Энциклопедия для детей. Всемирная история 1996г. 9 (стр. 4 из 15)
"Пчеловодство ". Средневековая миниатюра XV в.
281
Европы стремились пополнять свои гвардии исключительно швейцарцами. Наиболее светлым в жизни европейского крестьянства был, наверное, период с 1100 по 1300 г. Крестьяне распахивали всё новые и новые земли, применяли различные технические новшества при обработке полей, учились садоводству, огородничеству и виноградарству. Еды хватало на всех, и количество населения в Европе быстро увеличивалось. Не находившие себе дела в деревне крестьяне уходили в города, занимались там торговлей и ремёслами. Но к 1300 г. возможности развития крестьянского хозяйства оказались исчерпаны — неосвоенных земель больше не было, старые поля истощались, города всё чаще закрывали ворота перед незваными пришельцами. Прокормиться становилось всё труднее, и ослабленные плохим питанием и периодическим голодом крестьяне становились первыми жертвами заразных болезней. Эпидемии чумы, терзавшие Европу с 1350 по 1700 г., показали, что количество населения достигло своего предела и возрастать оно уже не может.
В это время европейское крестьянство входит в сложную полосу своей истории. Опасности наваливаются со всех сторон: кроме привычной угрозы голода это ещё и болезни, и жадность королевских сборщиков налогов, и попытки закрепощения со стороны местного феодала. Сельскому жителю приходится быть крайне осторожным, если он хочет выжить в этих новых условиях. Хорошо, когда в доме мало голодных ртов, поэтому крестьяне конца средневековья поздно женятся и поздно обзаводятся детьми. Во Франции в XVI—XVII вв. существовал такой обычай: сын мог привести в дом родителей невесту только тогда, когда его отца или матери уже не было в живых. Две семьи не могли сидеть на одном земельном наделе — собранного урожая едва хватало и для одной пары с её потомством.
Осторожность крестьян проявлялась не только в планировании своей семейной жизни. Крестьяне, к примеру, с недоверием относились к рынку и предпочитали сами производить необходимые им вещи, а не покупать их. Со своей точки зрения они безусловно, были правы, потому что скачки цен и хитрости городских купцов ставили крестьян в слишком сильную и рискованную зависимость от рыночных дел. Только в самых развитых районах Европы — Северной Италии, Нидерландах, землях на Рейне, вблизи таких городов, как Лондон и Париж, — крестьяне уже с XIII в. активно торговали на рынках сельскохозяйственными продуктами и покупали там же необходимые им изделия ремесленников. В большинстве же других областей Западной Европы сельские жители вплоть до XVIII в. производили всё необходимое в своих собственных хозяйствах; на рынки же приезжали лишь изредка, чтобы вырученными деньгами заплатить оброк сеньору.
До возникновения крупных капиталистических предприятий, выпускавших дешёвую и качественную одежду, обувь, предметы домашнего обихода, развитие капитализма в Европе мало затрагивало крестьянина, жившего в глубинке Франции, Испании или Германии. Он носил самодельные деревянные башмаки, домотканую одежду, освещал своё жилище лучиной, нередко сам изготавливал посуду и мебель. Эти навыки домашнего ремесла, долго сохранявшиеся у крестьян, с XVI в. использовались европейскими предпринимателями. Цеховые уставы часто запрещали основывать новые производства в городах; тогда богатые купцы раздавали сырьё для обработки (например, вычёсывания пряжи) жителям окрестных деревень за небольшую плату. Вклад крестьян в становление ранней европейской промышленности был немалым, и по-настоящему мы начинаем оценивать его только сейчас.
Несмотря на то что им волей-неволей приходилось вести дела с городскими торговцами, крестьяне относились с опаской не только к рынку и купцу, но и к городу в целом. Чаще всего крестьянин интересовался лишь событиями, происходившими в родной деревне, да ещё в двух-трёх соседних селениях. Во время Крестьянской войны в Германии отряды сельских жителей действовали каждый на территории своего небольшого округа, мало думая о положении соседей. Как только войска феодалов скрывались за ближайшим лесом, крестьяне чувствовали себя в безопасности, складывали оружие и возвращались к своим мирным занятиям.
