Таблица 9.1. «Наследуемость» социокультурных и биологических признаков (по: Barrett, Dunbar & Lycett, 2002)
Культурная трансляция | Биологическая наследственность | ||
Черта | Корреляция у детей и родителей | Черта | Корреляция у детей и родителей |
Религия Политика Увлечения Привычки Спорт | 0,71 0,61 0,44 0,24 0,22 | Пропорции тела IQ Размер ладони Длина руки Диаметр бедер | 0,51 0,49 0,45 0,42 0,42 |
время как невербальная креативность лучше коррелирует с такой личностной чертой, как тревожность (Gray, 1987). Парадоксальной особенностью эмпирических данных оказалась выраженная тенденция увеличения влияния генетической составляющей с возрастом: согласно некоторым исследованиям (Plomin & Spinath, 2002), она меняется от 20% в детстве до 60% в пожилом возрасте. Еще одним неожиданным результатом оказалось взаимодействие влияния генетических факторов с особенностями социокультурного окружения. Такое влияние усиливалось с повышением уровня благосостояния и социального статуса обследуемых семей.
Приведенные данные не имеют пока однозначного объяснения. Можно предположить, что при наличии достаточных ресурсов (они появляются с опытом и положительно связаны со статусом и обеспеченностью) люди начинают выстраивать свое окружение в соответствии с индивидуальными задатками. Влияние окружения совпадает (ко-вари-ирует) тогда с направлением действия генетических факторов, что приводит к завышенным оценкам действенности последних. Это заставляет обернуть картину и рассмотреть в качестве «фигуры» окружение ребенка. Оказывается, роль окружения начинает проявляться уже во внутриутробном периоде развития44. Интересный, хотя и не очень научно оформленный аргумент в пользу влияния среды приводят авторы нового британского руководства. В табл. 9.1 показана корреляции заведомо биологических (за исключением, разумеется, собственно IQ) и заведомо социокультурных признаков у детей и родителей. Эти данные показывают, что количественно влияние обеих групп признаков вполне сопоставимо.
351
Биогенетические и культурные факторы связаны гораздо более тесно, чем это обычно предполагалось. В самом деле, действие эволюционных механизмов разворачивается на уровне популяций. Человеческая культура также возникает лишь в группе — на основе первичной интерсубъективности, открывающей возможность для координации активности и сначала примитивных, а затем все более совершенных форм обучения. Карл Поппер считает мир культуры продолжением линии экстрацеребральной биологической адаптации, подобной постройке гнезд у птиц или плотин у бобров45. Но моды и способы решения задач у животных, даже если они и фиксируются в материальной форме, никогда не воспроизводятся средствами символьного кодирования, для которого необходимо возникновение языка. Культурный онтогенез отличается от филогенеза тем, что младенец с самого начала попадает под метакогнитивный контроль окружающих его людей. Используя архитектурную метафору, можно сказать, что здание когнитивного развития в онтогенезе одновременно строится и с фундамента и с крыши. Это, по-видимому, и объясняет ускоренную динамику формирования когнитивных способностей по сравнению с сенсомоторными достижениями.
Развивая идею сходства биогенетических и культурных механизмов, английский зоолог Ричард Докинз (Dowkins, 1976) предложил, по аналогии с понятием «ген» (англ. gene), использовать для обозначения гипотетических минимальных единиц социально репродуцируемого культурного опыта понятие «мим» (тете — от англ. memory, память). Примерами таких единиц могут быть фрагмент популярного мотива, элемент одежды, модное словечко, в том числе тот или иной научный термин. Психологическим механизмом распространения мимов считается бессознательная имитация. В литературе используется также производный термин «миметика» — теория мимов (по аналогии и одновременно по контрасту к понятию «генетика»). Строго говоря, никакой научной теории мимов пока не существует, но, по крайней мере, в этой области ведется интенсивная дискуссия. Оппоненты Докинза, среди которых выделяется французский социобиолог и культуролог Дан Спербер (Sperber, 1996), зачастую занимают еще более радикальные позиции, используя для описания распространения и отбора элементов социокультурных представлений эпидемиологические сравнения. При этом сам культурный отбор трактуется скорее в терминах теории Ламарка, чем Дарвина (см. 1.4.1)46.
