В Санкт-Петербурге ему достаточно быстро удается найти работу репетитора. Значительно расширяется круг его знакомств. Сдав экзамены в гимназии экстерном (в Великом Устюге). Сорокин в 1909 году поступает в столичный психоневрологический институт. Незадолго до этого в нем по приглашению В. М. Бехтерева открыли кафедру социологии два всемирно известных тогда ученых — Е. В. Де-Роберти и М. М. Ковалевский. Оба оказали громадное влияние на формирование творческой индивидуальности ученого. С ними он поддерживал тесные отношения, а какое-то время даже являлся личным секретарем Ковалевского. Через год Сорокин переводится на юридический факультет университета, где обучается при непосредственном участии выдающегося русского правоведа начала века Л. И. Петражицкого. Многими годами позже, уже будучи американским профессором, Сорокин сделает очень много для популяризации идей Петражицкого в англоязычной аудитории.
В бытность студентом университета Сорокин начинает активную публикаторскую деятельность, которая нарастающими темпами будет продолжаться в течение всей его долгой жизни. В этот период Сорокин публикует ряд заметок и эссе, не говоря уж о многочисленных рецензиях, рефератах и обзорах современной зарубежной философской и социологической литературы, занимается популяризаторством социологических идей и теорий для массового читателя. Он успешно сотрудничает с журналами «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма», «Вестник Знания», «Запросы Жизни», «Заветы». Его статьи появляются и на страницах новаторского по тем временам издания «Новые идеи в социологии», публикует в Риге ряд «пятикопеечных» брошюр по социологии.
Главным достижением этого периода творчества Сорокина становится его монографическая работа, над которой он работает зимой 1912/13 года, «Преступление и кара, подвиг и награда» (1914), представляющая собой обстоятельный разбор современных криминологических теорий и вполне удачную для двадцатичетырехлетнего ученого попытку построения на основе богатого эмпирического материала собственной интегральной концепции общественного поведения и морали. Труд был отмечен положительными рецензиями маститых ученых, а сам М. М. Ковалевский в предисловии к книге написал: «...в этой будущей русской социологической библиотеке не один том будет принадлежать перу автора «Преступлений и кар, подвигов и наград»[3].
К сожалению, пророчеству Ковалевского довелось осуществиться лишь на самую малую толику, но тогда, в предвоенные и предреволюционные годы, кроме «незримой» тени жандармов, ничто не предвещало великой трагедии.
Несмотря на то, что огромное количество времени у него уходит на научную деятельность, он умудряется находить время для активной политической деятельности. В 1911 году ему чудом удалось избежать очередного ареста после студенческих беспорядков, вызванных смертью Л. Н. Толстого.
В этот год он уезжает по подложному паспорту за границу, будучи в Швейцарии, Италии и Австрии не теряет времени зря – знакомится с только что вышедшей «Социологией» Г. Зиммеля. Весной 1911 года он возвращается в Петербург, «по глупости» отказывается сдавать экзамены, что стоило ему годовой стипендии. Столичное отделение департамента полиции вело за ним скрытое наблюдение. В 1912 году в жандармской картотеке на него даже завели отдельную карточку.
В марте 1913 года Сорокин еще раз попал в тюрьму за антимонарший памфлет, написанный к 300-летию дома Романовых. А.Ю. Согомонов приводит интересные данные в связи с этим арестом. Сорокину было позволено написать письмо М.М. Ковалевскому, однако это письмо было перехвачено и подшито к делу. В нем, в частности, он пишет: «Я сидел себе над книгами, читал много докладов в ряде научных кружков, писал статьи, написал за зиму книгу о карах и наградах, которую Вы знаете и… Право же при таких обстоятельствах, я думаю, мудрено еще заниматься политикой…»[4]. Автор письма, безусловно, слукавил, а Ковалевскому все же удалось узнать об этом происшествии и по его прошению 24 февраля 1913 года Сорокина освобождают из-под стражи.
Через год Сорокин, закончив университет, был оставлен при кафедре уголовного права и судопроизводства для подготовки к профессорскому званию. В 1915 году он сдал магистерские экзамены, в январе 1917 года получил звание приват-доцента Петроградского университета. Революция, правда, помешала защите магистерской диссертации. В годы первой мировой войны Сорокин много работал, продолжал активно публиковаться, читал многочисленные лекционные курсы по самым разным отраслям обществознания. Сохранилась, по счастью, целая кипа разрозненных листков с конспектами его лекций и семинарских занятий, со списками рекомендуемой литературы. Судя по всему, лектором он был предельно обстоятельным, хотя, возможно, в силу удивительной склонности к перманентным повторениям, довольно занудным.
