Наука, с точки зрения постмодернизма, это набор сложных культурных конвенций, которые сформировались в западной культуре на протяжении определенного исторического периода. А потому наука не является, как мы обычно полагаем, совокупностью знаний или методологий по проверке предположений и теорий о природе, а лишь дискурсом или дискуссией, создаваемой нашим интерпретирующим сообществом как часть комплекса политики, экономики и социального контекста. Как и в отношении любой социальной группы, поскольку знание коренится в нормах данного сообщества, оно не имеет силы за пределами этой группы. Следовательно, притязания науки на познание мира являются лишь вопросом социальных конвенций; ее претензии на истину имеют не больше оснований, чем заверения предсказателей. Как средство, разработанное для отыскания предполагаемой истины, научная методология имеет смысл только в рамках конвенций социального научного сообщества, которое и наделяет эту методологию смыслом.
С точки зрения постмодернизма, ученые являются причиной многих болезней общества, а образование — их служанкой. Образование в современном виде, от начальной школы до университета, сформировалось еще в эпоху Просвещения и нуждается в замене. В авангарде постмодернистской культуры, выступающей против всех зол науки и образования, стоят литература, псевдонаука и антинаука, с литературой во главе.
Постмодернизм подчеркивает роль взаимодействий в локализованных контекстах. Он рассматривает субъективного индивидуума и объективные универсальные законы как абстракции укорененности человека в мире. Что имеет смысл и что является истинным — вопрос тех решений и последствий этих решений, на которых сходятся люди. Постмодернизм замещает универсальные системы знания
локальным знанием, а универсальные смыслы знания — локальными смыслами. Такие полярные оппозиции, как универсальное/индивидуальное или объективное/субъективное, уступают место локальному контексту (Kvale, 1990).
Развивая идеи Дерриды, Фуко и Рорти, постмодернизм придает важное значение языку. Язык не отражает реальность; вместо этого каждый отдельный язык в каждой локальной ситуации создает свою собственную реальность. Индивидуальное «я», как говорящий, уступает место говорящему как посреднику (medium). Культура выражает себя через говорящего, функционирующего в качестве посредника (Kvale, 1990). Таким образом, язык децентрализует человека (лишает его центрального места во вселенной). Речь (language) — это не передача информации, а повествование о культуре, история, в которой рассказчик и слушатель взаимно определяют свое место в социальном порядке. Функция повествования — поддерживать ценности и социальный порядок в сообществе, члены которого, участвующие в использовании языка, являются частью данного сообщества. Отказавшись от поисков универсальной истины или смысла и перенеся акцент на коммуникацию, культура находит новую роль для повествователя. Повествователь не просто передает информацию слушателю, оба они (в процесс коммуникации) переопределяют свое положение в социальном порядке.
Большинство психологических систем пыталось обнаружить универсальные законы, но одна система, гуманистическая психология (см. главу 4) исповедует то, что Квэйл (Kvale, 1990) назвал «культом индивидуальности», придавая основное значение человеческой «самости» (self): самоопределению, самоактуализации и т. д. Как гуманистическая, так и бихевиористская психология отрывают человека от его контекста, утверждает Квэйл, и этой деконтекстуализации подвергаются как испытуемые при проведении экспериментов, так и пациенты при прохождении психотерапии. Квэйл находит, что для современной психологии характерна двойная абстракция, при которой деконтекстуализуется как индивидуум, так и его поведение. Он отмечает, что попытка квантифицировать (количественно измерить) психологические события, а также предпосылка об уникальности индивидуума сменяются в постмодернизме изгнанием индивидуума или «я» с того центрального места, которое он занимал в бихевиористской, гуманистической и когнитивной версиях модернизма, и отведением ему роли стороны языковых и контекстуальных отношений.
Квэйл считает, что современная психология движется в неверном направлении и «оторвана от социальной реальности постмодернистской эпохи» (р. 50). Как наука, она пребывает в состоянии «интеллектуальной стагнации» и ведет паразитическое существование, цепляясь за неврологию, вычислительную технику (computer science), генетику, лингвистику и т. п. Далее он утверждает: «Если психологическая установка, постулирующая замкнутое
213
индивидуальное я с его психическим аппаратом, а также двойная абстракция, отрывающая человеческую деятельность как от своего контекста, так и от своего содержания, являются интеллектуальными тупиками, то психология как наука о человеческой деятельности, возможно, уже не поддается реабилитации» (р. 50). Однако постмодернизм уже вторгся в ряд областей психологии. Он указывает на феноменологию (см. главу 12), экологию (см. главу 7) и ролевую психологию как на родственные постмодернизму направления, а также отмечает ряд других направлений психологии, развивающихся в сторону постмодернизма. Так, социальная психология занялась изучением вопроса власти, поскольку власть предполагает социальные значения; вопроса личной идентичности как социальной конструкции; а также вопроса использования повествований в социальных науках, где повествование принимается или отвергается в зависимости от его последовательности — от того, насколько осмысленна рассказываемая история. В прикладной сфере семейная терапия определяет социальную единицу — семью — как языковую систему, в которой терапевт выступает в качестве инициатора диалога. Патология рассматривается теперь как коренящаяся скорее в структуре языка, чем в сознательной или бессознательной части разума.
