Еще одна угроза подготавливается самим развитием когнитивной науки. Возможно, мы начинаем слишком много знать, и это знание снимает романтический покров загадочности со многих тайн человечества. Одной из них на протяжении 500 лет была улыбка молодой женщины, изображенной на самой известной картине Леонардо да Винчи. Для Моны Лизы характерно нечто мистическое: подобно живому существу, она всякий раз выглядит иначе — то доброжелательной и счастли- вой, то, совсем неожиданно, надменной и даже злобной. Искусствовед
Эрнст Гомбрих (Gombrich, 1995) писал, что данный эффект можно наблюдать и в репродукциях, но когда находишься перед оригиналом в Лувре, то «становится просто не по себе». В недавнем сообщении приводятся результаты компьютерной диагностики выражения лица Моны Лизы4. Сравнив графическую информацию в области глаз и рта с базой данных женских лиц, программа определила, что изображенная молодая женщина на 83% счастлива, но одновременно испытывает презрение (9%), страх (6%) и гнев (2%). На лабильность восприятия влияет еще одно обстоятельство, которое не было учтено программой. Практически вся информация о состоянии Моны Лизы сосредоточена в области рта, при этом глобальная информация носит позитивный характер, а детальная, высокочастотная — скорее негативный. В результате беглое рассматривание или же фокальный анализ вне области рта оставляют впечатление доброты и умиротворения, тогда как при переводе взгляда на губы это впечатление перестает быть столь однозначным и может перейти в свою противоположность.
Новое когнитивное знание в особенности ставит под сомнение свободу наших решений. При известной сложности процессов принятия решений понятно, что лишь незначительная их часть остается сознательной, причем и она находится под выраженным аффективным влиянием, внешним по отношению к сознающему «Я». Длительную историю обсуждения проблемы свободы воли в философии (Декарт, Гоббс, Спиноза, Юм, Лейбниц, Кант...) можно понять как предупреждение, что свобода принимаемых решений может оказаться лишь ограниченно эвристичной фикцией, когда нам удастся понять всю степень нашей природной и социокультурной обусловленности. Среди психологов 20-го века Скиннер первым увидел в методиках выработки оперантных рефлексов путь к преодолению понятий свободы и достоинства. Как бихевиорист, он, правда, переоценил возможности чисто поведенческого контроля. Но не ведут ли теперь когнитивные и нейрокогнитивные исследования к перспективе, которая реализует ту же цель посредством практически мгновенного отслеживания направленности внимания, субъективного восприятия и эмоциональных оценок?
Серьезные последствия уже сейчас имеет развитие индустрии ког-нотропной стимуляции и средств нейрокоррекции, потенциально применимых в самых разных жизненных ситуациях. Должно ли, например, решение о разводе быть результатом индивидуального размышления, беседы с адвокатом или же следствием приема в некотором смысле заведомо более эффективной таблетки, «переформатирующей» интеллектуальную активность с враждебной конфронтации на задачу поддержки
4 «Software decodes Mona Lisa's enigmatic smile». New Scientist, 2530,25(17th of December,378
и кооперации? Конечно, вся эта проблематика приобретает совсем другое звучание, если рассмотреть ее в контексте противоправных поступков. Достаточно сказать, что, по самым консервативным подсчетам, сотни тысяч заключенных в тюрьмах во всем мире страдают теми или иными психическими заболеваниями, непосредственно влияющими на их личность и социальное поведение (Okasha, 2004). Нейрокогнитив-ный подход к сознанию уже сейчас ставит вопрос о переоценке законодательной базы для понятий ответственности, вины и наказания.
Как совместить романтизм с детерминизмом? Насколько грядущая «когнитивная прозрачность» человека совместима с представлениями об абсолютной нравственной ценности свободы? Со времен Локка в философии отмечалась относительность морали. Внешне нравственные нормы явно меняются. Так, в период Средневековья ссуда денег под проценты считалась тяжелым грехом, наказывавшимся сожжением на костре. Сегодня банки занимаются кредитованием под проценты в промышленных масштабах (исключение составляют лишь кредитные институты, руководствующиеся принципами исламской морали), а люди, влияющие на процентную ставку, обладают в массовом сознании чуть ли не полубожественным статусом. Рассматривая похожий пример, Дункер (Dunker,,1939) отмечал, что за внешними изменениями этики на деле кроются достаточно инвариантные смысловые отношения, в частности, связанные с изменением смысла денег. Безнравственно требовать проценты с тех средств, которые используются непосредственно на потребление. Напротив, вполне естественно ожидать, что если кредит используется для инвестиций, то есть для получения прибыли, то часть этой прибыли будет разделена с кредитором. Таким образом, в смысловой системе координат нравственные ориентиры могут сохраняться относительно неизменными и в меняющемся мире.
