«Для теоретика когнитивизма эта направленность является односторонней, обращенной на объект, который в данном случае не может стать ничем иным, как абстракцией: он порождается моими психическими актами, и условием его возникновения является разрыв связи между этими актами и объектом; познание — это отстранение отчего-то, освобождение его от субъективных характеристик собственного «я». Познаваемое одновременно и создается нами, и отделяется от нас. Если мы примем (феноменологическую) точку зрения, что объект является основанием наших актов, а не их продуктом, мы должны будем признать, что познающий формируется актом познания точнотакже, как познаваемый объект. Говорить о мире как о сконструированном является столь же истинным (или ложным), как и говорить о том, что индивид конструируется миром, поскольку «я» и мир совместно раскрывают себя друг другу. Я определяюсь миром в той же степени, как и сам определяю мир» (Bolton, 1987, р. 239).
Для феноменолога роль испытуемого как субъекта в эксперименте действительно субъективна. Для когнитивиста испытуемый субъект является объектом, чьи реакции измеряются объективно в крайне условных, как сказал бы феноменолог — искусственных — ситуациях.
106
Психоанализ
Предпосылка классического психоанализа, согласно которой причинами поведения являются такие внутренние силы, как Оно, Я и Сверх-Я, находит свои параллели в когнитивистской предпосылке о том, что внутренние психические структуры производят ког-ниции. Некоторые когнитивисты даже разрабатывают теории и методы исследования бессознательных сил, получивших также отражение в психоанализе. Но если фрейдовский психоанализ рассматривает в качестве фундаментального источника психической энергии силу либидо (удовольствие/секс), когнитивизм не проявляет никакого интереса к сексу. Наиболее близкой параллелью всепроникающему либидо может служить разве что когнитивистский конструкт обработки информации. Поскольку некоторые современные разновидности психоанализа отвергли фундаментальные конструкты сексуальных и агрессивных сил, в этом случае даже такие аналогии оказываются неуместными.
Психоаналитическая теория подчеркивает роль личной истории, формирующей Оно и Я и создающей Сверх-Я или, как в некоторых новейших версиях, историю взаимоотношений с воспитывающими лицами, формирующими индивидуальное «я». С целью объяснения таких наблюдаемых форм поведения, как обучение или воображение, когнитивизм выдвигает отдельные теории, касающиеся каждой гипотетической структуры, однако не уделяет особого внимания истории реакций индивида или каким-либо условиям окружающей среды.
КРИТИКА
Несмотря на тот факт, что когнитивизм доминирует в современной психологии, у него, по-видимому, не меньше оппонентов, чем приверженцев. Далее мы рассмотрим различные критические замечания в его адрес. Поскольку большинство из них не имеют непосредственной связи друг с другом, мы не будем придерживаться какой-либо последовательности в их рассмотрении. Последний подраздел будет посвящен контркритике.
Контекст против неестественных экспериментальных заданий
Найссер (Neisser, 1976), отошедший от своих ранних когнитивистских представлений, относит к ког-нитивизму многие из тех критических положений, которые когда-то были обращены в адрес бихевиори-стов: «Удовлетворительная теория человеческой познавательной способности (cognition) вряд ли может возникнуть на основе экспериментов, предоставляю-
щих не имеющим соответствующей практики испытуемым лишь кратковременную возможность попытаться выполнить новые и бессмысленные для них задания» (р. 8). Психология, считает он, не должна исходить из предположений о существовании фиксированных механизмов выполнения задач по обработке информации, но должна «принять во внимание (высокую степень) совершенства и сложности когнитивных навыков, которыми люди в действительности в состоянии овладеть, а также тот факт, что эти навыки поддаются систематическому развитию» (р. 8). Хотя он находит, что когнитивная психология претендует на такие достижения, как обнаружение нескольких типов памяти и описание стратегий, используемых при решении задач, он считает, что она не отдает должного человеческой природе. Она оперирует вне контекста, использует схемы экспериментов, игнорирующие окружающую среду, и тестирует способности испытуемых на выполнение неестественных заданий (Neisser, 1985). Дженкинс (Jenkins, 1981) выдвигает сходные аргументы. Рид (Reed, 1987), как и Найссер, черпая вдохновение у Гибсона, отвергает и когнитивистскую внутреннюю причинность, рассматривающую в качестве источника ког-ниции, и бихевиористскую внешнюю причинность, рассматривающую в качестве источника стимулы. Он обращается к тому, что считает «корректным вопросом», а именно «как люди приходят к познанию своего значимого окружения» (р. 166).