Квэйл утверждает, что исследования с использованием качественного анализа могут стать центральным методом в психологии, позволяющим погрузиться в мир интерсубъективных значений. Такие качественные исследования представляют собой лингвистический поворот в философии науки. Общение между двумя индивидами замещает собой модернистскую конфронтацию психолога с природой. А конвенциональные значения замещают собой поиск объективной реальности.
Социальный конструкционизм
Общие положения. Хотя мы можем обнаружить большое разнообразие типов социального конструк-ционизма, за исключением специально оговоренных случаев, мы будем иметь в виду строгий, или радикальный, конструкционизм, представленный работами Кеннета Гергена (Kenneth Gergen). Далее следует ряд основных исходных положений, выдвинутых Гергеном (Gergen, 1994b), главным архитектором социального конструкционизма.
• Существующее, чем бы оно ни было, не имеет требований к тому, как оно выражено.
• Отношения между людьми, которые культурно и исторически обусловлены, определяют формы выражения, посредством которых люди познают мир. Ни мир, ни генетические детерминанты, присущие индивидуумам, не порождают описаний или конструкций мира. Такие конструкции являются результатом социальных взаимодействий. Знание является не достоянием индивида, а побочным продуктом отношений между членами сообщества.
• То, в какой степени любое конкретное описание мира остается актуальным с течением времени, зависит от социальных процессов, а не является вопросом объективной истинности (validity). Описание может оставаться тем же, в то время как мир меняется, либо описание может меняться, в то время как мир остается тем же. Хотя научные методологии были основаны на представлениях, которые впоследствии изменились, эти методологии до сих пор используются для научных описаний. В рамках научных сообществ эмпирические методы связаны с претензиями на истину. Эти сообщества подвергают проверке теории и принимают выводы, основывающиеся на использовании инструментов, статистики и других техник, принятых сообществом. Их «ритуалы» позволяют им делать предсказания. Однако научный метод не обладает «гарантией контекстной независимости», позволяющей ему претендовать на истину в большей степени, чем могут претендовать на нее другие методы описания.
• Значение (importance) языка вытекает из той роли, которую он играет в структурах отношений. Язык не является ни зеркалом или картой мира, ни референтным событием или внутренним процессом, а представляет собой социальный взаимообмен. Язык — это не идеи в головах людей, а бесконечные ряды означающих (signifiers), которые не обладают единственным значением (meaning) или означаемым (signification). Интеллигибельность возникает как результат повторяющихся паттернов слов, а слова обретают свои значения из контекстов отношений.
• Социальное сообщество может оценивать, подтверждать (validate) или не подтверждать утверждения, порождаемые в рамках данного сообщества, но не может делать этого по отношению к другому сообществу. Ученые могут оценивать работу ученых, но не служителей культа (cultists), и наоборот. Любая оценка — это оценка культурой того, что составляет ее часть и имеет для нее определенную ценность. Если оценка, произведенная посторонней группой, может быть сообщена оцениваемой группе и будет иметь в ней смысл, то «реляционные границы смягчаются» (р. 54).
Претензии на истину. Конструкционисты (в частности, Gergen, 1985, 1994b) настаивают, что претензии на истину на самом деле являются претензиями на то, что данное заключение обоснованно (warranted) или оправданно в том смысле, что другие принимают ту же группу слов, посвященную данному вопросу. (Конструкционисты избегают таких слов, как удостовериться, продемонстрировать, показать, доказать, подтвердить, подкрепить (фактами), определить.) Они утверждают, что никакая теория или знание не может обосновать свою истинность ни с помощью фактических свидетельств, ни с помощью логики, поскольку такое обоснование предполагает круговую аргументацию: А обосновывает Б, а Б обосновывает А. Или если Б используется для обоснования А, нам необходимо некое В, которое обосновы-