Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 45 из 118)

Обсуждение метафорической речи было бы неполно без упоминания роли, которую в ней играет мышление по аналогии. Эта тематика была открыта в когнитивной психологии работами Роберта Стернберга (Sternberg & Nigro, 1983). Р. Стернберг исходит из представления о том, что знания хранятся в форме семантических пространств, структурированных принадлежностью понятий к тематически различным предметным областям (они подробно обсуждались в предыдущей главе). При этом можно говорить о глобальной и локальной близости понятий. Глобальная метрика связана с близостью целых семантических областей между собой. Локальная метрика — с близостью понятий внутри одной и той же области. Порождение образного сравнения представляет собой реализацию своеобразной «минимаксной» стратегии: мы лшнммизируем расстояние (увеличиваем сходство) выбираемых понятий внутри локальных областей, стараясь, чтобы сами эти области максимально далеко отстояли друг от друга в глобальном семантическом пространстве. Например, сравнения людей и животных обычно звучат банально, поскольку две эти области непосредственно примыкают друг другу в рамках общей категории «живое существо». Более удачными поэтому могут быть сравнения, вовлекающие далекие друг от друга области — «закипающий чайник», «начищенная сковородка» и т.д.

Надо сказать, что первыми влияние сходства отношений в двух различных предметных областях на понимание образных сравнений и поэтической речи стали изучать гештальтпсихологи. Кёлер (Koehler, 1947) приводит строку поэта Кристиана Моргенштерна «Alle Moeven sehen aus als ob sie Emma hiessen» («Все чайки выглядят так, как если бы их звали

163

Рис. 7.8. Какой из этих объектов называется «Текете», а какой «Малума»? (По: Koehler, 1947.)

164

Эмма»). Здесь, очевидно, используется фонетический рисунок имени «Эмма» (по малой дуге вниз, а затем резко снова и еще выше вверх), напоминающий условное изображение чайки. Другим, ставшим знаменитым примером является предъявление бессмысленных (и совершенно новых для испытуемых) слов «Текете» и «Малума» и двух столь же незнакомых зрительных объектов, типа показанных на рис. 7.8. Обычно ни у кого из испытуемых (этот эксперимент повторялся в десятках самых различных культур) не возникает сомнений, как можно однозначно соотнести между собой эти слова и объекты.

С точки зрения современной психосемантической модели Уолтера Кинча (Kintsch, 2000; 2001), нет принципиальной разницы между пониманием обычных («Скала упала на* дорогу») и метафорических («Семья — это скала») высказываний. Используя векторные репрезентации значений, вычисляемые с помощью Латентного семантического анализа (см. 6.1.1), он показал, каким образом взаимодействие с теми или иными аргументами «высвечивает» различные аспекты значения предиката. Высокая размерность этих репрезентаций (порядка нескольких сотен измерений) позволяет учитывать различные, в том числе и метафорические потенциальные контексты сравнения понятий между собой. Например, при словосочетании «мост рухнул» векторная сумма значений предиката и аргумента указывает в направлении глагола «разрушаться», тогда как в случае фразы «рынок акций рухнул» выделяется аспект падения — резкого снижения уровня.

Другой известный психолингвист Сэм Глаксберг (Glucksberg, 2001) также исходит из гипотезы о том, что основой механизмов метафорического использования языка служат активационно-тормозные процессы в семантических пространствах. Проводимые им исследования иллюстрирует следующий пример. Сравнение «Мой адвокат — акула», очевидно, подчеркивает профессионально-личностностные особенности некоторых представителей юриспруденции, такие как целенаправленность и жестокость, но, конечно же, не способность быстро плавать или дышать под водой. Если вслед за пониманием такой метафоры предъявить испытуемым для оценки осмысленности какие-либо высказывания, осно-

ванные на мешающих подразумеваемому образному сравнению семантических свойствах («X плавает», «Y дышит под водой»), то наблюдается замедление времени реакции верификации по сравнению с контрольными условиями, в которых эти же высказывания предъявлялись вне метафорического контекста. Восприятие контрольных предложений замедляется, даже если они никак не упоминают ни адвоката, ни акулу. Иными словами, наблюдается так называемый негативный прайминг, свидетельствующий о присутствии тормозных эффектов. Это означает, что за пониманием метафоры стоит определенная метакогнитивная работа, связанная с подавлением мешающих ассоциаций, а не просто автоматические (обычно только активационные — см. 4.3.2 и 5.1.3) процессы обработки.

