феномены. Если высшие познавательные процессы неоднородны, то мышление вне сферы коммуникации может быть отличным от мышления в области социальных взаимодействий, неотделимых от коммуникации и речи (см. 8.4.2). Эти соображения определяют еще одну теоретическую позицию, получившую название «мышление для речи». Согласно этой точке зрения, конкретный язык не просто выражает доступными ему средствами универсальные принципы мышления, но существует и обратная зависимость — некоторое подмножество процессов мышления включено в обслуживание коммуникации и адаптивно меняется в зависимости от особенностей средств выражения конкретного языка (Slobin, 1996). Так, в приведенном выше примере описания событий англо- и немецкоязычными испытуемыми (см. табл. 8.1) различия между двумя группами наблюдались только в контексте актуальной или потенциальной коммуникативной задачи. Если испытуемые просто должны были молча отмечать эпизоды фильма, нажимая пальцем на кнопку, количество выделяемых этими группами событий сравнивалось между собой.
Главный итог нескольких десятилетий когнитивных исследований тезиса о «лингвистической относительности» познаний — перевод этой фундаментальной проблемы из области преимущественно философских споров в плоскость эмпирического анализа, где полем проверки гипотез служат десятки и сотни реально существующих языковых сообществ. Разнообразие, специфичность и часто достаточно очевидные пути операционализации гипотез отличают подобные исследования от основной массы межкультурных (и культурно-исторических) работ, не учитывающих как раз особенности .конкретных языков, прежде всего то, что обязательно должно получить выражение в словесном описании событий, и то, на что можно не обращать особого внимания. Разумеется, необходима дополнительная проверка этих новых данных и дальнейшее обсуждение наметившихся подходов, чтобы можно было с уверенностью сказать, в каких контекстах деятельности и на каких уровнях когнитивной организации происходит взаимодействие мышления и речевой активности.
8.1.3 Метапознание и творческое воображение
Материал, который собран здесь, во многом спекулятивен. Тем не менее необходимо продолжить начатое выше (см. 5.3.3 и 8.1.1 ) обсуждение метакогнитивных координации, поскольку только в этом случае представления о функциональной организации познания приобретают определенную законченность, позволяющую перейти к анализу продуктивного мышления (Величковский, 19866). «Метапознание» (meta-cognition — · «метакогниция») является обобщением понятия метапамять, введен-196
ного в исследованиях развития запоминания в 1970-е годы (см. 5.4.2). Если метапамять означает знания о возможностях и функционировании памяти, то под метапознанием понимаются механизмы, посредством которых мы отдаем себе отчет о содержании и особенностях любых познавательных функций, как наших собственных, так и других людей. Можно ожидать, что эти процессы имеют не только «глубинные», но и доступные рефлексивному сознанию компоненты (см. 7.4.1). Мы рассмотрим сначала вопросы об основной функции и о специфике субъективной «окраски» метакогнитивных координации (координации уровня F), a затем перейдем к анализу их роли в качестве средств творческого воображения.
К первому вопросу лучше подойти со стороны нейрофизиологических механизмов. В чем состоит общая функция связанных с префрон-тальными областями процессов? Хорошо известна роль лобных долей в планировании деятельности и контроле действий (см. 4.4.2), но можно ли выделить при этом специфические аспекты, относящиеся к познанию? Речь идет о классической проблеме нейропсихологии, так как эти функции настолько разнообразны, что, казалось бы, не имеют общего набора признаков. Ответ позволяют найти эксперименты на обезьянах, в которых животное должно было найти пищу в одном из двух контейнеров. При разрушении передних отделов коры животное не могло выучить простое, но, так сказать, «контрфактическое» правило — «пища находится не там, где она последний раз показывалась» (Deacon, 1996). Исследования с применением трехмерного мозгового картирования показывают, что активация префронтальных областей обычно сопровождает выполнение всякого нового действия, при котором необходимо активно подавлять тенденции использования уже известных правил и способов работы (Reichte, 1999)14. Наиболее базовая функция префронтальных отделов мозга может состоять поэтому в выходе за рамки актуально знаемого, или, в усиленной формулировке, в преодолении знания.
