Сравнить свою жизнь ему не с чем. От иностранцев его отделяет «железный занавес». О жизни до революции он не может узнать, так как старые книги, не соответствующие принципам «ангсоца», запрещены, а у немногих оставшихся в живых свидетелей остались только отрывочные воспоминания. В официальных учебниках истории, естественно, рисуются ужасные картины капиталистического прошлого. У океанийца создается впечатление, что его жизнь намного лучше дореволюционной. Недаром один из лозунгов партии: «Кто управляет прошлым - управляет будущим. Кто управляет настоящим - управляет прошлым».
Партия и «миниправ» идут дальше и создают иллюзию постоянного улучшения жизни при социализме. Публикуются сводки и отчеты Министерства изобилия, в которых показывается стремительный рост благосостояния народа, перевыполнение всех планов по производству всех товаров и продуктов. При уменьшении норм пайков океанийцам сообщают, что на самом деле пайки увеличены. Министерство правды тщательно исправляет возможные несоответствия во лжи. Если, например, было запланировано произвести 100 миллионов пар обуви, а произведено только 80, то все выпуски газет, где был напечатан этот план, срочно перепечатываются, и оказывается, что план был всего 40 миллионов пар, то есть он перевыполнен в два раза.
Еще более изощренные формы принимает техника лжи в политической сфере. В окружении вождя, конечно же, идет подковерная политическая борьба. Она приводит к периодическому исчезновению заслуженных руководителей, к большим и малым чисткам, которые прокатываются по стране. В таких случаях свидетельства о «распыленных» «товарищах» уничтожаются, речи Большого Брата, в которых они упомянуты или, тем более, отмечены похвалой, срочно переписываются. Через несколько часов простой океаниец не найдет никаких следов репрессированного руководителя.
Но вершины искусства лжи океанийская пропаганда достигает в освещении войны. Океания постоянно ведет войну с одной мировой державой и находится в союзе с другой. Но союзник и враг раз в несколько лет меняются местами. При этом в течение всего нескольких часов, пропагандистская машина поворачивается на 180 градусов. Срочно меняются лозунги, речи переделываются ораторами прямо на трибуне, и вот уже океанийца верят, что они всю жизнь воевали именно с этим врагом. Не остается никаких свидетельств резкой перемены внешнеполитического курса. Снова человек, в душу которого закрадется сомнение, окажется в полной изоляции.
Еще одна важная функция пропагандистской машины – служить громоотводом для накапливающегося в людях раздражения и напряжения. Наряду с культом вождя Большого Брата существует антикульт главного врага народа – Гольдштейна. Прообразом этого персонажа является, конечно же, Лев Троцкий, выполнявший аналогичную функцию для пропаганды в СССР. Когда-то Гольдштейн был одним из вождей революции, но проиграл борьбу за власть Большому Брату, и теперь, по официальной версии, возглавляет подполье предателей, которые хотят уничтожить Океанию и ангсоц. Естественно, во всех недостатках жизни винят Гольдштейна и его мифическое подполье. Очевидна параллель с борьбой с троцкизмом у нас в 30-е годы.
Министерство Правды организовывает специальные телевизионные «двухминутки ненависти», в которых Гольдштейн клевещет на ангсоц. При виде кощунствующего Гольдштейна «благомыслящие» океанийцы впадают в припадок ненависти, беснуются, плюют и бросают предметы в экран, выпуская наружу скопившееся недовольство. Периодически проходят целые «недели ненависти» с митингами и демонстрациями, на которых толпы людей выплескивают напряжение, требуя смерти врагов.
Как уже было сказано выше, основная масса пропаганды направлена на членов внешней партии. При этом сами члены внешней партии и создают элементы этой пропаганды. Чтобы сохранить рассудок и лояльность режиму, они применяют особый способ мышления – «двоемыслие». С помощью двоемыслия партийцы «покоряют реальность». Они одновременно осознают, что заведомо лгут, и при этом сами верят в собственную ложь. Оказывается, что достаточно отказаться от логических законов, и уже есть возможность восторгаться тем, что вызывает гнев и страх, лгать - и самому верить в ложь.
Еще одна технология «покорения реальности», описанная у Оруэлла, - так называемый «новояз». Название происходит от сокращенного «новый язык». После длительной работы лингвистам Океании удалось разработать особый искусственный язык на основе английского языка. Тот, кто пользуется этим языком, в принципе не сможет высказать, а, значит, и осознать мысль, не соответствующую принципам ангсоца. Слова этого языка делятся на несколько групп. Одни имеют приземленно-бытовое значение и с их помощью нельзя выразить абстрактную мысль. Например, слово «свободен» имеет только такой смысл, как в словосочетании «место свободно». Сказать на новоязе «человек свободен» - значит сказать явную бессмыслицу.
