его началом Лефорт в 1678 году поступает в российскую армию в чине капитана.
Франц участвует в сражениях с турками и крымскими татарами, особенно же отличается в Чигиринских походах 1687–1689 гг. Во времена Регентства царевны Софьи Алексеевны Лефорт пользуется покровительством влиятельного временщика В. В. Голицына, при котором получает чин полковника. Стремительному карьерному росту Лефорта во многом способствовало принятое им в дни заговора 1689 года решение приехать в Троице-Сергиеву Лавру и поддержать молодого царя Петра Алексеевича. Вот тут на него как будто пролился золотой дождь: в 1690 году его производят в генерал-майоры; в 1691-м – в генерал-лейтенанты; в 1696-м – в адмиралы.
Служа своей новой родине, Франц руководствовался отнюдь не только карьеристскими соображениями. С большой художественной силой это отмечено в романе А. Н. Толстого «Петр Первый», где автор вложил в уста Лефорта своеобразное кредо генерала, непосредственно обращенное к Петру: «...Тебе отдаю шпагу мою и жизнь... Нужны тебе верные и умные люди, Петер... – Не торопись, жди, – мы найдем новых людей, таких, кто за дело, за твое слово, в огонь пойдут, отца, мать не пожалеют...»
Если рассматривать служение Лефорта в категориях архетипических моделей культуры (Ю. М. Лотман), то его мотивы вполне укладываются в формулу «вручение себя».1 Вручая себя и свою жизнь Петру I, Лефорт не оговаривал для себя никаких условий, характерных для отношений обмена и договора («солдаты удачи»), не требовал никаких льгот, кроме права бескорыстно и самозабвенно отдавать себя служению новому Отечеству. Иноземное происхождение Лефорта потому не было помехой в его карьере, что Петру нужны были именно «подданные» без каких-либо этнокультурных перегородок. Как об этом сказал А. Кара-Мурза, «более россиянином был для Петра тот, кто лучше или полезнее служил российскому государству».2
Можно без преувеличения сказать, что встреча Петра I и Лефорта была для каждого из них важнейшим событием в жизни. О времени их знакомства нет единого мнения. Если следовать логике мемуариста Ф. Вильбуа, они познакомились непосредственно после первого стрелецкого бунта 1682 года. Это Лефорт «под предлогом развлечения царя невинными играми собрал вокруг молодого государя иностранных офицеров в количестве достаточном, чтобы создать роту... Рота эта выросла до батальона, потом до двух, трех и четырех... В течение семи или восьми лет эти войска, созданные по иностранному образцу, выросли до 12 тысяч человек».3 Такой же точки зрения придерживается Ю. Мороз, отметивший, что Лефорт был главным наставником Петра, когда во время правления Софьи в 1682–1689 гг. царевич жил с матерью в Преображенском и командовал «потешными людьми».
По другим данным, Лефорт стал известен Петру в 1687 году, когда он пригласил женевца обучать иностранному строю два своих полка – Преображенский и Семеновский. Есть исследователи, которые утверждают, что Петр познакомился с уроженцем Женевы на дипломатическом приеме, а сблизился не ранее августа 1689 года, когда последний заявил о своей приверженности царю. Достоверно известно, что Петр впервые посетил дом Лефорта в Немецкой слободе лишь 3 сентября 1690 года. К началу же 1691 года Лефорт уже считался фаворитом Петра.
Влияние Лефорта на Петра I было всеобъемлющим и глубоким – по словам Ф. М. Достоевского, «женевец Лефорт воспитал его». Наиболее емко это влияние охарактеризовал С. М. Соловьев: «Лефорт умел сделаться неразлучным товарищем, другом молодого государя... Лефорт возбуждал Петра предпринять поход на Азов, уговорил ехать за границу; по его внушению царь позволил иностранцам свободный въезд и выезд. Очевидно, что Петр, как преобразователь в известном направлении, окончательно определился в тот период времени, к которому, бесспорно, относится близкая связь его с Лефортом...» Добавим к этому, что Лефорт подсказал Петру идею о строительстве новой столицы на Балтике.
«Русский гуманитарный словарь» называет Лефорта «первым русским интеллигентом». Общение с ним было одним из решающих факторов воспитания Петра как реформатора. Единственный из приближенных царя, Франц отказался участвовать в казни мятежных стрельцов, несмотря на веские основания для ненависти к ним: ведь главари мятежников (Овсей Ржов, Тума, Зорин, Ерш и др.) во всех неудачах (в том числе и военных) винили «еретика Франчишку Лефорта», «умышлением» которого якобы «всему народу чинится наглость, брадобритие и курение табаку во всесовершенное ниспровержение древнего благочестия». А что Лефорт? Он, по словам А. С. Пушкина, «старался укротить рассвирепевшего царя. Многие стрельцы были спасены его ходатайством и разосланы в Сибирь, Астрахань, Азов и проч.».
Не кто иной как Лефорт удержал Петра от жестокой расправы над царевной Софьей, не казненной, а сосланной, благодаря швейцарцу, в Новодевичий монастырь. Главное же, что Лефорт был прежде всего другом Петру. Отношения «слуга» – «господин» не для них! Ну, какой «господин» будет плакать, как ребенок, когда «слуга» лишь ненадолго расстается с ним? А Петр плакал.
Даже чисто внешне этот иноземец обаял Петра. Искушен в европейском этикете, говорит на шести языках – на немецком, голландском, французском, английском, латинском, да и русском (правда пишет на нем «по-слободски», то есть латинскими буквами). Пальцы украшает кольцами, а шею ожерельями. Говорит, потряхивая кудрями своего длинного, до пояса, пышно завитого парика, который так и называли «знаменитый лефортовский парик». Ходит во французском или немецком платье «с иголочки», все по последней моде. Ведь неспроста говорили о нем – «герой мод и кутежей». Прибавим к этому веселый нрав, общительность, неиссякаемую энергию в осуществлении любой новации. Словом, душа-человек!
Вот что говорит о Лефорте современник: «Он обладал обширным и очень образованным умом, проницательностью, присутствием духа, невероятной ловкостью в выборе лиц, ему нужных, и необыкновенным знанием могущества и слабости главнейших частей российского государства... В основе его характера лежали твердость, непоколебимое мужество и честность. По своему же образу жизни он был человеком распутным...» «Помянутый Лефорт, – вторит ему князь Б. И. Куракин, – был человек забавный и роскошный или назвать дебошан французский. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе, балы».4