Вторая метапроцедура — ВАРЬИРОВАНИЕ — обеспечивает максимальное разнообразие поверхностных реализаций ментальных контекстов в терминах пространственных, фигуративных, лексических, грамматических, семантических и прагматических характеристик. Поскольку некоторые фрагменты таких меняющихся репрезентаций сами оказываются метаоператорами, их выделение и осуществление соответствующих преобразований может вести сначала к «функциональному решению», а затем и к полному снятию противоречия. Например, появление компонента «неверно, что...» при, казалось бы, совершенно эквивалентных переформулировках условий стандартной задачи выбора Уэйзена может приводить, как мы видели в предыдущем разделе (см. 8.2.3), к возникновению установки на поиск контрпримеров и связанному с этим росту числа правильных решений.
Упомянем и некоторые другие метапроцедуры, участвующие в процессах решения. Мы уже отмечали критическую роль КОНТРОЛЯ для
36 В последнее время появились первые нейрофизиологические исследования процессов целеобразования, а также до сих пор несколько загадочного инсайта (бюлеровской «Ara-реакции», русского «озарения» и т.д. — см. 1.3.1). Эти работы свидетельствуют об особой роли правых префронтальных и фронтополярных областей — наиболее передних 240 отделов коры мозга (Bowden et al., 2005).подавления и игнорирования мешающих решению задачи сведений (см. 4.4.3 и 8.3.1). Практически неограниченным источником необходимой для творческих решений вариативности служит использование кросскон-текстуального подобия, на котором основаны процессы нахождения метафорических сравнений и умозаключения по аналогии. Специфика МЕ-ТАФОРИЗАЦИИ как особой метапроцедуры состоит в повышенных требованиях к необычности, а также в преимущественной связи с вербальными репрезентациями (см. 7.4.2). В случае АНАЛОГИИ столь жестких требований к оригинальности нет, поэтому сходство может устанавливаться здесь и между структурами близких предметных областей.
Для творческого мышления далее характерно использование метапроцедуры СОВМЕЩЕНИЕ. Хорошим примером является классическая задача про буддийского монаха, который на рассвете начинает подниматься в гору и к вечеру доходит до вершины. На следующий день он спускается вниз по той же тропинке. Вопрос состоит в том, существует ли точка на склоне горы, в которой монах оказывается в одно и то же время в первый и во второй день своего путешествия. Эта задача становится тривиально простой, если образно совместить оба дня и представить себе траектории движения поднимающегося и спускающегося монаха во времени. Совершенно очевидно, что эти траектории обязательно будут пересекаться в некоторой точке пространства и времени.
Существенно, что СОВМЕЩЕНИЕ — как это вообще характерно для метапроцедур — может применяться также и по отношению к онтологическим категориям, потенциальные последствия чего оказываются тем значительнее, чем дальше находятся друг от друга соответствующие области (Chi & Roscoe, 2002). Примером может служить недавнее предположение, согласно которому язва желудка и некоторые сердечно-сосудистые заболевания связаны в первую очередь не с повышенной кислотностью, отложением солей или липидов, а с бактериальной инфекцией. В этом последнем варианте объяснения реализуется СОВМЕЩЕНИЕ категорий неживого и живого, что означает более радикальное изменение знания о природе, в также о диагностике и лечении заболеваний. Британская исследовательница творчества Маргарет Воден (Boden, 2004) подчеркивает значения манипулятивных ТРАНСФОРМАЦИИ концептуальных структур, называемых ею «концептуальными пространствами»37. Так, ОТРИЦАНИЕ принципа тональной гармонии (Артуром Шёнбергом) стало важным этапом в новейшей истории европейской музыкальной культуры, а ОТРИЦАНИЕ одного из центральных постулатов классической математики (постулата о параллельных прямых) позволило Н.И. Лобачевскому создать новую область, неевклидову геометрию (см. 6.1.1).
