МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. М.В. ЛОМОНОСОВА
___________________________________________________
ФАКУЛЬТЕТ ЖУРНАЛИСТИКИ
Кафедра мировой журналистики
Реферат на тему: «Анализ публичной
речи Лисия «Оправдательная речь
по делу об убийстве Эратосфена»
Научный руководитель –
Аникеев В.Е.
Вступление
Публичная речь являлась неотъемлемой частью общего культурного процесса в древней Греции и сыграла значительную роль в развитии мировой литературы как искусства и в то же время как инструмента политического воздействия. Древнегреческие ораторы удачно сумели не только совместить в своих речах художественное и политическое начала, но и достичь гармонии этих элементов. Пожалуй, именно это искусное сочетание заставляет современного читателя, спустя более двадцати веков с момента создания произведений, восхищаться прозорливой актуальностью, злободневностью и, главное, действенностью древнегреческих речей.
Воздействие на читателя, а точнее слушателя, - основная цель любой ораторской работы. «Я хочу, чтобы вы ушли отсюда не просто слушателями,» - говорит Исократ в своем прославленном сочинении «Панегирик» («Ораторы Греции», с.64, стр. 188). Побуждение к действию – естественная цель и особого типа публичных речей – судебных. Судебная речь, обычно обращенная к судьям, в чьей власти помиловать или обвинить преступника, произносилась на слушании дела о каком-либо преступлении. Так как в древней Греции не существовало профессии адвоката, его обязанности частично исполнял оратор, писавший для обвиняемого оправдательную речь. Таких людей называли логографами, одним из ярчайших представителей которых был Лисий (ок. 459 – 380 гг. до н.э.). О нем и о его работе «Оправдательная речь по делу об убийстве Эратосфена» пойдет речь в данном реферате.
Основная часть
Речь «Об убийстве Эратосфена» была написана Лисием для гражданина Афин Евфилета, ответчика по делу об убийстве Эратосфена. От лица Евфилета в речи рассказывается история о том, как он, застав Эратосфена со своей женой, убил прелюбодея.
Незамысловатый рассказ обогащен деталями, придающими авторской версии случившегося достоверность. Благодаря паре-тройке метко подмеченных подробностей герой живо предстает перед нами. Лисий, классик искусства этопеи (в пер. с греч. – букв. «творчетсво характеров») рисует портрет своего клиента, попутно представляя картину нравов современного писателю общества. В изображении быта и простого человека Лисий не знает предшественников, равных себе по мастерству. Его подзащитный, хоть и не выслужившийся на военной или государственной службе, «маленький человек», но он человек чести, намеренный отомстить своему обидчику, собрав свидетелей и друзей. Мастерство в создании этопеи, наверное, самое важное в искусстве логографа, было необходимо потому, что сам говорящий должен был вести себя естественно, согласно своему характеру, образу мысли и образованию и природным склонностям. Для создания этого эффекта Лисий придает своему герою похвальные человеческие качества: забота о жене («Когда у нас появился ребенок, - говорит Евфилет, - мать начала начала кормить его грудью, и, чтобы ей не подвергаться опасности, спускаясь вниз по крутой лестнице всякий раз, как нужно помыться, я переселился на верхний этаж, а женщины устроились внизу» («Ораторы Греции», с.33, стр.9.), доверчивость (поначалу муж, хотя и обратил внимание на подозрительные вещи, не решился открыто подозревать жену в измене), хитрость (он догадался призвать на помощь служанку и в вечер убийства дождался Эратосфена). Помимо изображения характера главного героя, автор не забывает и о различных бытовых подробностях. Например, приведено достаточно подробное описание дома, в котором живет Евфилет и его семья: «А надо вам сказать, судьи, что домик у меня двухэтажный, причем наверху, в женской половине, и внизу, в мужской половине, комнаты расположены совершенно одинаково» («Ораторы Греции», с. 33, стр. 9). Также рассказчик привлекает в свое повествование дополнительных лиц - служанку, друзей и детей (их характеры – обманутый муж, его соперник-соблазнитель, наперстницы-служанки - позже будут использованы в новоаттической бытовой комедии. Лисий стоял у истоков стиля аттицизма, основными чертами которого были присущие творчеству оратора убедительность и сила речи.). Доказывая свою невиновность, герой приводит в пример своего друга Сострата, которого пригласил к себе домой на ужин буквально накануне убийства. Он обращается к слушателям: «Так вот подумайте, судьи: если в ту ночь я готовил Эратосфену западню, что для меня было бы удобнее – ужинать в гостях или, наоборот, привести гостя к себе? <…> Кроме того, неужели я бы отпустил своего гостя, чтобы остаться одному, без поддержки? Скорее наоборот, я бы его попросил остаться и помочь мне наказать соблазнителя» («Ораторы Греции», с. 37, стр. 40). Автор использует прием правдоподобия, отраженный в «Риторике к Александру» (ок. IV в. до н.э): «Правдоподобно то, при упоминании чего в уме слушателя встают знакомые примеры». Действительно, кто не согласится с тем, что для совершения умышленного убийства было бы выгоднее заручиться поддержкой друга? «Кто же этого не знает?» – «Все знают!» Слушатель в смущении соглашается, чтобы разделить суждение «всех остальных,» - с сарказмом отзывается на подобный способ доказательства Аристотель в «Риторике» (III, 7, 1408a).