Вообще же в предреволюционные годы Сорокин был активен на поприще популяризаторства. С особым упорством он стремился донести до читателя мысли Э. Дюркгейма, идеи которого, можно сказать, проходят рефреном через основную массу его работ. Воистину Дюркгейма, наряду с Петражицким, Ковалевским и Де-Роберти, вправе можно считать одним из главных «духовников» Сорокина. Он был близок ему по образу мышления, и по методу анализа социальных явлений, по яркости и самобытности выдвигаемых идей. Дюркгеймовской теории религии он посвятил две статьи, опубликованные в 1914 году.
По всей вероятности, по протекции М. М. Ковалевского, хорошо знакомого с именитым французским маэстро, Сорокин вступает с ним в переписку. Трудно сказать, насколько она была активной, особенно в период первой мировой войны.
Сам Сорокин о своем раннем мировоззрении и стремлении интегрировать гуманитарное знание своего времени в единую унифицированную систему многими годами позже напишет: «С точки зрения философии складывающаяся система была скорее разновидностью эмпирического неопозитивизма или критического реализма, основанного на логических и эмпирио-научных методах. Социологически — разновидностью синтеза контоспенсеровской социологии эволюции и прогресса, дополненной и скорректированной теориями Н. Михайловского, П. Лаврова, Е. Де-Роберти, Л. Петражицкого, М. Ковалевского, М. Ростовцева, П, Кропоткина (среди русских социальных мыслителей) и теориями Г. Тарда. Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, М. Вебера, Р. Штаммлера, К. Маркса, В. Парето и других западных обществоведов. Политически — видом социальной идеологии, основанной на этике солидарности, взаимовыручки и свободы»[5]. В целом же «зрелый» Сорокин не без доли скепсиса оценивал свой юношеский оптимизм, сравнивая себя с «телком, смотрящим на мир через розовые очки».
В 1916 году Сорокин лишился своего патрона — умер Максим Максимович Ковалевский. Пользуясь правом приближенного лица, буквально на следующий день в газетах Сорокин дает несколько прощальных некрологов, а позже публикует в столичной прессе ряд статей мемуарного характера. В них он рассказывает о научном пути ученого и его преподавательском даре. В том же 1916 году преподаватели кафедры социологии психоневрологического института во главе с Сорокиным и К. М. Тахтаревым организовали русское «Социологическое общество имени М. М. Ковалевского», послужившее в дальнейшем фундаментом для открытия в 1919 году кафедры социологии Петроградского университета.
1917 год для Сорокина – это и начало его семейной жизни. Супругой ученого стала 26 мая 1917 года Елена Петровна Баратынская, выпускница Бестужевских курсов, дочь поместного дворянина Таврической губернии (1894 – 1975). Они познакомились на литературных вечерах в доме К.Ф. Жакова еще в 1912 году. Елена Петровна, ботаник-цитолог по образованию, получит впоследствии докторскую степень в США в университете Миннесоты (1925 г.), будет преподавать в ряде университетов и колледжей Америки.
Февральская революция застала Сорокина «посреди дел». «Отложив книги и рукописи», заново «проснувшийся» неутомимый политик с головой уходит в круговерть революционных событий. Жизнь всей страны (естественно, глазами Сорокина) и крутые виражи его собственной биографии в течение 1917 года красочно описаны им в «Листках из русского дневника» и включены позднее целиком в «Долгое путешествие».
Сорокин принимал самое активное участие в функционировании Государственной думы, Временного правительства, в подготовке Всероссийского крестьянского съезда, он редактировал эсеровские газеты «Дело народа» и «Воля народа». Некоторое время являлся личным секретарем А. Ф. Керенского. Лишь за один только 1917 год им была написана целая серия социально-политических памфлетов, многие из которых, как представляется, не потеряли своего значения и сегодня. Среди них: «Автономия национальностей и единство государства», «Формы правления», «Проблема социального равенства», «Основы будущего мира», «Причины войны и путь к миру», «Что такое монархия и что такое республика?», «Сущность социализма», «Кому и как выбирать в Учредительное собрание?»
2 января 1918 года депутат Учредительного собрания Питирим Сорокин был вновь арестован, но на сей раз большевистским правительством. Само существование в период «красного террора» для Сорокина, встретившего Октябрьскую революцию в штыки, было полно ужаса и трагизма. «Жизнь в смерти» — так Сорокин назвал этот период свой биографии. Некоторое время он вынужден был скрываться от властей, но вскоре понял, что новая, пусть и неугодная, власть крепка, а старые утопии недееспособны. Тогда-то Сорокин и пишет открытое и нашумевшее письмо, опубликованное в ряде центральных газет, где констатирует фиаско эсеровской программы и заявляет о своем разрыве с этой партией и выходе из нее. На этом «человеческом документе» заострил внимание В. И. Ленин, написав известную статью «Ценные признания Питирима Сорокина»[6], послужившую в дальнейшем фундаментом не только политической, но и интеллектуальной блокады ученого.