45 Напомним, что Поппер противопоставляет мир культуры традиционным картези46 В отличие от «вертикального наследования» биогенетических изменений в мире
животных, в культурной эволюции заметную роль играет «горизонтальная трансляция»,
осуществляющаяся в рамках одного и того же поколения. В условиях современного до
минирования средств массовой коммуникации, культурное наследование может проис
ходить даже в обратном направлении, когда элементы молодежной культуры быстро рас-
352 пространяются на общество в целом, в том числе передаваясь от детей к родителям.
Несмотря на ряд несомненных параллелей между процессами биологической и культурной эволюции, таких как критическое значение вариативности, отбора и наследуемости, миметика и социобиологический подход в целом пока еще слишком неспецифичны (Mesoudi, Whiten & Laland, 2006 in press). Они не позволяют в равной мере интегрировать относительно инвариантные схемы социального действия (по Проппу — см. 6.3.3) и схемы творческого воображения, ведущие к продуктивным изменениям знания (по Канту, Бартлетту и их последователям в современной лингвистике — см. 1.4.3 и 7.3.2). Кроме того, существуют весьма различные контексты усвоения знаний. Некоторые из них допускают в самом первом приближении эпидемиологические аналогии, когда социальные представления могут быть уподоблены «вирусу, поселяющемуся в мозгу и заражающему сознание». Но то, что оправдано в случае вездесущего популярного мотива, едва ли может быть применимо к другим примерам культурной трансляции. Типичная ошибка социокультурных концепций, всего лишь пародирующая в этом отношении реальные процессы развития, состоит в рассмотрении человека в качестве пассивного реципиента культурного опыта. Как мы видели на примере академического обучения, на самом деле речь идет скорее об активном конструировании знания и связанных с ним процессах концептуальных изменений (см. 5.4.2).
Не менее ошибочной может быть и некритическая романтизация культуры. Развитие в условиях определенного окружения всегда представляет собой ограничение потенциальных возможностей (см. 7.1.1). Проблемы возникают и в тех случаях, когда разные культурные традиции приходят в соприкосновение. Так, на (и без того невротизирован-ном) Ближнем Востоке дети демонстрируют нормальный IQ до начала школы, но потом начинают заметно отставать от европейских сверстников. Одна из причин состоит в том, что им приходится ситуативно менять направление чтения, в частности, в отношении записей «арабскими цифрами» (см. 5.4.1). Японские и китайские дети испытывают повышенную нагрузку, связанную с необходимостью овладения как традиционной письменностью, так и элементами европейской. Китайские иероглифы читаются снизу вверх и справа налево, но если в тексте встречается числовая запись или алгебраическая формула, то их, естественно, приходится читать слева направо. На Тайване в настоящее время предписываются различные направления чтения для научно-технических текстов и для произведений классической национальной литературы. В Европейском Союзе напряжения возникают сегодня из-за коллизии множества культурных и языковых особенностей, например, из-за того, что в презентации научных результатов и в деловой переписке доминирует английский язык.
Изучение развития в вариантах онто- и (насколько возможно) филогенеза является важной составной частью методологического плюрализма. Единственным в своем роде примером реализации подобной программы служат работы А.Р. Лурия. При его ведущем участии на стыке общей и детской психологии, медицины, анатомии и нейрофизиологии была создана новая прикладная дисциплина — нейропсихология. 353
В этой системе координат оказалось возможным обсуждение десятков вопросов когнитивных исследований. Существенным оказалось и обратное влияние нейропсихологии на пограничные дисциплины, в результате которого мы и говорим сегодня о возникновении особой, ней-рокогнитивной парадигмы исследований. Другая глобальная плоскость сравнения — этнопсихология, культурология, сравнительная лингвистика. Вне зависимости от того, имел ли место в действительности этот эпизод, Лурия (1974) имел основания посылать Выготскому телеграмму об отсутствии у сельских жителей Средней Азии некоторых оптико-геометрических иллюзий («У узбеков нет иллюзий!»). Этот, казалось бы, второстепенный факт ставил под сомнение всю гештальттеоретическую программу физикалистской редукции психики (см. 1.3.1)47.