ъ Некоторые испытуемые в этом эксперименте использовали для описания ситуации только активные высказывания (по схеме «АГЕНС на первом месте»). Томлин объясняет это тем, что в критический момент внимание этих испытуемых непроизвольно привлекалось движениями челюстей активной рыбы. По нашему мнению, речь идет о самостоятельной стратегии порождения и понимания «Первое существительное предложения есть АГЕНС действия». Эта стратегия широко представлена в речи пациентов с аграмматиз-мом, а также в нормальной детской речи (что, конечно, ведет к ошибочной интерпретации предложении типа «Тигра поцеловал лев» — см. Vehchkovsky, 1996).
При обсуждении возможных механизмов выбора грамматического подлежащего для всякого образованного психолога (см., например, «Мышление и речь» — Выготский, 1982—1984) сразу же возникает вопрос о так называемом «психологическом подлежащем», которое обычно выделяется в разговоре особой ударной интонацией и в функции которого вполне может выступать даже глагол:
Маша гладила кошку,
Маша гладила кошку,
Маша гладила кошку.
Феномен психологического подлежащего, судя по всему, возникает в контексте противопоставления с предыдущим, более широким дискурсом, например, «Маша гладила кошку, а не собаку, как вы почему-то утверждаете» либо «Маша гладила кошку и ни разу не дернула ее за хвост». Этот феномен, очевидно, не может быть объяснен действием факторов моментального пространственного распределения внимания, которые были достаточными для интерпретации результатов, полученных в экспериментах Томлина.
В теоретическом плане основные усилия направлены сегодня на создание полноценной альтернативы генеративной грамматике как теории языка. Начало этой работе было положено Лангакером в его когнитивной грамматике. Большая группа ведущих когнитивных лингвистов (в том числе Лакофф, Филлмор, Крофт, их ученики и сотрудники) работает над вариантами грамматики конструкций. Под «конструкциями» понимаются репрезентации фреймового типа, обычно включающие как синтаксические (форма), так и семантические (содержание) компоненты36. Наличие формы и содержания говорит о том, что конструкции представляют собой знаки. Они, следовательно, имеют символьный характер и в совокупности образуют особую область концептуальных структур (то есть относятся к тому слою высших символических координации, который мы предлагаем называть «уровнем Е» — см. 5.3.3). Важно подчеркнуть, что конструкции обладают целостными, гештальтными качествами — их значение не может быть выведено из суммы значений их частей (см. 1.3.1). Поскольку конструкции снабжены синтаксическими валентностями, в их отношении заранее известно, как они могут или должны себя вести при объединении с другими конструкциями. При столь детальной предварительной подготовке лингвистических единиц их
36 Конструкции образуют сетевые структуры, в которых выделяются подобласти, имекомбинаторная обработка on-line значительно упрощается и может протекать по принципу «Соединяй что угодно с чем угодно — но только с тем, что подходит!».
По-видимому, в ближайшем будущем могут быть предприняты попытки синтеза этого подхода с развивающимися в том же направлении работами по невербальной семантике (таких как теория перцептивных символов Лоуренса Барсалу — см. 6.4.2). Поскольку число различных «когнитивных» и «психологически мотивированных» грамматик приближается к двум десяткам, можно ожидать появления исследований, направленных на проверку психологической реальности отдельных положений этого нового поколения теорий языка. Интересный пример эмпирического обоснования семантической интерпретации синтаксиса может быть найден в психолингвистических работах, опирающихся на использование латентного семантического анализа (см. 6.1.1 и 6.4.2).
Раскол сообщества исследователей языка на сторонников и противников «синтактоцентризма» стал привычным атрибутом профессиональных дискуссий. Но затянувшийся период «лингвистических войн», кажется, заканчивается. Видный сторонник и ученик Хомского Рэй Джекендофф (Jackendoff, 2002) попытался в последнее время восстановить связь теоретической лингвистики с остальной когнитивной наукой. Он подчеркивает генеративность не только синтаксиса, но также семантики и фонологии. Все три области, согласно Джекендоффу, совершенно равноправны. Они образуют три параллельных модуля, попарно связанных между собой интерфейсами, которые понимаются как особые процедуры установления соответствия основных областей обработки между собой, например как процедуры артикуляции слова, выражающего определенное значение (интерфейс семантики и фонологии), или как процедуры согласования данного фонологического паттерна с другими (интерфейс фонологии и синтаксиса). Интересно, что слова трактуются как обладающие генеративным потенциалом правила их использования, что ведет к процедурной интерпретации внутреннего лексикона (близкая идея возникла раньше в рамках процедурной семантики — см. 6.1.3).
Признание генеративности семантики ведет к тому, что в этой модели синтаксис освобождается от непомерной нагрузки контроля за семантикой и фонологией, возложенной на него в теориях, ориентированных на работы Хомского37. По мнению Джекендоффа, в области
37 Следует отметить, что на последнем витке развития идей Хомского, в его минималистской программе изучения языка (Chomsky, 1995), лексикону были переданы некоторые аналогичные функции, ранее выполнявшиеся правилами трансформации. Кроме того, минимализм постулирует две параллельные системы реализации речи — артикуляторно-перцептивную и концептуально-интенциональную. Этим двум системам соответствуют также два интерфейса применения правил (различных в разных языках), названных фо-148 нетической формой {PF, Phonetic Form) и логической формой (LF, Logical Form).Рис. 7.7. Параллельная модель Джекендоффа (по: Jackendoff, 2002).
собственно синтаксиса, или «протосинтаксиса», при этом могут в конечном счете остаться лишь несколько очень простых эвристических принципов интерпретации и порождения, например, «Первое существительное предложения есть АГЕНС действия» и «Фокус стоит на первом месте». Возникновение и автоматизация тех или иных специфичных синтаксических процедур является результатом взаимодействия протосинтаксиса с конкретным речевым окружением, выделения в последнем устойчивых и предсказуемых паттернов словосочетаний. Легко видеть, что протосинтаксис фактически оказывается чем-то вроде «про-топрагматики», а именно интуицией того, что при недостатке времени надо в первую очередь успеть сообщить самое важное — что делает АГЕНС отслеживаемых нами событий (\felichkovsky, Kibrik & Velichkovsky, 2003).
7.3.3 Современные модели и данные нейролингвистики
В целом полученные в когнитивной психологии и лингвистике результаты свидетельствуют скорее против разведения синтаксиса и семантики как независимых фаз или «уровней» обработки. Некоторые, семантически-ориентированные подходы к анализу глубинной структуры предложения, такие как падежная и фреймовая грамматики, были только что рассмотрены. Заключительная часть данного раздела посвящена
149
актуальным проблемам синтаксического анализа в психо- и нейролинг-вистике. Перед тем как обратиться к нейролингвистическим исследованиям, мы кратко обсудим две психолингвистические модели понимания предложений, центральные для дискуссий последнего десятилетия. Первая из этих моделей, получившая название теории садовой дорожки (garden-path model), в значительной степени традиционна. Вторая модель, теория множественных ограничений {constraint-based theory), имеет коннекционистскую архитектуру и предполагает одновременное использование различных источников информации.