Как выглядят фактические данные об изменениях речевых функций в онтогенезе? Не имея возможности остановиться на этой неисчерпаемой теме сколько-нибудь подробно, отметим лишь общие тенденции такого развития. Наиболее простые в отношении моторного контроля слоги /па/, /да/, /ма/ объясняют до половины первых произносимых младенцами звуков в среде языков столь различных, как французский, русский, английский, японский и суахили. Не случайно сравнительные исследования показывают, что именно эти слоги используются в названиях родителей в примерно 60% из более чем 1000 проанализированных 104
в этом отношении языков мира. Вокализации ребенка сначала приобретают в ходе развития характер «протодиалога» — чередующихся «обращений» и «прислушиваний» к речи взрослого, а к 8 месяцам начинают отражать и специфические особенности языкового окружения, так что эксперты оказываются способными различать китайское или, скажем, арабское окружение лишь на основании записей производимых ребенком звуков.
С относительным постоянством характеристик первых вокализаций ребенка коррелирует универсальный характер и самой обращенной к нему речи. Этот, так называемый «материнский» (Motherese) язык оказывается примерно одним и тем же в разных культурах и языках, кстати, как и воспроизводимый им интонационный рисунок элементарных речевых действий — вопроса или требования. Помимо типичного набора просодических мелодий, «материнский» язык обладает целым рядом других замечательных особенностей — упрощенной семантикой, четкими паузами на синтаксических границах, акцентуацией фонологических признаков и, в особенности, совершенным контролем за проявлениями внимания ребенка. Действительно, если у младенца есть выбор, он отслеживает глазами источники и предметные референты именно «материнского», а не обычного взрослого языка (Bornstein, 1996)7. Подобная социализация внимания осуществляется путем постепенной координации активности ребенка и взрослого за счет формирования состояний совместного внимания {joint attention), о котором писали уже такие исследователи, как Л. С. Выготский и Дж. Брунер.
Социализация внимания, несомненно, является важнейшим психологическим достижением первого года жизни (см. 4.1.1 и 7.4.3). Она открывает путь к усложнению форм взаимодействия ребенка и взрослого, а также делает возможной быстрое развитие лексической семантики (благодаря относительно однозначной номинации объектов) и синтаксиса речи (благодаря выделению «фокуса» ситуации, который со временем становится грамматическим подлежащим — см. 7.1.3). В дальнейшем ребенок стремительно врастает в языковую среду, особенно заметно в течение второго и третьего года жизни. Основными моментами этого процесса являются первые, еще не дифференцированные слова-предложения («голофразы») и постепенный переход к многословным фразам, порождаемым с применением грамматики. Применение определенных синтаксических схем первоначально наблюдается лишь в контексте употребления отдельных глаголов. Этот факт получил название
7 Нельзя не отметить, впрочем, значительных различий внутри одной и той же общейфеномена глагольных островов (см. 7.3.2). Судя по всему, ребенок в этом возрасте еще не использует готовую систему синтаксических правил по отношению к любым глаголам, а скорее усваивает некоторые избранные глаголы с набором типичных грамматических конструкций.
Еще одна общая тенденция — быстрое расширение лексикона, который уже к концу третьего года жизни может достигать объема 3000 слов. Затем появляются все более сложные формы произвольного использования речи, в частности, в целях убеждения или даже намеренного введения других людей в заблуждение. Последнее достижение становится возможным примерно в возрасте 4—5 лет, что, несомненно, связано с появлением индивидуальной теории психики и разнообразных ме-такогнитивных координации (см. 5.4.3 и 8.1.1).
Произвольный контроль является важнейшей особенностью речи, отличающей ее от коммуникации животных и неречевых вокализаций человека, подобных стонам боли или удовольствия. На эту особенность естественных языков одним из первых обратил внимание выдающийся русский лингвист Роман Якобсон (см. 1.4.3). Дело в том, что значительная часть слов и грамматических форм любого языка являются так называемыми шифтерами (от англ. shifter — переключатель): их значение не постоянно и всякий раз должно определяться заново по отношению к конкретной ситуации и целям действия. Например, шифтерами оказываются грамматическая форма прошедшего времени и, скажем, наречие «вчера», так как они указывают на события, предшествовавшие данному коммуникативному эпизоду. Классические шифтеры — это местоимения. В значение местоимений первого лица входит ссылка на автора речевого акта, а в значение второго лица — на адресата, к которому обращен акт речи. В процессе диалога, естественно, происходит обмен высказываниями и постоянное переключение референтных значений местоимений «я—мы» и «ты—вы».