Для выражения более сложных, отвлеченных мыслей служат специальные идеологические слова, смысл которых основывается на догмах ангсоца. Например «мыслепреступление» - любое отклонение мысли от ангсоца. Описать, в чем конкретно мысли еретика отличались от ангсоца, на новоязе не получится. Значит невозможно, например, написать на новоязе преступную книжку или листовку. В этом языке не найдется слов для выражения идей, отличных от ангсоца. Многие слова вообще можно понять только с помощью принципа двоемыслия. Например, слово «речекряк», примененное к врагу ангсоца, означает глупую, бессмысленную речь, «не речь, а кряканье». Но если оно применено к «благомыслящему» океанийцу, то оно означает высокую похвалу оратору, который может бездумно повторять догмы ангсоца. Разработкой и внедрением нового языка тоже ведает миниправ.
Тех, кто не преуспел в искусстве двоемыслия, ожидает Министерство Любви, которое учит океанийцев любить родину, партию и лично товарища Большого Брата.
Министерство Любви работает хорошо знакомыми методами тайной полиции. Осуществляет сбор информации об океанийцах с помощью внедренных агентов и внештатных сотрудников. Широко использует технические средства – микрофоны, «телекраны» - видеокамеры. Замеченных в чем-либо подозрительном ожидает арест и психологическая обработка с помощью изощренных пыток. Психика «перевоспитанных» меняется настолько, что они действительно начинают любить Старшего Брата. Таким образом Министерство Любви оправдывает свое название. Обработанный человек может быть казнен, отправлен в трудовые лагеря или даже выпущен на некоторое время на свободу в назидание другим недовольным. Правда, в дальнейшем его все-таки уничтожают.
Министерство Любви ведет также профилактическую работу, провоцирует недовольных на борьбу с режимом. Для этого создается видимость работы подпольного «братства», возглавляемого пресловутым Гольдштейном, в которое втягиваются «морально нестойкие» партийцы. После этого их репрессируют.
В целом государственная машина Океании очень сильно напоминает Советский Союз при Сталине. Однако есть ряд существенных отличий.
Диктатура Сталина базировалась на атмосфере всеобщего страха и подозрения. Любые руководители, даже самые высокие, могли быть уничтожены, им на смену поднимались новые кадры «из низов». Даже в самих карательных органах проводились чистки. Например, Генрих Ягода, руководитель ОГПУ в 30-е годы, был дважды осужден и, в конце концов, расстрелян. Таким образом, ни о каких застывших номенклатурных кланах-кастах при Сталине не могло быть и речи. Оруэлл хорошо показал атмосферу страха и доносов, но в Океании она распространялась только на членов внешней партии, а внутренние партийцы находились в комфорте и безопасности, правили страной и устраивали веселые оргии. В Советском Союзе такая ситуация сложилась позже, в период «застоя». Тогда номенклатурные работники действительно сформировали закрытую правящую касту, в которую можно было попасть только по наследству. Но такому олигархическому государственному строю чужд жестокий и страшный диктатор, который одним мановением руки может уничтожить номенклатуру. Скорее подойдет безвольный, выживший из ума Брежнев, который «живет сам и дает жить другим». Так что усатый Большой Брат и «сытые жирные коты» из внутренней партии оказались исторически несовместимы.
Вызывает сомнения также и относительная свобода «пролов», то есть рабочих и крестьян. Оруэлл был типичным представителем западной интеллектуальной элиты, к тому же политически активной. Он состоял в партии левых анархистов троцкистского толка, воевал в Испании против фашистов. Поэтому он был склонен переоценивать роль интеллигенции в борьбе с тоталитаризмом. Он считал, что широкие массы народа будут покорны диктатуре сами по себе, из-за своего низкого уровня развития, и тоталитарный режим может не обращать на них большого внимания. Но диктаторские режимы, например сталинский, хорошо знали, что не Робеспьер с Маратом разрушили Бастилию, а простые парижские мясники и булочники, что не бывший адвокат Ульянов штурмовал Зимний Дворец, а моряки, солдаты и рабочие. Поэтому из 10 миллионов человек, прошедших, по скромным подсчетам, через ГУЛАГ, большинство составляли, конечно же, простые рабочие и крестьяне, а не интеллигенция. Контроль над простым советским народом был налажен так же хорошо, как и за правящей элитой. Основная масса пропаганды обрушивалась на простых людей, так как диктаторы и олигархи знали, что если они обеспечат себе любовь масс с помощью обещаний светлого будущего и дешевой водки, то отдельные диссиденты - интеллектуалы им будут не страшны.
Но один аспект Океанийской государственности угадан автором очень точно. Это политика манипулирования информацией. Даже во времена Оруэлла средства массовой информации значительно влияли на сознание народа. Гебельсовская и советская пропаганда использовали радио, газеты, листовки, брошюры, лекции агитаторов для формирования сознания истинного арийца или строителя коммунизма. Но Оруэлл предугадал, во первых, возрастающую роль телевидения в будущем тоталитарном обществе, во вторых, указал на то, что давление на сознание будет постоянно усиливаться, фальсификации и обман примут глобальные масштабы.