Факторы развития и социальные
факторы
Обращая внимание на растущий интерес психологов к детскому познанию, Вальзинер (Valsiner, 1991) упрекает когнитивизм в том, что ему присуща «систематическая недооценка аффекта, контекста, культуры и истории (организма)» (р. 483). Когнитивизм обращается к ментальным репрезентациям, в которых процессы развития находят лишь ограниченное место. Репрезентации — это статические концепты, не имеющие отношения к развитию. Хотя исследования показывают, что модели вычислительных процессов не способны адекватно отражать получаемые учеными данные, восхищение технологическими достижениями не дает им отказаться от машинных аналогий. Предпосылки когнитивизма уводят исследователей от изучения процессов развития и сосредоточивают их внимание на том, что уже сформировано. Когнитивная психология развития интересуется тем, какие специфические когнитивные функции детей могут быть активизированы в определенном возрасте и в различных ситуациях, а не тем, какие события позволяют ребенку достичь соответствующего уровня функционирования. Обзор публикаций по когнитивной психологии развития свидетельствует о том, что авторы этих работ редко задаются вопросом, что именно развивается и каким образом. Их исследования, как правило, ограничиваются констатацией при-
107
сутствия или отсутствия тех или иных функций в определенном возрастном периоде. Вальзинер утверждает, что развитие — это социальный процесс, находящийся в отношении взаимозависимости с совершенствованием когнитивных навыков. Когнитивная психология не сделала теоретического прогресса «в своем предположении о стабильности самих объяснительных механизмов» и фактически является «не "революцией", а не более чем реставрацией ментали-стской аргументации 1890-х гг., подновленной компьютерными моделями» (р. 490).
В Китае также предъявлялись претензии к когнитивной психологии, вызванные ее неспособностью признать роль социальных влияний. Жу (Zhu, 1985, цит. по: Yue, 1994) утверждает, что когнитивисты не рассматривают психологическую активность как социальную практику и как тип объектно-субъектных взаимодействий, а также игнорируют механизмы объединения когниций и эмоций в процессе взаимодействия и взаимообмена. В результате они не в состоянии обнаружить креативность, инициативу и социальность. Герген (Gergen, 1994) также обвиняет когнитивизм в том, что тот не придает значения проблемам реального мира, в котором функционируют люди. Почему когнитивисты не обращаются к изучению таких проблем, как конфликт, агрессия, сотрудничество, отчуждение, власть, эксплуатация или политические и религиозные убеждения? Сарбин и Китсьюз (Sarbin & Kitsuse, 1994) согласны с когни-тивистами в том, что человек обрабатывает информацию, однако они настаивают, что эта обработка заключается в социальной практике.
Компьютерный мозг
С критической оценкой аналогии «компьютерного мозга» выступил Кантор (Kantor, 1978), который пришел к выводу, что оперирование такими аналогиями есть не что иное, как процесс «измышления или переноса терминов без анализа соответствующих объектов и событий» (р. 581). Кантор утверждает, что работа мозга — это одна из взаимодействующих между собой биологических функций организма, и превращение его в психологический орган, способный к мышлению и восприятию, «вырывает важнейший орган из соответствующего ему места в биологической системе». Он находит, что «в научной психологии нет места каким-либо воображаемым операциям мозга или вымышленным психическим процессам» (Kantor, 1979, р. 19). Скиннер (Skinner, 1989) обнаружил пробел в нашем знании о том, что происходит между стимулом и реакцией организма, а также между последствиями (его реакций) и изменениями в поведении, являющимися результатами этих последствий. Он считает, что только наука о мозге может заполнить этот пробел, однако рассматривает этот процесс лишь как заполнение информационного пробела, а не как нахождение иного объяснения для тех же феноменов. Мозг не может объяснить поведение, поскольку он сам составляет
часть того, что подлежит объяснению (Skinner, 1990). Один из ранних критиков когнитивизма, Зварц (Swartz, 1958), не ограничивается критикой аналогий между компьютерами и мозгом и задает вопрос, почему психология с такой легкостью отказывается от своих законных владений и уступает принадлежащие ей по праву области событий, приписывая их биологии, химии или физике. Почему она сама не распространяет сферу своих научных познаний на изучение взаимодействий между организмами и объектами, вместо того чтобы передавать их в ведение другой науки? Аналогично Марр (Магг, 1988) спрашивает, почему необходимо обращаться к компьютеру для объяснения поведения организма, который его спроектировал, построил и запрограммировал?