Жизнь крестьянина почти не зависела от событий, происходивших в «большом мире», — крестовых походов, смены правителей на троне, споров учёных богословов. Гораздо сильнее на неё влияли ежегодные изменения, происходившие в природе, — смена времён года, дожди и заморозки, падёж и приплод скота. Круг человеческого общения крестьянина был невелик и ограничивался десятком-двумя привычных лиц, но постоянное общение с природой давало сельскому жителю богатый опыт душевных переживаний и отношений с миром. Многие из крестьян тонко чувствовали очарование христианской веры и напряжённо размышляли над отношениями человека и Бога. Крестьянин вовсе не был тупым и безграмотным идиотом, каким его изображали современники и некоторые историки много веков спустя.
Средневековье долгое время относилось к крестьянину пренебрежительно, как бы не желая замечать его. Стенные росписи и книжные иллюстрации XIII—XIV вв. редко изображают крестьян. Но уж если художники рисуют их, то обязательно за работой. Крестьяне чисто, аккуратно одеты; их лица больше похожи на тонкие, бледные лица монахов; выстроившись в ряд, крестьяне изящно взмахивают мотыгами или цепами для молотьбы зерна. Конечно, это не настоящие крестьяне с лицами, обветренными от постоянной работы на воздухе, и корявыми пальцами рук, а скорее их символы, приятные для глаза. Европейская живопись замечает настоящего крестьянина примерно с 1500 г.: Альбрехт Дюрер и Питер Брейгель (так и прозванный «Мужицким») начинают изображать крестьян как
282
они есть: с грубыми полуживотными лицами, одетыми в мешковатые нелепые наряды. Любимый сюжет Брейгеля и Дюрера — крестьянские пляски, дикие, похожие на медвежье топтание. Конечно, в этих рисунках и гравюрах много издёвки и презрения, но есть в них и другое. Обаяние энергии и огромной жизненной силы, исходящее от крестьян, не могло оставить художников равнодушными. Лучшие умы Европы начинают задумываться о судьбе тех людей, которые держали на своих плечах
блестящее общество рыцарей, профессоров и художников: языком крестьян начинают говорить не только веселящие публику шуты, но и писатели и проповедники. Прощаясь со Средневековьем, европейская культура в последний раз показала нам крестьянина вовсе не согнувшимся за работой — на рисунках Альбрехта Дюрера мы видим крестьян танцующих, тайно толкующих о чём-то друг с другом, и крестьян вооружённых.
…Когда жаркое средиземноморское солнце стало понемногу склоняться к закату и белые известняковые стены домов утратили свой ослепительный блеск, на улицах города появились кучки людей. Все они направлялись к коммунальному дворцу — небольшому зданию, в котором заседали городские власти. Почтенные старцы из самых родовитых семей занимали свои привычные места на каменных скамьях, располагавшихся в зале, выходившем прямо на рыночную площадь. Уже собралась толпа любопытных: здесь скоро должно было начаться заседание коммунального суда.
Сегодня суд разбирал два дела. Первое из них касалось ссоры между двумя горожанами, закончившейся дракой. Второе было серьёзнее. Месяц назад в городе произошли столкновения между несколькими знатными родами, соперничавшими друг с другом. Нобили (так называли городскую знать) вывели на улицы и вооружили своих слуг, крестьян из соседних деревень и всю свою родню. Несколько богатых домов были разграблены и сожжены. Теперь суд должен был наказать зачинщиков и возместить ущерб потерпевшим.
С первым делом коммунальные судьи разобрались довольно быстро. Многочисленные свидетели подтвердили, что два пополана (так называли простолюдинов) сцепились на людной улице и один из них побил другого. Судьи, однако, заявили, что штрафовать обидчика они не будут. «Потерпевший — не гражданин города, и коммуна не будет его защищать», — сказал главный судья. Он вспомнил и о том, что этот человек во время последней войны бежал из города, прихватив с собой всю семью и имущество, и о том, что он уклонился от уплаты особого налога на ремонт городских стен. Припомнили потерпевшему даже то, что жену он выбрал не местную, а из соседнего города, да и бабка его была не здешнего рода. Коммуна отказалась считать потерпевшего «своим» человеком и предоставила ему возможность искать правду где угодно. Собравшаяся толпа встретила такой приговор одобрительно: пусть все знают наперёд, что коммуну следует уважать, защищать её во время опасностей и вовремя платить налоги.