Близкие особенности обнаруживают и процессы творческого мышления. В психологии мышление понимается как преобразование знаний в соответствии с требованиями задачи. Сохранение и репродуктивное использование знания описывалось нами ранее в связи с функционированием уровня концептуальных структур Ε (см. 5.3.3 и 6.3.3). Продуктивная работа со знанием значительно сложнее. Она предполагает наличие метакогнитивного компонента знания о знании, а также владение общими приемами — назовем их метапроцедурами, с помощью которых
14 Об этом же свидетельствует простая, но несколько необычная глазодвигательнаямогут осуществляться преобразования знания и стратегический контроль активности15. Очевидно, что для сколько-нибудь систематической творческой работы необходимо наличие и некоторой достаточно устойчивой системы мотивирующих ее ценностных ориентиров (см. 8.3.2 и 9.4.3).
Вклад уровня метапознавательных координации F в познавательные процессы состоит прежде всего в релятивизации и изменении концептуальной модели мира, которая создается на базе координации нижележащих уровней. Метакогнитивные координации позволяют нам справляться с ситуациями, характеризующимися относительной новизной. Это объясняет их важнейшую роль в процессах продуктивного мышления и в обеспечении действительно оригинальных интеллектуальных достижений — недаром Б.Л. Пастернак назвал творчество «ездой в незнаемое» (см. 8.4.3). Вводя структуры знаний в новые контексты и осуществляя трансформации как самих представляемых объектов, так и их отношений (в частности, меняя онтологические, истинностные параметры знания — см. 6.3.1), мы способны создавать модели подчеркнуто субъективных, гипотетических и даже абсурдных ситуаций.
Базовым механизмом создания таких моделей является рассмотренный в предыдущей главе механизм порождения ментальных пространств, с характерной для последних относительной непроницаемостью границ и оттенком «нереальности» («как если бы» реальности — см. 7.4.1). Например, в качестве ментального пространства место фантастических событий обычно отделено от остального мира: на начальных этапах развития этого литературного жанра события развивались на некоем острове (ср. остров Utopia — букв, «место, которого нет»), в наше время — на космическом корабле, отдаленной планете или в особом измерении привычного жизненного окружения. «Как если бы» семантика освобождает наше мышление и поведение от безусловной привязки к знаниям и актуальному восприятию. Ее возникновение в онтогенезе, по-видимому, связано с развитием символическо-ролевой игры (pretended play), которая появляется обычно примерно в возрасте двух лет, то есть несколько раньше индивидуальной теории психики. В такой игре предметам начинают приписываться значения, не совпадающие с их перцептивным обликом и известной из опыта функцией.
Центральной темой психологии мышления является решение задач (см. 8.3.1). Релевантные для процессов решения задач смысловые контексты задаются модальными фреймами «долженствовать», «мочь» и «хотеть» (в двух значениях последнего — «желать» и «намереваться»).
15 Как мы неоднократно отмечали в предыдущих главах, в связи с развитием взглядов на рабочую память и внимание в психологии сложилось представление об исполнительных, экзекутивных процессах (см. 5.2.3). По выполняемой ими роли они напоминают то, что мы понимаем под метапроцедурами. Однако для нас существенна роль метапроцедур как психологических средств трансформации знаний и порождения новых смысловых контекстов. Их список, таким образом, более разнообразен, а реализуемые функции вы-198 ходят за рамки задач кратковременного запоминания.В качестве психологических глаголов эти фреймы служат также операторами создания ментальных пространств. Обрамление проблемной ситуации интенционально-волевыми контекстами ХОЧУ или ДОЛЖЕН означает принятие задачи, за которым следует вопрос МОГУ ЛИ, в свою очередь образующий ментальный контекст для усилий, направленных на непосредственное достижение цели. Рассмотрение этих же контекстов часто является центральным в моральной философии и этике. Так, признавая общезначимость нравственных обязательств, мы, согласно Канту, должны верить, что наша воля свободна, что мы сами способны предписывать себе те или иные правила поведения (см. 1.1.3 и 9.4.1). Вместо обоснования «я должен» посредством «я могу», Кант выдвигает в «Критике практического разума» правило «ты можешь, потому что ты должен». Надо сказать, что при принятии решений в повседневных ситуациях последовательность контекстов действительно может быть и другой, например, МОГУ [ХОЧУ ЛИ[... ]].