На первый взгляд, очевидно, никакую:
Dasein-анализ отделяет себя от психопатологии не только в том, что он не применяет объективно-дискурсивные и индуктивные методы для изучения наделенного душой организма, но скорее стремится к феноменологической интерпретации экзистенциальных форм и структур. Его отличие состоит также в том, что он неустанно игнорирует биологически ориентированное различие между больным и здоровым. Поэтому задачей психопатологии становится ассимиляция материала, предоставленного ей Dasein-анализом, его категоризация, тестирование и артикуляция14.
Это значит, что Dasein-анализ видит свое предназначение в исследовании личности и ее мира еще до всякого разделения на болезнь и здоровье. Хотя на самом деле основные труды Бинсвангера касаются того, что наука психиатрии классифицирует как патологическое. То, чего добивается Бинсвангер, невозможно внутри психоанализа: он стремится представить человеческие феномены (значения для самости) до всякой их трансформации в данные со стороны систематического меньшего круга, и таким образом феномены могут независимо объясняться и оцениваться научной психопатологией. Для Бинсвангера хайдеггеровские "категории", экзистенциалы, в отличии от понятия инстинкта, составляющего меньший круг психоанализа, не трансформируют феномены
экзистенции человека, но скорее указывают те сущностные модусы, в которых Dasein воспринимает, трансформирует и конституирует мир.
Поэтому центральным понятием здесь есть понятие Dasein как мироустройства, "мира" в смысле модуса и способа, которыми сущее доступно Dasein. В свете этого психическое заболевание возникает как модификация фундаментальной или сущностной структуры, как метаморфоза этого бытия-в-мире15.
Модификацию сущностной структуры Dasein должно понимать как модификацию способа, которым мир для него доступен. По мнению Бинсвангера психопатология занимается исследованием тех модификаций сущностной структуры Dasein, которые приводят к "суживанию", "уменьшению" и "выравниванию" мира.
Трансценденция означает нечто гораздо более фундаментальное, чем знание и интенциональность, ведь мир прежде всего и более всего доступен (erschlossen) через настроение (Stimmung). Если помнить о том, что бытие в мире определяется как трансценденция, и в этом свете рассматривать наш психиатрический Dasein-анализ, то мы заметим, во-первых, что с этой точки зрения мы в состоянии понимать и исследовать также психозы, во-вторых, в них следует видеть определенные модификации трансценденции. Как только мы это осуществляем, мы говорим так..: в случаях психических заболеваний мы сталкиваемся с модификациями фундаментальной или сущностной структуры и структурных частей бытия-в-мире как трансценденции. Это составляет часть задачи психиатрии — исследовать и подтверждать эти модификации с научной точностью...
В безумии, в том, что называется психотическими формами бытия-в-мире вообще, мы до сих пор обнаруживаем модификации картины мира (Weltbildung oder Weltlichung) в смысле "leaping" (упорядоченного полета идей) и "водоворота" (хаотичного полета идей) с одной стороны, и модификацию в смысле обезмиривания (Ver-Weltlichung) Dasein, который "лишает" свой мир одновременного сокращения, стагнации и разложения*16.
То, что отдаляет нас от "психически больных", что делает их чуждыми нам —■ это не отдельные восприятия или идеи, но скорее факт их заключения в крайне ограниченном мироустройстве, ведь оно руководствуется одной или несколькими темами17.
Чем более пустымь более упрощенным и узким будет мироустройство, с которым связывает себя экзистенция, тем быстрее появится беспокойство, и тем сильнее оно будет18.
Бинсвангер говорит следующее: если то, что делает возможным экзистенцию и опыт, то, что экзистенциально априорно, "сужено" и "уменьшено"; это значит, что экзистенция руководствуется только одной или несколькими категориями. В значении-матрице, внутри которой феномены возникают и соотносятся с Dasein, внутри которой конституируются самость и мир, преобладает (в крайних случаях) только одна тема.
* См.: Goldstein, p. 491: "Низкий уровень экзистенции у больного, по сравнению с нормальным уровнем, можно охарактеризовать, прежде всего, сокращением мира и ограничением степеней свободы личности."
Это можно выразить, сказав, что здесь есть только одно экзистенциальное a priori.
В упомянутом выше случае на катке Dasein подчинялся полностью и единственно одной экзистенциальной априорной категории длительности.
