Смекни!
smekni.com

Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 28 из 118)

Как выглядят фактические данные об изменениях речевых функций в онтогенезе? Не имея возможности остановиться на этой неисчерпае­мой теме сколько-нибудь подробно, отметим лишь общие тенденции та­кого развития. Наиболее простые в отношении моторного контроля сло­ги /па/, /да/, /ма/ объясняют до половины первых произносимых младенцами звуков в среде языков столь различных, как французский, русский, английский, японский и суахили. Не случайно сравнительные исследования показывают, что именно эти слоги используются в назва­ниях родителей в примерно 60% из более чем 1000 проанализированных 104


в этом отношении языков мира. Вокализации ребенка сначала приобре­тают в ходе развития характер «протодиалога» — чередующихся «обра­щений» и «прислушиваний» к речи взрослого, а к 8 месяцам начинают отражать и специфические особенности языкового окружения, так что эксперты оказываются способными различать китайское или, скажем, арабское окружение лишь на основании записей производимых ребен­ком звуков.

С относительным постоянством характеристик первых вокализа­ций ребенка коррелирует универсальный характер и самой обращенной к нему речи. Этот, так называемый «материнский» (Motherese) язык ока­зывается примерно одним и тем же в разных культурах и языках, кста­ти, как и воспроизводимый им интонационный рисунок элементарных речевых действий — вопроса или требования. Помимо типичного набо­ра просодических мелодий, «материнский» язык обладает целым рядом других замечательных особенностей — упрощенной семантикой, четки­ми паузами на синтаксических границах, акцентуацией фонологичес­ких признаков и, в особенности, совершенным контролем за проявле­ниями внимания ребенка. Действительно, если у младенца есть выбор, он отслеживает глазами источники и предметные референты именно «материнского», а не обычного взрослого языка (Bornstein, 1996)7. По­добная социализация внимания осуществляется путем постепенной коор­динации активности ребенка и взрослого за счет формирования состо­яний совместного внимания {joint attention), о котором писали уже такие исследователи, как Л. С. Выготский и Дж. Брунер.

Социализация внимания, несомненно, является важнейшим пси­хологическим достижением первого года жизни (см. 4.1.1 и 7.4.3). Она открывает путь к усложнению форм взаимодействия ребенка и взрос­лого, а также делает возможной быстрое развитие лексической семан­тики (благодаря относительно однозначной номинации объектов) и синтаксиса речи (благодаря выделению «фокуса» ситуации, который со временем становится грамматическим подлежащим — см. 7.1.3). В дальнейшем ребенок стремительно врастает в языковую среду, особен­но заметно в течение второго и третьего года жизни. Основными момен­тами этого процесса являются первые, еще не дифференцированные сло­ва-предложения («голофразы») и постепенный переход к многословным фразам, порождаемым с применением грамматики. Применение опреде­ленных синтаксических схем первоначально наблюдается лишь в кон­тексте употребления отдельных глаголов. Этот факт получил название

7 Нельзя не отметить, впрочем, значительных различий внутри одной и той же общей
культурной среды, а равно между культурами с точки зрения степени объема и характера
речевой поддержки детей взрослыми. Согласно исследованию развития детей в традици­
онной культуре Самоа (Ochs, 1988), феномен «материнского языка» практически полно­
стью отсутствует в этой культуре, что, однако, не мешает нормальному речевому и когни­
тивному развитию. 105

феномена глагольных островов (см. 7.3.2). Судя по всему, ребенок в этом возрасте еще не использует готовую систему синтаксических правил по отношению к любым глаголам, а скорее усваивает некоторые избранные глаголы с набором типичных грамматических конструкций.

Еще одна общая тенденция — быстрое расширение лексикона, ко­торый уже к концу третьего года жизни может достигать объема 3000 слов. Затем появляются все более сложные формы произвольного исполь­зования речи, в частности, в целях убеждения или даже намеренного введения других людей в заблуждение. Последнее достижение стано­вится возможным примерно в возрасте 4—5 лет, что, несомненно, свя­зано с появлением индивидуальной теории психики и разнообразных ме-такогнитивных координации (см. 5.4.3 и 8.1.1).

Произвольный контроль является важнейшей особенностью речи, отличающей ее от коммуникации животных и неречевых вокализаций человека, подобных стонам боли или удовольствия. На эту особенность естественных языков одним из первых обратил внимание выдающийся русский лингвист Роман Якобсон (см. 1.4.3). Дело в том, что значитель­ная часть слов и грамматических форм любого языка являются так на­зываемыми шифтерами (от англ. shifter — переключатель): их значение не постоянно и всякий раз должно определяться заново по отношению к конкретной ситуации и целям действия. Например, шифтерами ока­зываются грамматическая форма прошедшего времени и, скажем, на­речие «вчера», так как они указывают на события, предшествовавшие данному коммуникативному эпизоду. Классические шифтеры — это ме­стоимения. В значение местоимений первого лица входит ссылка на ав­тора речевого акта, а в значение второго лица — на адресата, к которому обращен акт речи. В процессе диалога, естественно, происходит обмен высказываниями и постоянное переключение референтных значений ме­стоимений «я—мы» и «ты—вы».

