Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 100 из 118)
Этнопсихологические данные могут быть дополнены нейропсихо-логическим анализом, как, например, при изучении локализации мозговых механизмов, лежащих в основе чтения двух вариантов японского письменного языка — иероглифического Канжи и фонетического слогового Кана (см. 7.2.1). Таким образом, повышение надежности выводов возможно не только с помощью ужесточения контроля условий эксперимента (о возникающих здесь проблемах писал уже Кант — см. 1.1.3), но и с помощью их перекрестной проверки, по типу метода триангуляции в геодезии, в многоугольнике частных дисциплин когнитивной науки.
Заканчивая этот подраздел, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что систематическое сравнение данных об онтогенезе с результатами, полученными в общей психологии, просто незаменимо при объяснении последних. Мы позволим себе пространное автоцитирование. «В чем же тогда состоит смысл проделанного когнитивной психологией труда? Очевидно, ей удалось дать более полный, чем до сих пор, анализ микроструктуры... уже освоенных индивидом познавательных действий. Объяснение этих результатов может быть достигнуто на пути их широкого сопоставления с данными о развитии психических процессов в фило- и онтогенезе, функциональной организации нейрофизиологических процессов, особенностях общественно выработанных способов действования и т.д. Можно утверждать, что подобная системная стратегия исследований открывает перед современной когнитивной психологией возможности гораздо более широких обобщений, чем призрачная
47 Курт Коффка, участвовавший в среднеазиатской экспедиции Лурия 1932 года, не соглашался с этим выводом, считая иллюзии проявлением общих законов образования гештальта, а луриевские результаты — артефактом плохой постановки эксперимента. Данные межкультурных исследований иллюзий до сих пор противоречивы (Eysenck, 2004). Новый импульс этой дискуссии должны дать факты, свидетельствующе об исчезновении иллюзий в контексте сенсомоторной активности (см. 3.4.1). Возможно, дорзальная система скорее будет доминировать у лиц, не имеющих формального образования. Такое образование связано с развитием навыков чтения, то есть, несомненно, с тренировкой вентральной системы. Таким образом, формальное образование могло бы вести к стабилиза-354 ции и усилению перцептивных иллюзий.надежда найти новую "мировую формулу" или универсальную блок-схему» (Величковский, 19826, с. 287).
9.4.3 Когнитивно-аффективная наука
По мнению ряда критиков, недостатком когнитивных исследований является рассмотрение исключительно «холодного познания», связанное с игнорированием «горячего познания» — феноменологии и закономерностей эмоционально-аффективной жизни (англ. cold vs. hot cognition). В еще более общем плане вне психологии, в философии, логике и части лингвистики, когнитивизму, то есть в данном случае трактовке моральных суждений как разновидности пропозиционального знания, принимающего значения истинно или ложно, иногда противопоставляется нонкогнитивизм — группа концепций, согласно которым моральные суждения не есть пропозиции (см. 9.4.1). С этой анти-когнитивистской точки зрения, моральные суждения либо выражают эмоционально-оценочные состояния индивида, либо являются внешними по отношению к его знаниям и состояниям императивными предписаниями. В терминах лингвистической философии, нравственные оценки и суждения относятся поэтому к другой, чем декларативные утверждения (пропозиции), категории речевых актов (см. 1.1.3 и 7.1.2).
На самом деле, эмоции и другие состояния человека не игнорировались когнитивным подходом, они просто не могли быть сколько-нибудь адекватно описаны в рамках стандартной символьной парадигмы (см. 2.2.3). Ранние когнитивные теории эмоций и стресса неизменно описывали их как результат соединения сугубо неспецифической физиологической активации с последующей когнитивной оценкой вероятных причин подобной периферической активации {первичная оценка — appraisal 1), а также с прогнозом их возможных последствий (вторичная оценка — appraisal 2). Отсюда нетрудно было сделать вывод об односторонней зависимости эмоциональных феноменов от когнитивной оценки. Этот вывод был вскоре подвергнут критике американским социальным психологом Робертом Зайонком (Zajonc, 1984), выдвинувшим альтернативный тезис о первичности аффекта по сравнению с познанием. Оживленная дискуссия о том, «что раньше», — с когнитивных позиций в ней принял участие известный исследователь стресса Ричард Лазарус — продолжалась, то разгораясь, то утихая, более одного десятилетия и закончилась без определенного результата, после того как участники окончательно запутались в определениях понятий48.
