Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 42 из 118)
Несомненно, что выделение и постепенная автоматизация процедур синтаксической обработки — это лишь один из нескольких задействованных в индивидуальном развитии речи нейрофизиологических механизмов. Другим важнейшим механизмом являются процессы имитации жестов и мимики, протекающие с участием концентрированно расположенных в непосредственной близости к зоне Брока, а также и на ее «территории» зеркальных нейронов (см. 2.4.3). Еще одним механизмом, по-видимому, является более или менее рефлексивная оценка знаний и намерений партнера42. Подобная метакогнитивная оценка предполагает достаточно полноценное функционирование индивидуальной теории психики (см. 5.4.1 и 8.1.1). Для такого функционирования существенны структуры филогенетически новых передних отделов мозга, в особенности
41 Нейрофизиологические процессы, обеспечивающие развертку синтаксических автоматизмов во времени, вовлекают и субкортикальные структуры мозга, прежде всего,
базальные ганглии. Об этом говорят не только многочисленные клинические и нейрофи
зиологические данные, но и повседневные наблюдения. Так, хорошо известно, что ба-
зальные ганглии чувствительны к стрессу и гипоксии (кислородному голоданию). При этих
условиях и у вполне здоровых людей наблюдаются преходящие симптомы аграмматиз-
ма -- нарушения синтаксической организации речи.
42 Два этих механизма не обязательно жестко отделены друг от друга. Как показывают
новые исследования Дж. Риццолатти (Rizzolatti, 2004), система зеркальных нейронов
обычно вовлечена и в решение задач оценки намерений партнеров. 153
правой префронтальной коры (Stuss, Gallup & Alexander, 2001). Раннее поражение этих структур ведет к нарушениям общения, что обычно тяжело отражается на развитии речи и, по меньшей мере, социального интеллекта.
Таким образом, основной итог нашего обсуждения заключается в выводе об ошибочности изначально изолированной трактовки синтаксиса и семантики. Представители разных направлений лингвистики и когнитивной науки начинают разделять более функционалистский взгляд на язык, допускающий гибкое взаимодействие компонентов. Так, например, Джекендофф (Jackendoff, 2002) рассматривает синтаксис и семантику в качестве равноправных модулей обработки (см. 7.3.2). Понимание грамматики как концептуализации стало одним из основных постулатов когнитивной лингвистики. Гипотеза о первоначальном единстве семантики и синтаксиса поддерживается данными о развитии речи и ее нейрофизиологических механизмов в отногенезе, а равно работами по когнитивным универсалиям в различных языках мира, которые мы рассмотрим в следующей главе (см. 8.1.2). Гигантский слой концептуачьного знания в равной мере образует элементарную основу как наших знаний о мире, так и языковой компетентности. Однако синтаксис и семантика не определяют однозначно использование речи, которое подчинено в первую очередь решению задач, возникающих в социальной ситуации общения.
154
7.4 Прагматика коммуникативных ситуаций
7.4.1 Принцип кооперативности и понимание
Несмотря на кажущуюся простоту большинства ситуаций понимания и общения, они включают множество операций, связанных с решением таких сложных подзадач, как распознавание конфигураций, кратковременное запоминание, поиск в памяти, синтаксическая интерпретация и т.д. Все эти процессы объединены главной задачей — выделением не просто значений отдельных слов, но и смысла сообщения в целом. Ее успешное решение доказывает, что знаковые средства переноса и выражения значения достаточно «прозрачны», чтобы позволить нам «увидеть» намерения и установки автора, оценить степень его знакомства с темой и, возможно, даже выделить один или более подтекстов, содержащихся в сообщении. По-видимому, это и имел в виду Джером Брунер (1977), когда связывал когнитивный подход с изучением движения «за пределы непосредственно данной информации». Исключительно важная информация, однако, может содержаться как раз в поверхностной, непосредственно доступной коммуникативному партнеру формулировке сообщения.
В 1967 году американский философ Пол Грайс (Grice, 1967) описал в виде четырех «максим» принцип неоперативности, оптимизирующий процессы нашего вербального и невербального общения:
«Максима информативности, или количества» — Будь информативен настолько, насколько это требуется, но не более того.
«Максима истинности, или качества» — Не утверждай того, по поводу чего Ты знаешь, что это неправда или для этого нет доказательств.
«Максима релевантности, или отношения» — Старайся, чтобы Твой вклад был релевантен целям происходящего обсуждения.
«Максима ясности, или способа изложения» — Будь ясен, избегай непонятных слов и формулировок, многозначности и беспорядка в использовании речи.
