Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 39 из 118)
33 В 1970-е годы И.А. Мельчуком, А.К. Жолковским и Ю.Д. Апресяном была разработана потенциально более интересная модель «Смысл <=> Текст», которая описывала до 30 глубинных семантических ролей и использовалась для автоматизации процессов технического перевода (Мельчук, 1974; 1995). Эта модель успела в те годы оказать влияние на 142 нейролингвистические работы (Лурия, 1975).тельно, способны продуктивно влиять на семантику возникающего у слушателя/читателя образа ситуации. Зависимость значений от контекста объясняет распространенность явлений полисемии и омонимии (многозначности слов — см. 7.2.2), а также влияние культурного окружения на значение отдельных терминов, осложняющее или даже делающее практически невозможным их перевод. Филлмор рассматривает в качестве фреймов также и ситуации выполнения речевых актов (см. 7.1.2), для понимания которых определяющим является учет намерений говорящего. Эти феномены будут подробнее рассмотрены в последнем разделе главы, в рамках теории «ментальных пространств» (см. 7.4.2).
Работы Филлмора по фреймовой семантике органично вошли в новое научное направление, получившее название когнитивной лингвистики. С конца 1980-х годов все большее число лингвистов идентифицируют себя с этим направлением, общими признаками которого являются, с одной стороны, ментализм (см. 2.2.1 ), а с другой — критическое отношение к гипотезе о центральной роли синтаксиса, характерной для генеративной грамматики. Так, Р. Лангакер (Langacker, 1987; 1991) создал теорию, названную им когнитивной грамматикой. Основное положение этой теории состоит в трактовке речевой коммуникации как процесса концептуализации — воссоздания средствами концептуальных структур (см. 5.3.3) той ситуации, которую имел в виду говорящий или пишущий. Для решения этой задачи используются как семантические, так и синтаксические средства. Синтаксические средства отличаются лишь тем, что имеют относительно фиксированный и часто специфичный для конкретного языка характер. Например, в русском языке различие между выражениями «он кричал» и «он крикнул» состоит в присутствии суффикса «ну», сигнализирующего, что крик раздался только один раз. В английском языке для передачи той же информации приходится использовать особую лексическую единицу: «Не cried (was crying) once».
Лангакер, как и многие другие когнитивные лингвисты, старается построить общую классификацию лингвистических средств, используе-. мых для конструирования образа ситуации. Эти средства можно было бы назвать «операторами конвенционального воображения». Упоминание «конвенциональности» продуктов применения этих средств оттеняет их отличие от средств, используемых в творческом мышлении (в этой книге мы называем последние «метаоператорами воображения» — см. 8.1.3). В табл. 7.5 приведен с некоторыми изменениями и значительными сокращениями перечень лингвистических средств построения образа ситуации из обзорной работы Крофта и Круза (Croft & Cruse, 2004).
Различия между приведенными в этой таблице четырьмя группами механизмов не строги и часто определяются лишь интуитивными соображениями. Мы попытаемся кратко проиллюстрировать каждую группу , механизмов примерами из русского языка. Эффективное управление вниманием слушателя/читателя имеет в процессах коммуникации едва < м?
144
Таблица 7.5. Основные группы лингвистических средств управления конвенциональным воображением (по: Croft & Cruse, 2004)
| Внимание/ выделение | Сравнение/ оценка | Перспектива/ ориентация | Структурирование/ гештальт |
| Фокусирование Распределение/ охват Динамика во времени | Категоризация Метафоризация Фигура/фон (центр/ периферия) | Точка зрения Дейксис/эмпатия Субъективность/ объективность | Схематизация Уравновешивание Относительные/ абсолютные-термины |
ли не самое главное значение (см. 7.4.3). Такое управление может обеспечиваться за счет варьирования контекстов, прежде всего, посредством выборов подходящего семантического фрейма, как в случае двух следующих предложений:
«Новые Новости» разоблачают коррупционеров,
«Новые Новости» стоят десять рублей.
Первое предложение здесь, очевидно, фиксирует наше внимание на деятельности редактора и журналистов некоторого печатного издания, тогда как второе — на газете как объекте торговли. Фокусирование внимания далее может быть очень узким или же скорее распределенным, охватывающим несколько объектов. Оно также может быть симультанным, как это обычно бывает при использовании групп существительного, или развернутым во времени, что достигается использованием разнообразных глагольных групп.