В одной из своих последних публикаций Якобсон еще раз подчерк­
нул, что овладение шифтерами освобождает речь от роли непосредствен­
ной реакции на внутренние состояния или на происходящие в данный
момент в поле зрения события. В частности, включения грамматическо­
го времени в языковой оборот ребенка совпадает с возникновением в его
речи фраз с субъектом и предикатом, позволяющим резко улучшить про­
извольный контроль за использования языка — приписывать субъекту
различные предикаты и, наоборот, относить каждый предикат к различ­
ным субъектам. «Это нововведение освобождает ребенка, погашает его
зависимость от hic et nunc, то есть от непосредственно данной времен­
ной и пространственной обстановки. Отныне он может говорить о том,
что происходит на временном и пространственном отдалении от него, и
с этой переменностью исходных пунктов... в речь ребенка проникает
идея времени, а также идея большей близости или отдаленности: я и ты,
мое и твое, здесь и там, сюда и туда» (Якобсон, 1996, с. 236—237). Похо­
жее развитие, опирающееся на представление о непрерывности времен­
ной шкалы эпизодов собственной биографии, имеет место в становле-
106 нии высших форм памяти и мышления (см. 5.4.3 и 8.1.1).


J


Раннее развитие речи совпадает с массивными изменениями ней­рофизиологических механизмов, выходящими за рамки классических речевых зон левого полушария и охватывающих прежде всего передние, префронтальные отделы коры. К 4—5 годам в общих чертах оформляют­ся связи префронтальной коры с другими структурами мозга, а число синапсов и уровень метаболической активности префронтальных ней­ронов достигают их максимальных прижизненных значений (порядка 180% от взрослого уровня — см. 9.4.2). В ходе дальнейшего развития ве­личина этих нейробиологических параметров сначала постепенно, а после подросткового возраста все быстрее снижается8.

Параллельно с этими изменениями меняется и способность усвое­ния любого нового языка. В возрасте до 6 лет второй язык (L2) усваива­ется почти столь же легко, как и первый (L1). От 6 лет до подросткового периода начинаются все более выраженные затруднения. После этого полноценное усвоение языка становится практически невозможным, особенно в отношении грамматики и фонологии, в силу чего «иностран­ный акцент» обычно сохраняется навсегда. Большинство взрослых оста­навливается в самом начале или на полпути процесса обучения новому языку, демонстрируя неспособность преодоления типичных ошибок даже при интенсивной, в том числе и профессиональной лингвистичес­кой поддержке. Как показывают новейшие исследования, формирова­ние навыков понимания и говорения на втором языке функционально и нейроанатомически базируется на использовании тех же структур мозга, что и первоначальное развитие речи (Perani & Abutalebi, 2005)9.

О существенных изменениях пластичности мозга в онтогенезе го­ворят не только обширные нейрокогнитивные исследования последних лет, но также и клинические данные. Так, при поражениях и хирурги­ческом удалении речевых зон левого полушария в детском возрасте час­то имеет место восстановление и дальнейшее развитие языка (хотя, как показывают психолингвистические тесты, не всегда в полном объеме) с примерно симметричной локализацией соответствующих мозговых ме­ханизмов в правом полушарии. Начиная с подросткового возраста, по-

8 Важнейшей предпосылкой быстрой и точной передачи импульсов в центральной
нервной системе является процесс так называемой миелинации аксонов (см. 2.4.3 и 9.4.2).
В случае префронтальных областей процесс миелинации начинается в середине первого
года жизни и продолжается, как минимум, до 20—30 лет. Речевое развитие в этот относи­
тельно поздний, но критически важный с биологической и социальной точек зрения пе­
риод только начинает изучаться (Locke & Bogin, 2005 in press).

9 Насколько узко все-таки специализированы эти нейрофизиологические механиз­
мы? По-видимому, здесь, как и в случае зрительного распознавания (см. 3.3.1), можно
говорить о своеобразной полу специализации. Так, новые исследования вскрывают много
общего в механизмах восприятия речи и музыки. Восприятие синтаксических аспектов
тональной музыки (гомофонно-гармонический стиль) опирается на работу «речевых об­
ластей» левого полушария, тогда как просодика — специфическая мелодия речевой фра­
зы или музыкального фрагмента — обрабатывается практически совпадающими структу­
рами правого полушария (Koelsch, 2005). 107