Исследования метафоры широко представлены в литературе по философии познания и когнитивной лингвистике, где начинает доминировать мнение, что любое речевое значение по своему происхождению метафорично. Так, один из ведущих представителей когнитивной лингвистики Джордж Лакофф, а также некоторые его коллеги (прежде всего философ М. Джонсон) считают, что процессы концептуализации имеют метафорический характер (Лакофф, Джонсон, 1987; Lakoff, 1995). Кроме того, предполагается, что основным источником сравнений и аналогий для лексической семантики служат онтологические категории и непосредственный телесно-чувственный опыт (см. 6.3.1 и 9.3.3). Перефразируя название первой книги Лакоффа и Джонсона, можно сказать, что мы живем и мыслим метафорами. Если учесть бурное развитие исследований использования метафор при обозначении эмоций и при нравственных оценках, можно также сказать, что мы чувствуем метафорами (Апресян, 1995; Koevesces, 2005; Lakoff, 2005)

Эта точка зрения верна в отношении научных понятий. Как особая метапроцедура (см. 8.1.3), МЕТАФОРИЗАЦИЯ выполняет важную роль культурной фиксации новых научных результатов. Вопреки мнению о метафоре как о частном средстве повышения выразительности поэтической речи, современные исследования подчеркивают ее значение для расширения научного и разговорного лексиконов, постепенно формирующих и наши индивидуальные представления о мире. Научные понятия, которые обычно вводятся их авторами в оборот как смелые метафоры, постепенно приобретают привычные, фиксированные в лексиконе языка и концептуальных структурах формы. Например, мы говорим сегодня про «электрический ток» и привычно думаем о различных электрических явлениях, используя гидравлические аналогии. Однако в 18-м веке, когда создавались основы наших представлений об электричестве, нужно было настоящее интеллектуальное мужество, чтобы сравнить электричество с потоком воды, хотя повседневные электрические явления — молния, притяжение мелких кусочков бумаги или ткани костяным гребнем — ничего похожего на поток жидкости в себе не содержат.

165

Складывается впечатление, что по мере увеличения объема теоретических знаний роль МЕТАФОРИЗАЦИИ только возрастает. На наших глазах возникли такие понятия, как «очарованные частицы», «общественный резонанс», «переработка информации человеком», «виртуальная реальность», «мозговое картирование». Видимо, незавершенность метафор позволяет им лучше вписаться в систему существующих концептуальных структур, обеспечив их новое понимание, чем использование буквальной речи или введение условных терминов (неологизмов)⁴⁷. Вместе с тем, всякая, даже очень удачная метафора может обеспечить лишь частичное продвижение вперед и со временем' (как это случается и со всеми научными теориями!) может начать сдерживать дальнейшее развитие. Так, субстанциональное понимание электричества, зафиксированное в нашей наивной модели мира, давно уже стало помехой в процессах обучения физике и электротехнике, препятствующей глубокому пониманию студентами его физической природы и ведущей к ошибочным утверждениям типа «электричество накапливается внутри батареи», «вытекает из батареи», «течет по проводам» и т.д., как если бы речь шла о перемещении жидкости в трубе под давлением (см. 5.4.2).

Дж. Лакофф и его коллеги рассматривают в своих работах самые разнообразные случаи метафорического сравнения, а не только обычные примеры вида «X — это Y», где «X» и «Y» — это некоторые группы существительного (понятия). Более того, в отличие от психолингвистов и психологов, данную группу исследователей интересуют в первую очередь именно устоявшиеся, «вошедшие в плоть и кровь» языка метафоры и идиомы. Их вычленение и изучение предполагают поэтому глубокий лекси-ко-этимологический и фразеологический анализ. Так, высказывание «Мы встретимся в 2 часа» содержит признак концептуальной метафоры «ВРЕМЯ — это ПРОСТРАНСТВО», поскольку предлог «в» изначально используется в качестве предиката для обозначения пространственных отношений. В работах Лакоффа встречается подробный разбор целого ряда таких общих метафор: «ЖИЗНЬ - это ДОРОГА», «АРГУМЕНТАЦИЯ -это ВОЙНА», «ЛЮБОВЬ - это ПУТЕШЕСТВИЕ», «ГНЕВ - это НАГРЕВАНИЕ (жидкости в сосуде)» и т.д.

Наличие концептуальных метафор объясняет множество параллелей между сопоставляемыми областями. Например, гнев, как и закипание жидкости в закрытом сосуде, чреват разрушительным взрывом, если только не держать ситуацию под волевым контролем (крышку сосуда под давлением) или вовремя не «спустить пары». Спорным вопросом

⁴⁷ Б.Л. Пастернак (в заметках о переводах Шекспира) сравнивал метафору со «скорописью большой личности», позволяющей ей решать огромные задачи в ограниченное время: «Метафоризм — естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач. При этом несоответствии он вынужден смотреть на вещи по-орлиному зорко и объясняться мгновенными и сразу понятными озарениями. Это и есть поэзия. Метафоризм — стенография большой личности, скоропись ее духа» (Пас-166 тернак, 1991, т. 4, с. 414).