Не следует думать, конечно, что диалогическое общение всегда строго подчиняется грайсовским максимам. Они описывают лишь «де-фолтные ожидания», разделяемые в общем случае участниками общения. Эти ожидания позволяют строить предположения («импликатуры») о подтексте сообщения. Например, если кто-то из наших собеседников внезапно начинает объясняться слишком детально или невнятно, то обычно сразу же возникает вопрос, в чем состоит смысл нарушения принципа кооперативности.
Действенность принципа кооперативности побуждает нас искать и чаще всего находить содержание и в, казалось бы, совершенно тавтологичных утверждениях, таких как «Закон есть закон» или «No God but God». Те же прагматические соображения, кстати, можно применить и к центральному теоретическому вопросу психологии синтаксиса: зачем в языке сосуществует столько различных поверхностных реализаций некоторой фразы, если, как утверждают сторонники генеративной грамматики, важна только ее глубинная репрезентация? Не несет ли выбор той или иной поверхностной формы некоторую специальную функцию, например, передачу личностного смысла, а не просто значения (см. 1.4.2 и 6.1.1)? Действительно, в реальных ситуациях социального взаимодействия, так же как и в случае произведений художественной литературы или изобразительного искусства, для нас часто значительно более важно не то, что сказано, а то, как сказано (изображено).
Рассмотрим в качестве примера следующие поверхностно различные реализации одной и той же глубинной репрезентации:
В конце концов Золушка была взята принцем в жены.
В конце концов принц взял Золушку в жены.
В конце концов Золушка взяла принца в мужья.
В конце концов принц был взят Золушкой в мужья. Легко видеть, что эти высказывания при одинаковости глубинной синтаксической структуры далеко не равнозначны как раз в прагматическом отношении — с точки зрения смысла социальной ситуации инициатива в ряду описываемых событий устойчиво переходит от принца к
155
Золушке. Этот пример наглядно показывает, что прагматика действительно может быть связана именно с поверхностными характеристиками высказывания. Позволим себе еще один пример такого же рода (по: Апресян, 1995):
Бросил он курить, как же.
И в этом случае именно поверхностные признаки, такие как необычный порядок слов и присутствие излишнего с точки зрения стандартной глубинной интерпретации конструкта «как же», ведут к интерпретации «Он совсем не бросил курить, а все наши надежды на этот счет оказались напрасными», противоположной по смыслу высказыванию «Он бросил курить».
Какие факторы, кроме грайсовских ожиданий, формируют контекст коммуникативного взаимодействия? Герберт Кларк называет этот контекст «общей основой» (common ground) и относит к числу его важнейших компонентов прежде всего взаимное знание (mutual knowledge) о характере происходящего, разделяемое участниками общения. Высвечивая значение тех или иных «поверхностных элементов» высказывания, коммуникативный контекст может также менять смысл целых фраз. Так, как отмечалось выше (см. 7.1.3), вопрос «Знаешь ли ты, сколько сейчас времени?» редко допускает прямое истолкование (позволяющее, например, просто ответить «Знаю») и в некоторых ситуациях может быть совсем не вопросом, а, скажем, напоминанием о намеченных, но еще не выполненных делах. Последнее использование как раз и предполагает существование плана межсубъектного знания, общего для участников общения. В самом деле, чтобы понять этот вопрос как напоминание, адресат должен догадываться, что говорящий знает о его планах и намерениях.
Влияние обобщенного знания на процессы понимания исследовалось в ряде работ Дж. Брэнсфорда и его сотрудников. Испытуемым, например, мог быть предъявлен следующий отрывок: «На самом деле процедура довольна проста. Прежде всего вы должны разложить вещи. Конечно, и одной стопки может оказаться достаточным в зависимости от того, как много нужно сделать. Если вы должны идти куда-то еще из-за недостатка компонентов, то это — естественный следующий шаг, в противном случае можно начинать работу. Выполняя ее, важно не перестараться. Иными словами, лучше сделать меньше, чем попытаться сразу сделать слишком много. Ошибки могут привести к неприятным последствиям. Вначале все может казаться сложным. Постепенно, однако, это станет одной из ваших привычных обязанностей. Трудно предвидеть такой момент в будущем, когда необходимость выполнения этого дела полностью отпадет. После завершения процедуры материал вновь раскладывается по группам. Затем он может быть помещен в соответствующее место. Через какое-то время все это опять будет использовано, и тогда придется повторить данный цикл» (Bransford & Johnson, 1973, p. 400).