48 Судьба этой дискуссии была предопределена самой логической структурой когнитивных теорий эмоций, в которых целое (когнитивные механизмы) было включено в себя
в качестве составной части (когнитивная оценка — appraisal). Именно эту структуру име
ют классические, известные со времен античности логические парадоксы (см. 8.1.3). 355
С несколько отстраненной, сегодняшней точки зрения хорошо видна двойная ошибка этих ранних когнитивных теорий. Во-первых, как показали многочисленные исследования (например, Ekman, Levenson & Friesen, 1983), явно ошибочным оказалось предположение о том, что в основе самых разных эмоциональных состояний всегда лежит один и тот же неспецифический паттерн физиологического возбуждения. Заметим, что утверждать нечто подобное можно было, только хорошо забыв и все классические теории эмоций, авторы которых, начиная с Дарвина и, в особенности, Уильяма Джеймса, неизменно подчеркивали специфическую, функционально-приспособительную роль сопровождающих эмоции сенсомоторных и физиологических изменений (см. 1.2.3). Так, для Джеймса (теория Джеймса—Ланге) именно эти объективные и достаточно специфические изменения определяют характер эмоциональных переживаний: «нам грустно потому, что мы плачем, а не наоборот».
Вторым проблематичным моментом когнитивных теорий эмоций было недифференцированное представление о роли когнитивной оценки. Дело в том, что собственно когнитивная, то есть скорее рациональная, основанная на знаниях оценка обычно не вмешивается столь непосредственно в нашу эмоциональную жизнь, как это делает восприятие, причем даже не в реальности, а, например, в заведомо искусственных условиях кинотеатра. В этом смысле существенная часть эмоций явно имеет непропозициональную природу. Мы можем прекрасно знать, как опасны бывают акулы, и при этом спокойно обсуждать агрессивность их поведения, находясь, скажем, на палубе корабля. Совсем иначе мы чувствуем себя в фильме «Челюсти» при внезапном появлении на экране серой тени, хотя прекрасно знаем, что находимся за сотни километров от ближайшего моря, а в этом фильме снята начиненная электроникой игрушка. Более того, высшие когнитивные механизмы часто помогают нам «не подавать вида» и даже, с некоторым волевым усилием, «взять себя в руки», то есть в какой-то степени преодолеть возникшее первоначально эмоциональное возбуждение.
Следующий этап обсуждения эмоциональных состояний в когнитивных исследованиях, отчасти продолжающийся сегодня, проходит под сильным влиянием идей модулярной нейронауки. Для модулярного подхода существенно выделение относительно автономных, специализированных на решении своих частных задач механизмов (см. 2.3.2). В длинных списках таких мозговых механизмов стали мелькать названия структур, ответственных за эмоции и аффективные состояния: миндалина и правое полушарие в целом, орбитофронтальная и вентромедианная префронтальная кора, передняя и вентральная поясная извилина (как и миндалина, эта последняя область относится к описанной Полом Мак-лином лимбической системе — см. 2.4.3). Ученик Маклина, исследователь филогенеза эмоционально-мотивационной сферы Иаак Панксепп (Panksepp, 1998) предложил в конце 1990-х годов термин «аффективная нейронаука», подчеркнув тем самым равноправность и автономию исследования этих механизмов по отношению к изучению когнитивных про-356 цессов — сфере когнитивной науки.
Один из ярких примеров современного модулярного подхода связан с анализом организации префронтальных механизмов. Мы неоднократно затрагивали эту тему в контексте анализа представлений классической нейропсихологии (планирование и контроль), традиционной когнитивной психологии (экзекутивные процессы и рабочая память) и развиваемых в этой книге представлений, связанных с описанием мета-когнитивных координации (см. 4.4.2 и 8.1.1). В недавнем обзоре Билла Фоу (Faw, 2003) функциональная организация префронтальных механизмов мозга обсуждается в терминах работы пяти членов «префрон-тального исполнительного комитета»:
1) «воспринимателя»,
2) «вербализатора»,
3) «мотиватора»,
4) «аттендера» (от англ. attention = внимание),
5) «координатора».
По мнению Фоу, «восприниматель» находится в вентролатеральной префронтальной коре правого полушария. Он представляет собой продолжение правого вентрального потока (то есть подсистемы фокального восприятия — см. 3.4.2). Его функции состоят в управлении актуальным восприятием (задние структуры коры) и, кроме того, в привнесении сенсорно-чувственных, образных компонентов в процессы мышления. «Вербализатор» расположен в симметричных по отношению к «воспри-нимателю» структурах левого полушария, включающих зону Брока и лежащие непосредственно спереди от нее области. С точки зрения аффективной нейронауки, особенно интересен «мотиватор». Он включает структуры орбитофронтальной/вентромедианной коры и продолжает линию развития «эмоционального мозга» с миндалиной в качестве предыдущего этапа. Сразу над «мотиватором» — в передней поясной извилине и дорзомедианной префронтальной коре — находится «аттендер», который развивается из обоих гиппокампов. Это система контроля выполнения текущего действия (или экзекутивного внимания — см. 4.1.1 и 4.3.3). Еще выше, в дорзолатеральной префронтальной коре, находится «координатор», вырастающий из дорзального потока (заднетеменные области коры) и специализирующийся на координации процессов планирования и инициации произвольных движений.