Ключом к мироустройству нашей маленькой пациентки служит категория продолжительности, категория продолжительной связи и соединения. Это ведет к глобальному сужению, упрощению и истощению "содержимого мира", крайне сложной тотальности контекстов значения пациентки. Все, что делает мир значимым, подчиняется правилу той единственной категории, которая поддерживает ее "мир" и бытие19.
Бинсвангеровские труды по шизофрении представляют нам личностей, чье бытие-в-мире происходит именно таким способом. Мироустройство Эллен Вест руководствуется экзистенциальным а priori полярности неземного и мира-могилы; мироустройство Юрга Цюнда — экзистенциальным а priori натиска и давления; мироустройство Лолы Восс — экзистенциальным а priori близости и чуждости (uncanniness); мироустройство Сюзанны Эрбан — экзистенциальным a priori опасности20. Во всех этих случаях психические заболевания (Geisteskrankheit) рассматриваются как подавление Dasein одним типом мироустроения, а психоз считается наиболее обостренным выражением этого21.
Прежде чем продолжить этот ход мыслей, можно остановиться, чтобы понять, как в этом свете выглядит проблема в отношении психоаналитических определений психической болезни. Когда только одно экзистенциальное а priori управляет мироустройством личности, под него попадают все восприятия, а также все конкретные значения-ситуации. Таким образом, это экзистенциальное а priori становится "общим универсалом" (см. третью главу) всего опыта личности — прошлого, настоящего и будущего. Если говорить, например, о случившемся с девочкой на катке, то все, с чем она сталкивается, попадает под категорию продолжительности; вещи и события либо сохраняют продолжительность, либо угрожают ей. Потеря устойчивости пятки угрожает ее миру распадом и вызывает беспокойство*; во временном смысле — любое внезапное вызывает такой же эффект разрывом в продолжительности "потока времени". Здоровая личность понимает, что происходящее внезапно может быть хорошим или плохим, приятным или неприятным; неожиданность не соотносится с этим. Больная личность в таком случае абстрагирует из всех феноменов только то, что соответствует трансцендентальным условиям ее мира — в этом случае мир определяется исключительно и полностью экзистенциальным а priori продолжительности. Сказать, что больная личность абстрагирует таким образом — это не значит сказать, что она обнаруживает себя противопоставленной определенным феноменам и потом абстрагируется из них; это означало бы что она сначала
См. определение Гольдштейном беспокойства как потери мира, которое цитирует. Ролло Мэй в работе Meaning of Anxiety (New York, 1950).
воспринимает, и только потом абстрагирует свое восприятие. Но здесь подразумевается нечто иное — говоря словами Бинсвангера,
То, что мы воспринимаем — это "прежде всего и более всего" не впечатления вкуса, звука, запаха или прикосновения, и даже не вещи или объекты, но скорее всего, значения22.
Одно экзистенциальное а priori управляет всем опытом — включая наиболее непосредственный; в нашем примере мы не говорим о ситуациях или событиях, которые помимо всего прочего происходят внезапно и поэтому предоставляют некое "объективное" основание для такой односторонней абстракции. Скорее Dasein как таковой "темпорализует себя" (sich zeitigt) в модусе внезапности23. Для такого Dasein все, что происходит, происходит внезапно, и поэтому любое событие имеет свой порождающий беспокойство потенциал; и Dasein должен прилагать максимум усилий чтобы подчинить все события условию всегда-бытия. Время "останавливается" и "экзистенциальное созревание"24 становится невозможным.
В этом общем контексте мы можем теперь описать психическое заболевание в терминах всепроникающего однообразия опыта, как широко распространенную гомогенность символической референции. Это значит, что весь опыт, все восприятия, знания и т.д. выражают и участвуют в одном экзистенциальном а priori.
Здесь мы имеем указание на то, что можно назвать трансцендентальными условиями возможности ненормальности, как их определил выше Куби. Повторение, как его понимает Куби, экзистенциально возможно только когда весь опыт имеет одинаковую символическую ценность, не в смысле знакового отсылания к бессознательной причине, но в смысле выражения экзистенциальным а priori, "общим универсалом", и причины, и следствия (а следовательно, и трансцендентальных оснований причины и следствия). Мы отсылаем читателя к третьей главе за более детальным изложением этого вопроса. Здесь же мы просто отметим, что тот смысл, который вкладывает Куби в повторение, неизбежен в том Dasein, в котором значение-контекст столь всепроникающе, что становится необходимым условием всего опыта.