Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 44 из 118)

Возможно, впрочем, что в приведенном примере следует говорить только о двух слоях ментальных пространств — МП_!(пространство спектакля) и МП₂(внутренний мир Отелло), так как в силу ее особого феноменологического и лингвистического статуса реальность не может рассматриваться в одном ряду со своими условными изображениями. Об этом свидетельствует любопытная асимметрия в использовании возвратных местоимений. Предположим, что президент В.В. Путин решил посетить премьеру нового мюзикла, посвященного актуальным политическим событиям. Пусть среди изображаемых на сцене политиков есть и президент Путин, который по ходу действия встречается с Жаком Шираком. Как мы видели выше, имя «Путин» может использоваться в соответствующем контексте и по отношению к исполняющему его роль актеру. Тогда можно представить себе высказывание «Путин был очень удивлен, увидев себя танцующим танго с президентом Шираком». Однако ни при каких обстоятельствах нельзя представить себе высказывание из перспективы актера на сцене «Путин был очень удивлен, увидев себя покидающим зрительный зал». Использование возвратного местоимения здесь оказывается невозможным. Судя по всему, реальность отражается в репрезентации, но репрезентация не отражается в реальности — как и в случае встречи с «настоящими» фантомами зеркало остается пустым!⁴⁴

⁴⁴ На наш взгляд, результаты этого мысленного эксперимента представляют собой интересный аргумент в спорах материалистов и идеалистов (см. 1.1.1). В ходе философских дебатов можно выражать сомнение в существовании внешнего мира, но если декларирующий это человек использует возвратные местоимения отмеченным асимметричным образом, то это означает, что на деле он тщательным образом различает реальность и 160 ее условные репрезентации.

Гибкое согласование смысловых контекстов играет критическую роль в социальных взаимоотношениях: мы постоянно оцениваем других людей, пытаемся понять их отношение к нам с учетом их знания о нашем к ним отношении и т.д. Однако намеченная Фоконье теория ментальных пространств позволяет увидеть в новом свете и некоторые элементарные факты, например, имеющие отношение к синтаксису речи. Какую функцию выполняют во многих языках мира определенные и неопределенные артикли? По-видимому, неопределенный артикль служит речевым оператором введения нового элемента в ментальное пространство, тогда как для обозначения уже присутствующих в ментальном пространстве элементов используется определенный артикль⁴⁵.

Таким образом, в психологии языка многое может быть понято при движении «от сложного к более простому» (так возмущавшего И.П. Павлова в работах гештальтпсихологов — см. 1.4.2). При этой стратегии исследования могут возникать интересные вопросы. Например, упоминание определенного артикля должно инициировать у слушателя поиск известного ему референта. Если невозможно непосредственное соотнесение высказывания с ситуацией, то поиск разворачивается в памяти, причем, видимо, не в безличностной семантической памяти, а в рабочей памяти и в памяти на эпизоды собственной биографии. Как уже отмечалось, если референт абсолютно очевиден для участников общения («находится в фокусе совместного внимания»), то возможно его сокращенное упоминание с помощью местоимения и даже полное исключение из текста. Представленность референтов в составе собственно речи определяется, таким образом, внелингвистическими факторами (см. 7.1.3 и 8.1.2). Изучение связи прагматики общения с работой памяти и с социальным интеллектом во многом остается задачей будущего.

7.4.2 Несовпадение значения и смысла

Особый интерес представляют те случаи, когда подразумеваемое значение фразы не совпадает с ее буквальным значением. Мы подробнее остановимся здесь на метафоре, отложив обсуждение еще более сложных форм непрямого использования речи, подобных иронии, до следующей главы (см. 8.1.3). С точки зрения первоначально доминировавших в ког-

⁴⁵ В русском языке первоначальное введение неизвестного предмета или персонажа в
ментальное пространство совместной со слушателем зоны внимания обеспечивается дру
гими средствами, например указательными местоимениями или порядком слов, за счет
большей, чем в некоторых западноевропейских языках, свободы последнего (ср. «Маль
чик вышел из дома» и «Из дома вышел мальчик»). Кроме того, близкие функции выпол
няет и развитая падежная система русского языка. Так, использование винительного па
дежа в «Иван ждет поезд» имплицирует определенность (англ. the train), тогда как роди
тельный падеж в этой же фразе — «Иван ждет поезда» — соответствует применению нео
пределенного артикля (a train). 161