В одной из своих последних публикаций Якобсон еще раз подчерк
нул, что овладение шифтерами освобождает речь от роли непосредствен
ной реакции на внутренние состояния или на происходящие в данный
момент в поле зрения события. В частности, включения грамматическо
го времени в языковой оборот ребенка совпадает с возникновением в его
речи фраз с субъектом и предикатом, позволяющим резко улучшить про
извольный контроль за использования языка — приписывать субъекту
различные предикаты и, наоборот, относить каждый предикат к различ
ным субъектам. «Это нововведение освобождает ребенка, погашает его
зависимость от hic et nunc, то есть от непосредственно данной времен
ной и пространственной обстановки. Отныне он может говорить о том,
что происходит на временном и пространственном отдалении от него, и
с этой переменностью исходных пунктов... в речь ребенка проникает
идея времени, а также идея большей близости или отдаленности: я и ты,
мое и твое, здесь и там, сюда и туда» (Якобсон, 1996, с. 236—237). Похо
жее развитие, опирающееся на представление о непрерывности времен
ной шкалы эпизодов собственной биографии, имеет место в становле-
106 нии высших форм памяти и мышления (см. 5.4.3 и 8.1.1).
J
Раннее развитие речи совпадает с массивными изменениями нейрофизиологических механизмов, выходящими за рамки классических речевых зон левого полушария и охватывающих прежде всего передние, префронтальные отделы коры. К 4—5 годам в общих чертах оформляются связи префронтальной коры с другими структурами мозга, а число синапсов и уровень метаболической активности префронтальных нейронов достигают их максимальных прижизненных значений (порядка 180% от взрослого уровня — см. 9.4.2). В ходе дальнейшего развития величина этих нейробиологических параметров сначала постепенно, а после подросткового возраста все быстрее снижается8.
Параллельно с этими изменениями меняется и способность усвоения любого нового языка. В возрасте до 6 лет второй язык (L2) усваивается почти столь же легко, как и первый (L1). От 6 лет до подросткового периода начинаются все более выраженные затруднения. После этого полноценное усвоение языка становится практически невозможным, особенно в отношении грамматики и фонологии, в силу чего «иностранный акцент» обычно сохраняется навсегда. Большинство взрослых останавливается в самом начале или на полпути процесса обучения новому языку, демонстрируя неспособность преодоления типичных ошибок даже при интенсивной, в том числе и профессиональной лингвистической поддержке. Как показывают новейшие исследования, формирование навыков понимания и говорения на втором языке функционально и нейроанатомически базируется на использовании тех же структур мозга, что и первоначальное развитие речи (Perani & Abutalebi, 2005)9.
О существенных изменениях пластичности мозга в онтогенезе говорят не только обширные нейрокогнитивные исследования последних лет, но также и клинические данные. Так, при поражениях и хирургическом удалении речевых зон левого полушария в детском возрасте часто имеет место восстановление и дальнейшее развитие языка (хотя, как показывают психолингвистические тесты, не всегда в полном объеме) с примерно симметричной локализацией соответствующих мозговых механизмов в правом полушарии. Начиная с подросткового возраста, по-
8 Важнейшей предпосылкой быстрой и точной передачи импульсов в центральной9 Насколько узко все-таки специализированы эти нейрофизиологические механиз
мы? По-видимому, здесь, как и в случае зрительного распознавания (см. 3.3.1), можно
говорить о своеобразной полу специализации. Так, новые исследования вскрывают много
общего в механизмах восприятия речи и музыки. Восприятие синтаксических аспектов
тональной музыки (гомофонно-гармонический стиль) опирается на работу «речевых об
ластей» левого полушария, тогда как просодика — специфическая мелодия речевой фра
зы или музыкального фрагмента — обрабатывается практически совпадающими структу
рами правого полушария (Koelsch, 2005). 107