Проблема, однако, состоит и в том, что условия нашей жизнедеятельности начинают меняться исключительно быстро, не оставляя части населения никакого шанса на своевременную адаптацию. Речь идет не просто об изменениях экологии, но и об ее изменениях в результате целенаправленных воздействий, отдаленные последствия которых интересуют наше страдающее близорукостью мышление меньше, чем сиюминутная польза. В частности, совершенно не проанализирован вопрос вероятных технологических влияний на психику. С появлением телефона и исчезновением эпистолярного жанра исчезли и эмоции, в той форме, в какой их зафиксировала мировая литература 19-го века. Столь же неизученным является практически полное исчезновение детальной образной памяти у детей — эйдетизма, что, возможно, произошло в связи с распространением телевидения во второй половине 20-го века. Не очень понятны биосоциальные последствия виртуализации нашего общения и досуга, а также перенасыщенности современной массовой культуры аудиовизуальными образами, которые привлекают внимание
резкими движениями, изменениями цвета, яркости и звука, то есть раздражителями, автоматически активирующими древние, или, как их называл Пол Маклин, «рептильные», структуры мозга.
Центральный для когнитивных исследований вопрос о рациональности мышления и принимаемых нами решений не мог не возникнуть к началу 1960-х годов, когда впервые в истории были созданы технические средства, достаточные для самоуничтожения человечества. Разработанные за последние годы методы объективации психических процессов и состояний не только обогатили науку, но и создали условия для совершенно новых практических приложений. Мы находимся на пороге качественного скачка в возможностях воздействия на разум, поведение и личность. Признаком этого является разработка интеллигентных интерфейсов, способных к текущему отслеживанию состояния, восприятия и намерений их пользователя. Хочется верить, что эти средства, как и все более эффективные психо- и когнотропные препараты, будут использоваться во благо человека. Нельзя отрицать, однако, что они же могут привести к появлению таких форм внешнего контроля, которые не могли представить себе даже наиболее мрачно настроенные авторы футуристических романов. Современная психология, с ее центральным положением среди эмпирических наук о человеке, становится важнейшим фактором этого развития и его вероятного социального регулирования.
Психология — это молодая наука, для которой наступает пора зрелости. Ей еще предстоит дать ответ на вопрос, что мы должны делать, чтобы иметь возможность надеяться.
379
ЛИТЕРАТУРА
Августин. Творения. Киев, 1901.
Альтшулер Г.С. Творчество как точная наука. М.: Советское радио, 1973.
Ананьев Б.Г., Веккер Л.М., Ломов Б.Ф., Ярмоленко A.B. Осязание в процессах познания
и труда. М.: Педагогика, 1959.
Андерсон Дж.Р. Когнитивная психология. Москва: Питер, 2002. Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Языки
русской культуры, 1995.
Аристотель. Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1975—1982. Асмус В.Ф. Метафизика Аристотеля. Трактат о душе // Аристотель. Сочинения: В 4 т. Т.
1.М.: Мысль, 1975. С. 5-62. Аткинсон Р. Человеческая память и процесс обучения. М.: Прогресс, 1980.
Бауэр Т. Психическое развитие младенца. М.: Прогресс, 1981.
Бейлин Дж. Краткая история генеративной грамматики // Кибрик A.A., Кобозева И.М., Секерина И.А. (ред.). Современная американская лингвистика. М.: УРСС, 2002. С. 13-57.
Берг А.И., Бирюков Б.В. Философские вопросы кибернетики // Энциклопедия кибернетики. Т. 2. Киев, 1975. С. 502-506.
Бергсон А. Материя и память. Собр. соч. СПб.: Скирмунт, 1913.
Бернштейн H.A. О построении движении. М.: Медгиз/Наука, 1947/1991.
Бернштейн H.A. Очерки по физиологии активности и физиологии движений. М.: Медицина, 1966.
Бернштейн H.A. Современные искания в физиологии нервного процесса. М.: Смысл, 2003.
Блинникова И.В., Капица М.С., Барлас Т.В. Функциональные и эмоциональные искажения в пространственных представлениях // Вестник МГУ. Сер. 14. Психология. 2000. №3. С. 17-31.
Блонский П.П. Память и мышление. М.—Л.: Огиз, 1935.
Брунер Дж. Психология познания. М.: Прогресс, 1977.
Вейль Г. Симметрия. М.: Наука, 1968.
Величковский Б.М. Микроструктурный анализ зрительного восприятия: Дисс. ... канд.
психол. наук. М.: МГУ, 1973. Величковский Б.М. Зрительная память и модели переработки информации человеком //
Вопросы психологии. 1977. № 6. С. 49—61. Величковский Б.М. Функциональная структура перцептивных процессов // Основы
психологии: ощущения и восприятия. М.: Педагогика, 1982а. С. 219—246. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М.: Изд-во Моск. ун-та,