Подтверждая раннее предположение H.H. Ланге о соответствии фило-, онто- и микроненеза (см. 3.2.3), нечто подобное наблюдается и в актуальном развитии восприятия, когда быстрая пространственная локализация — указание некоторой «зарезервированной» за предметом в данный момент области трехмерного окружения — выполняет функцию
41 H.A. Бернштейн, к работам которого восходит наша уровневая модель, описывал«слота» для рабочего описания предмета. Такое описание объекта через указание его позиции было названо Канеманом и Трисман (Kahneman & Treisman, 1984) объектной директорией — object file, но в современной литературе чаще используется предложенный Зеноном Пылишиным термин индексация, лучше отражающий процедурный характер происходящего. Система индексации позволяет отслеживать движения объектов («протопредметов») в пространстве и подготовиться к обследованию индивидуальных признаков, за счет их интеграции в единое целое (см. 4.2.3). Важно подчеркнуть, что подобное указание местоположения не является само по себе репрезентацией или концептом. Оно вполне может осуществляться средствами уровня С (заднетеменная кора, дорзаль-ный поток — см. 3.4.2), причем одновременно по отношению к двум-трем объектам — точнее, от одного до максимум четырех (Cavanagh, 2004; Leslie et al., 1998).
Не менее фундаментштен вопрос об интерсубъектности познания. Мы уже видели, что наряду с высшими, метакогнитивньши механизмами «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю...» существуют примитивные виды взаимной настройки имитационного типа. Они могут опираться на врожденные механизмы, часть из которых известна как система «зеркальных нейронов» (см. 2.4.3)42. Характерно наличие нескольких этапов в онтогенезе восприятия лица. Похоже, что лицоподобные стимулы особенно эффективны для привлечения внимания младенца уже в первые часы, дни и недели жизни (Carey & Markman, 1999). При этом такие стимулы должны двигаться, пересекая периферию поля зрения. Кроме того, отдельные случаи узнавания лиц (более продолжительного рассматривания) основаны на специфических внешних очертаниях, а не на их внутренней геометрии. На втором месяце жизни эта ранняя форма восприятия исчезает, заменяясь реакцией на стабильный лицоподобный стимул в центре поле зрения, что отражает постепенный переход к фокальному восприятию формы. Ближе к середине первого года возникает узнавание знакомого лица, но, по-видимому, это узнавание допускает «множественное существование» — если перед младенцем одновременно появляется несколько мам, он может обращаться то к одной, то к другой из них (Бауэр, 1981). Позднее узнавание начинает предполагать единственность существования близких. Ребенок также выделяет особую категорию «чужих», в которую попадают прежде всего малознакомые взрослые люди.
Современные исследования уточняют классические описания «доминанты на другого человека», оставленные A.A. Ухтомским (см. 2.4.3). Интересные результаты получены при использовании антропоморфных виртуальных агентов, или аватаров. Меняя их пол, внешний облик, походку, особенности коммуникативного взаимодействия, можно установить характер тех комплексных изменений, которые вызываются появ-
42 Учитывая глубокие филогенетические корни механизмов взаимной координацииповедения, мы предпочитаем, где возможно, говорить просто об «интерсубъектности»,
не ссылаясь прямо ни на культуру, ни на социальные формы организации общества.
В этом же контексте в последнее время иногда начинает использоваться термин «мутуа-
348 лизм» (от англ. и фр. mutual — совместный, взаимный).
Рис. 9.8. Примеры антропоморфных агентов, используемых в исследованиях «доминанты на другого человека» (по: Helmert et al., 2005).
лением другого (Helmert et al., 2005, Schilbach et al., 2005 in press). У взрослых важную роль при этом имеют три параметра: личностная вовлеченность (обращается ли аватар прямо к вам или же к кому-то другому, находящемуся рядом с вами), естественность мимики и, наконец, пол аватаров (мужчины в целом аккуратнее отслеживают движения аватаров женского пола). Наиболее выраженные различия связаны с фактором личной вовлеченности. Контакт «глаза в глаза» (как на рис. 9.8А) приводит по данным фМРТ к всплеску активности в медианных отделах префронтальной коры (с легким сдвигом вправо), что позволяет говорить о доминировании уровня метакогнитивных координации F («Что это значит для меня»?). Кроме того, возрастает продолжительность зрительных фиксаций и, при условии естественности мимики аватара, активируется лицевая мускулатура самого наблюдателя. Если аватар обращается к кому-то, находящемуся рядом (рис. 9.8Б), то и движения глаз и активация мозга свидетельствуют о доминировании заднетеменных структур, или уровня пространственного поля С («Где находится кто-то»?). Таким образом, похожие по психофизическим параметрам социальные стимулы обрабатываются весьма разными эволюционными механизмами мозга.