нитивной психологии представлений о комбинации семантических компонентов (примитивов, маркеров, элементов), феномен метафоры является как бы аномалией. Но, как обычно бывает, именно аномалии привлекают внимание наиболее талантливых представителей научного сообщества (см. 9.1.1 ). Переход к изучению таких проблем означает уве -личение уровня сложности исследовательских задач, ведь уже объяснение понимания простых предложений часто вызывает споры сторонников различных моделей обработки. С другой стороны, анализ метафоры может оказаться ключом к пониманию психологических механизмов, лежащих в основе нашей работы с концептуальными структурами.

Для когнитивной психологии интересно изучение метафор, которые не успели еще принять «застывшие», фиксированные в лексиконе данного языка формы. Вопрос состоит в выяснении отношений между двумя видами значения — буквальным (М,) и связанным с контекстом, или «переносным» (М₂). Согласно распространенной точке зрения, понимание переносного смысла осуществляется на некоторой поздней стадии переработки информации, следующей за пониманием прямого значения. Сначала «вычисляется» буквальное значение М_р которое сравнивается с контекстом. Если оно не подходит, то «вычисляется» значение М₂, на что, разумеется, уходит дополнительное время. Но, проанализировав результаты ряда экспериментов, Герберт Кларк (Clark & Clark, 1977) пришел к выводу, что как М₍, так и М₂ выделяются в качестве элементов одной «упаковки», причем при «вычислении» обоих значений играют роль разные источники информации⁴⁶. Использование и запоминание того или иного значения зависит затем от дополнительных факторов, таких как пространственно-предметный и социальный контекст общения.

В работе Вербрюгге (Verbrugge, 1977) были получены данные, свидетельствующие о необходимости дополнительных умозаключений для понимания метафоры. Казалось бы, это подтверждает гипотезу двухста-дийной переработки прямого и переносного значения. Но сам автор не склонен соглашаться с двухстадийной моделью. По его мнению, изучение метафоры говорит о потенциальной многозначности любого высказывания. Прибегая к помощи метафоры, Вербрюгге уподобляет предложение нотной записи — очень общей спецификации того, что будет исполнено пианистом. Партитура требует множества дополнений и уточнений со стороны исполнителя, допуская различные интерпретации музыкального произведения. Ортони с коллегами (Ortony et al., 1978) и Джиббс (Gibbs, 1994), проведшие исследования, в которых систематически варьировался контекст, считают, что признаки двухстадийной переработки появляются только тогда, когда контекст накладывает незна-

⁴⁶ Надо сказать, что в этих экспериментах Кларка исследовалось понимание не метафор, а косвенных и вежливых просьб. Он, однако, считает, что выводы могут быть рас-162 пространены и на другие примеры непрямого использования речи.

г

чительные ограничения на интерпретацию. Это может говорить в пользу представления, обсуждавшегося нами в связи со снятием лексической многозначности при чтении (см. 4.3.2 и 7.2.2) — на некотором раннем этапе микрогенеза одновременно доступно более одного возможного значения (по крайней мере, до степени «доступности» имплицитных форм познания) читателю-слушателю. Задача и контекст ограничивают затем степени свободы интерпретации.

Следует отметить, что в случае устоявшихся в данном языке идиоматических выражений буквальное значение может вообще не выделяться (что означает буквально «сыграть в ящик» или «дать дуба»?) или во всяком случае не осознаваться наряду с идиоматическим значением. Это могло бы объяснить результаты Кларка и других авторов, показавших, что метафоры и идиоматические выражения подчас оцениваются как осмысленные фразы более быстро, чем контрольные предложения. Нечто похожее установлено также в исследованиях понимания и узнавания карикатур — они могут узнаваться быстрее, чем реалистические фотографии (Benson & Perrett, 1994). Интересно, что эффект такой ускоренной обработки, кажется, наблюдается и в случае новых метафор (карикатур), а не только в случае уже знакомых.