37 Под последними она понимает установившиеся стили и формы мышления в разВ основе нашей наивной модели мира лежит (не всегда обоснованное) убеждение в согласованности ее компонентов, поэтому всякое ментальное пространство, содержащие явно противоречивые элементы, имеет контрфактический оттенок. Поскольку творческое мышление в известном смысле отрицает общепринятое, то, как мы неоднократно отмечали, огромную роль в нем играет психологическая готовность к работе с гипотетическими и контрфактическими ситуациями. Характерным приемом научного доказательства, возникновение которого знаменует, по мнению некоторых историков науки, появление самого научного мышления, является reductio ad absurdum. Этот прием рассуждения предполагает последовательное движение мысли в контрфактическом ментальном пространстве. Точно так же эксперимент, или гипотетико-де-дуктивный метод — главный в арсенале методов научного поиска, основан не на простой констатации относящихся к реальности фактов, а на выводе следствий из моделей гипотетических ситуаций и критической проверке этих следствий38.
В разных языках этимология слов, связанных с открытием, обнаруживает прямую связь с непосредственным действием и восприятием. Но эффективность научной деятельности определяется, помимо наличных знаний и когнитивных стратегий, рядом других, менее специфичных личностных особенностей, традиционно относимых к эмоционально-волевой сфере. По замечанию Эйнштейна, сделанному им в одном из писем, хороший характер может быть важнее для научной работы, чем ум или интеллект. Это замечание, конечно, не следует понимать слишком буквально, но оно отражает значимость социально-информационных и социально-воспитательных аспектов занятия наукой. Каждый преподаватель, имеющий опыт подготовки будущих исследователей, знает, насколько важна при этом доверительная поддержка любых проявлений бескорыстной любознательности самих студентов. Регулирующая роль мотивов проявляется в том, что общая познавательная активность, с которой коррелируют некоторые тесты креативности (см. 8.4.1), принимает форму именно интеллектуальной любознательности, а не бытового любопытства.
Многочисленные указания на значение нравственного начала, выдержки, характера, независимости, сильной воли содержит, в частности, литература о Н.И. Лобачевском, Д.И. Менделееве, Ч. Дарвине, А. Пуанкаре, В.И. Вернадском, A.A. Ухтомском, А. Эйнштейне, Н. Боре,
38 Эксперимент потому является особенно мощным инструментом познания, что часто он ведет нас дальше, чем мы могли себе представить до его проведения. По признанию видного исследователя внимания и памяти Невилла Морея (личное сообщение, октябрь 2003), ни один из проведенных им экспериментов не подтвердил полностью первоначальных предположений. Научные публикации, как правило, тщательно маскируют степень несоответствия результатов и гипотез в реальной исследовательской практике (о 242 нашей склонности пересматривать прогнозы «задним числом» — см. 8.4.1).П.Л. Капице, а также их переписка. В некоторых психологических работах (например, Теплов, 1997) показано значение волевых черт личности при решении проблем полководцем, администратором, политическим деятелем. Без этих качеств трудно представить себе продолжительную напряженную работу в условиях неопределенности перспектив предпринимаемых усилий. Вертхаймер описывает состояние научного поиска следующим образом: «Я обнаружил подобный ход развития во многих действительно великих интеллектуальных свершениях — то же чувство направленного напряжения при туманности, неопределенности реальной ситуации. В каком-то смысле форма, которую примет решение, "вертится на кончике языка", но ее невозможно ухватить. Это состояние может продолжаться в течение многих месяцев, сопровождаясь многодневной депрессией, и, хотя очевидно, что успех незначителен, человек не может оставить проблему» (Вертгеймер, 1987, с. 226)39.
В последние годы начинают разворачиваться исследования мудрости. В отличие от процессов мышления Как решения задач, житейская мудрость обнаруживает другую возрастную динамику (см. 9.4.2). Обычно она проявляется лишь тогда, когда возрастная инволюция префрон-тальных функций уже сказывается на успешности выполнения традиционных тестов интеллекта. Хотя существуют попытки психометрического анализа мудрости (Staudinger & Pasupathi, 2003), на наш взгляд, наиболее интересный подход связан с ее анализом в контексте изменения содержания метакогнитивных координации. В фокусе осознания оказывается при этом не столько знание и даже не знание о знании, сколько знание о незнании. Свидетельством совершенно особого мироощущения служит признание Исаака Ньютона, сравнившего себя с мальчиком, играющим в камушки на берегу океана Непознанного, или, например, ретроспективное замечание Эйнштейна: «Нормальный взрослый человек едва ли станет размышлять о проблемах пространства и времени. Он полагает, что разобрался в этом еще в детстве. Я же, напротив, развивался интеллектуально так медленно, что, только став взрослым, начал раздумывать о природе пространства и времени»40.