Центральная проблема психологии вообще состоит в выяснении соотношения созревания и «влияний извне» в формировании психики ребенка. Исследования последних лет подчеркнули роль биогенетических механизмов, одновременно выявив ее возможные ограничения. Нервная система человека включает свыше 100 миллиардов нейронов и около 100 триллионов синапсов. К ним следует добавить сложные ней-рогуморальные взаимодействия (см. 2.4.3 и 9.4.3). Для контроля развертывания этого хозяйства в геноме человека имеется лишь около 40 тысяч генов. К тому же геном человека обнаруживает высокое сходство (менее 2% различий) по отношению к ближайшему родственнику — шимпанзе вида бонобо {Pan paniscus). Отсутствие компактной локализации этих различий позволяет говорить об отсутствии специфически 349
человеческих генов43. Следовательно, есть большое количество возможностей для внегенетического (эпигенетического) развития. Влияние среды особенно сильно сказывается на следующей за фазами всплеска синаптогенеза стадии устранения перепроизводства синапсов (Huttenlocher, 2002). Параметры среды явно выполняют и другие функции, связанные с самим запуском фаз созревания. Например, имеются данные о более раннем появлении индивидуальной теории психики у детей, растущих в семьях, в которых есть и другие дети (см. 5.4.3).
В силу его очевидного прикладного значения весь этот комплекс вопросов чрезвычайно осложнен политическими соображениями и экономическими интересами. Если неравенство благосостояния и положения людей в обществе имеет, главным образом, биогенетические корни, то многомиллиардные программы, которые направляются в развитых государствах мира на сглаживание социального профиля общества, не имеют особого смысла, а затрачиваемые средства должны быть использованы каким-то другим, более рациональным образом. В этом можно видеть одну из причин весьма противоречивой, временами откровенно скандальной истории психологических исследований влияния генетических факторов на разных фазах и стадиях развития интеллекта. С сугубо научной точки зрения, проблема состоит в том, что более 99% индивидуальных последовательностей ДНК идентичны у разных лиц, в результате чего возможные генетические основания различий интеллекта приходится искать среди относительно немногих генов, демонстририрующих вариативность базовых пар аминокислот (полиморфизм, или аллели).
Опираясь на известные подходы к решению этой проблемы, среди которых до сих пор особое место занимают инициированные Фрэнсисом Гальтоном в 19-м веке близнецовые исследования, можно сделать вывод, что влияние генетики различно для разных компонентов и подсистем интеллекта. Так, если общее влияние наследственности на IQ можно оценить как лежащее где-то в диапазоне от 30 до 60% (Mackintosh, 1998), то, например, в отношении дивергентного мышления (основной составляющей креативности — общей способности к творчеству, см. 8.1.1) этот показатель оказывается значительно ниже, порядка 20%. Более высокие коэффициенты корреляции при этом демонстрируют шкалы вербальной креативности. Они же лучше коррелируют с общим интеллектом, в то
43 Отсутствие «человеческих генов» не исключает возможности возникновения их человеческих версий. В последнее время интенсивно обсуждаются функции гена FOXP2 в хромосоме 7 человека (то есть «по соседству» с механизмами, выпадение которых приводит к синдрому Уильямса — см. 2.3.2). Этот ген полуофициально называют «геном речи» и даже «геном языка». Его мутация в одном из 2500 звеньев ДНК привела в трех поколениях одной семьи к нарушениям произношения и понимания речи, вероятной причиной которых, правда, стали трудности контроля тонких движений мышц лица, ротовой полости и гортани, с центром физиологических изменений в базальных ганглиях. Интересно, что у некоторых певчих птиц этот же ген участвует в процессах обучения пению (Haesler 350 et al., 2004).