Вторая группа механизмов рассматривается Лангакером и его коллегами в контексте глобальной когнитивной операции СРАВНЕНИЕ (о значении которой писал еще Кант — см. 1.1.3). Всякое СРАВНЕНИЕ потенциально может становиться ценностной и эмоциональной оценкой. Описывая некоторые события как «народное восстание» или «вооруженный мятеж», мы не только даем им содержательное определение, но одновременно и оцениваем их с точки зрения желательности поддержки или осуждения. Не останавливаясь здесь на МЕТАФО-РИЗАЦИИ, которая обсуждается в следующем разделе, отметим, что в современной лингвистике получили широкое распространение геш-тальтпсихологические понятия фигуры и фона (см. 1.3.1 и 8.1.2). При этом используется тот факт, что один из членов сравнения всегда выполняет функцию фона, или системы отсчета (Talmi, 1978). Так, мы говорим «Дерево рядом с домом», но не «Дом рядом с деревом», если только дерево не является феноменально большим или замечательным в каком-то другом отношении, а дом — совершенно незначительным, скорее домиком или хижиной. Легко видеть (как мы отмечали в предыдущей главе — см. 6.3.1), что, манипулируя в речи отношениями
фигуры и фона, можно внушить слушателю/читателю то или иное представление ситуации34.
Еще одна группа механизмов связана с тем, как индивидуальная позиция участника речевого общения влияет на выбор лингвистических средств. При этом часто, но отнюдь не всегда, доминирует эгоцентрическая перспектива. Как в пространственно-временном, так и в эмоционально-оценочном отношении мы, по выражению Пиаже, способны к известной «децентрации», преодолению эгоцентризма. В некоторых языках мира пространственная лексика вообще имеет абсолютный, эк-зоцентрический характер (см. 6.4.3 и 8.1.2). При понимании повествовательных текстов мы обычно принимаем в нашем воображении перспективу протагониста, так что если в ходе описываемых событий какие-то объекты закрываются в его (героя повествования) «поле зрения», то потом они также труднее припоминаются нами, несмотря на их эксплицитное упоминание в тексте (см. 7.4.1). Наконец, последняя, четвертая группа механизмов, которую мы только упомянем здесь, относится к информационному оформлению ситуации в речи. Ясно, что образ ситуации не должен быть перегружен деталями, поэтому важную роль играет схематизация и организация передаваемых сведений, эффективное описание релевантных признаков и взаимоотношений объектов.
В одной из последних работ Крофт и Круз (Croft & Cruse, 2004) характеризуют когнитивную лингвистику с помощью трех постулатов-гипотез:
1. Язык не является автономной (модулярной) способностью, отде
ленной от других когнитивных процессов и способностей.
2. Грамматика определяется процессами концептуализации.
3. Языковая компетентность появляется лишь в результате использо
вания языка.
Легко видеть, что данная исследовательская программа диаметрально противоположна идеям Хомского, под влиянием которых в свое время и произошел когнитивный переворот в психологии и лингвистике (см. 1.3.3). Несмотря на их недоказанность, временами даже явную спорность, эти постулаты-гипотезы объективно открывают возможность более широкого, чем до сих пор, применения понятий и методов из экспериментальной когнитивной психологии, нейропсихологии и нейро-информатики в лингвистических исследованиях.
34 Пример такой манипуляции можно найти в «Повести о Ходже Насреддине» В. Соловьева: «"Доходное озеро и принадлежащие к нему сад и дом, — сказал он многозначи
тельным, каким-то вещим голосом и поднял палец. — Очень хорошо, запишем! Запишем
в таком порядке: дом, сад и принадлежащий к ним водоем. Ибо кто может сказать, что
озеро — это не водоем? С другой стороны: если упомянутые дом и сад принадлежат к
озеру или, иначе говоря, к водоему, ясно, что и водоем в обратном порядке принадлежит
к дому и саду. Пиши, как я сказал: дом, сад и принадлежащий к ним водоем!" — По лов
кости это был удивительный ход, сразу решивший половину дела: простой перестанов
кой слов озеро волшебно превратилось в какой-то захудалый водоем, находящийся в не
коем саду, перед неким домом». 145
 |
Рис. 7.6. Экспериментальный материал из исследования роли направленности внимания в грамматическом структурировании высказывания (по: Tomhn, 1997).
Обращение представителей когнитивной лингвистики к методам и понятиям когнитивной психологии иллюстрирует уже упоминавшаяся выше (см. 7.1.2) работа Расселла Томлина (Tomlin, 1997). Этот автор выдвинул предположение, что выбор референта для грамматического подлежащего определяется тем, на что в момент порождения высказывания направленно наше внимание. В экспериментах испытуемым показывались динамические сцены, вроде изображенной на рис. 7.6. Испытуемые должны были в реальном масштабе времени описывать наблюдаемые события, отслеживая зрительно тот из двух объектов, который отмечался внезапно появлявшейся стрелкой (она видна на рис. 7.6 во втором кадре справа). Предъявление стрелки слева или справа было одной из независимых переменных этого эксперимента и использовалось для управления положением фокуса зрительного внимания испытуемого. Второй независимой переменной было то, какая из рыб, красная (обозначена на рисунке черным цветом) или белая, съедала другую. Результаты показали, что испытуемые действительно чаще описывали рыбу, на которой экспериментатор фиксирует их внимание, посредством подлежащего (в английском и ряде других языков), а выбор активного или пассивного залога предложения определялся ими вторично, в зависимости от того, была ли отслеживаемая рыба АГЕНСом и ПАЦИЕНСом акта поедания35.