Тем не менее, элементы детализации повествования и характеров героев, приведение логической или психологической зависимости между лицами и происшествиями, порой замещающие отсутствие фактических улик, являлись составляющими особого типа аргументации и были утверждены в теории правдоподобия – «важнейшем постулате судебного, да и любого другого, красноречия в Аттике» (Е.Н. Корнилова «Риторика – искусство убеждать. Своеобразие публицистики античной эпохи.», с. 34), последователями которого в судебном красноречии были, помимо Лисия, менее известные Антифонт и Андокид. «Довод «правдоподобия», «вероятности» и требование «подобающего», «должного» надолго определили способы убеждения в софистике, - продолжает Е.Н. Корнилова. – Так, например, еще в руководстве Тисия находим: «…слабые обвиняются в нанесении побоев – это неправдоподобно, потому что [если бы он это сделал] это грозило бы показаться правдоподобным». Утверждение, явно отдающее полемическим задором и выстроенное по принципу антитезы».
Умение «слабейший довод сделать сильным» (один из постулатов софистики) лежит в основе приема доказательства психологической достоверности. На мой взгляд, в речи «Об убийстве Эратосфена» слабейшим в плане доказательства и сильнейшим в психологическом плане является отрывок, где рассказчик силится оправдать то, что пригласил Эратосфена в дом намеренно. Не имея в этом фактической необходимости, зная об измене жены только из двух не вполне достоверных источников – со слов рабынь и собственных размытых подозрений, Евфилет, однако, убеждает служанку исполнить его пожелание. С одной стороны, объективный слушатель отчетливо осознает то, что происходит заманивание соблазнителя жены, и в этом, безусловно, скрывается основная вина афинянина. С другой стороны, каждый сколько-нибудь неравнодушный слушатель понимает, что оставить прелюбодея без наказания нельзя, ведь его поступок навлек на примерного горожанина тень клеветы и бесчестия. Неслучайно жители Эллады назначили высшую меру наказания за такое преступление. Об этом подробно сказано в стр-х 31-32 («Ораторы Греции», с. 36).
Необходимо заметить, что для подготовки судебной речи обычно отводилось немного времени, за которое логограф должен был изучить подробности дела и связанные с ним законы. Лисий, считающийся мастером судебного красноречия, тем не менее, допускает серьезную ошибку в своей речи. Он практически нигде не указывает точные сроки происходящего. Рассказчик постоянно колеблется, говоря «четыре или пять дней», «как-то раз», «однажды», «спустя некоторое время». Если бы я была на месте афинского судьи, меня смутила бы подобная неуверенность. Но пока что не изобрели машину времени и не пустили туда скептически настроенных студентов журфака, Евфилет продолжает речь в свою защиту.
Подсудимый множество раз обращается к закону. Для него, как для гражданина своей страны, нет ничего убедительней силы закона, поэтому он карает противника, избегая злобных выпадов и высмеивания недостатков, но «по закону», «за себя и за все государство» («Ораторы Греции», с.32, стр. 1), чтобы «подобные люди поостереглись вредить своему ближнему, видя, какая награда ждет их за подобного рода подвиги» («Ораторы Греции», с. 38, стр. 47). Мнение служанки об Эратосфене: «Это он соблазнил твою жену, а до нее еще и многих других. На эти дела он мастер» («Ораторы Греции», с. 34, стр. 16), - подтверждает опасения героя, узнавшего, что о его личных делах осведомлены совершенно чужие люди, что, конечно, оскорбляет человека. Именно на нарушение оппонентом этических норм, приведших к обесчестию имени Евфилета, упирает рассказчик, призывая в союзники закон: «Не я тебя убью, но закон, который ты преступил, поставив его ниже своих удовольствий. Ты сам предпочел совершить тяжкое преступление против моей жены, моих детей и меня самого, вместо того, чтобы соблюдать законы и быть честным гражданином» (Ораторы Греции», с. 35, стр. 26).
Соблюдение законов и обычаев, выполнение обрядов и повинностей, возложенных на него полисом, максимальное рвение и бескорыстие на службе государства, - важнейшая составная часть личности гражданина демократического полиса, нравственного идеала человека, утверждаемого Лисием на протяжении всего творческого пути. Привлекательный принцип существовал в афинской юридической мысли и судебной практике, замечают Л.Г. Маринович и Г.А. Кошеленко в предисловии к изданию речей Лисия: человек, живший как образцовый гражданин, в ходе судебного заседания пользовался определенными преимуществами, и, казалось бы, лишнее для рассмотрения конкретного дела описание праведной жизни до совершения преступления, наоборот, помогало обвиняемому «выступать на суде с большей надеждой на успех» (Lys., XI, 1).