Большой интерес представляет состояние языка в советский период. Появление новых органов власти, создание новых общественных организаций, изменения в экономике, культуре – всё это сопровождается рождением новых слов, в том числе аббревиатур различных структурных типов: райком, губком, колхоз, агитбригада и т.д. Как пишут исследователи, «отличительной чертой русского языка этого периода считается наводнение казёнными сокращениями слов и словосочетаний: ЦК, ВКП (б), ВЦИК, ВОХР, НКВД, КГБ, ОСОАВИАХИМ, РСДРП, ШКРАБ и многие другие» [Введенская и др. 2002: 19]. Умело, талантливо использует этот «новояз» А.Платонов в своих произведениях.
В начале ХХ века формировались и «аббросленгизмы». Примеры таких языковых образований находим в «Дневнике Кости Рябцева», написанном Н.Огневым в 1924г.:
Лунночь вся была нежистома,
Когда два граждвора украли кухбак,
Презрев недремоко домкома. [Липатов 2004: 247]
В эту пору появились имена-стяжения: Нинель (слово «Ленин», прочитанное наоборот), КИМ (Коммунистический Интернационал Мира), Дамир (Даёшь мировую революцию!») и др. В последней трети ХХ века наблюдается перенасыщение языка инициальными аббревиатурами, часто трудными для запоминания и неудобными для произношения. Получил распространение качественно новый способ аббревиации – омоакронимия. Ср.: скиф и СКИФ – «Спортивный клуб института физкультуры».
Нельзя не сказать и об отечественных средствах массовой информации. Кажется, что такое требование культуры речи, как «принцип удобства звукового воспроизводства и слухового восприятия требует замены сокращённых слов», должно бы ими выполняться, однако … Н.Е.Петрова пишет: «Сегодня язык СМИ испытывает интенсивное давление со стороны жаргонов…» [Петрова 2004: 463]. Автор видит причины этого и в том, что «жаргонная, ранее табуированная лексика становится важным средством стилизации живой разговорной речи, средством создания особого, дружески-непринуждённого тона беседы с читателем-единомышленником» [Петрова 2004: 463]. Аббревиатурные антропонимы в языке СМИ – это двух- и трёхбуквенные образования, соответствующие имени, отчеству и фамилии обозначаемого лица, как буквенные (С.В. – В.С.Степашин), так и звуковые (БАБ – Б.А.Березовский). «Такого типа наименований «удостоены» Борис Гребенщиков (БГ), Алла Пугачёва (АБ), олигарх Березовский (БАБ), политик Жириновский (Ж, ВВЖ), бывший премьер-министр В.С.Черномырдин (ЧВС), бывший президент Б.Н.Ельцин (БН, ЕБН), нынешний президент страны В.В.Путин (ВВП)», - отмечает Н.Е.Петрова [Петрова 2004: 465]. А вот с её выводом о том, что с помощью таких аббревиатур «выражается экспрессивно-оценочная семантика, а также формируется ассоциативный подтекст <…>, создаётся в целом поле положительной оценки личности в тексте» нам нелегко согласиться, да и автор рассматривает также «обратный эффект» от «игры» аббревиатурными антропонимами. Мы как читатели (слушатели) воспринимаем такое явление как желание журналистов подчеркнуть свою «допущенность» в круг политической элиты. И, конечно, возмущает стремление «пишущей братии» использовать аббревиатуры для наименования произведений искусства и общественно значимых понятий.
Итак, широкое употребление сложносокращённых слов нельзя отменить или однозначно оценить. Надо помнить, что непонятность аббревиатур, особенно когда речь идёт о специальных терминах, о сокращениях местного характера, не вошедших в общелитературный язык, о замысловатых сокращениях, отнюдь не способствует экономии речевых усилий и краткости в общении.
Литература
Введенская Л.А., Павлова Л.Г., Кашаева Е.Ю. Русский язык и культура речи: Учебное пособие для вузов. Ростов-на-Дону, 2002. – 544 с.
Липатов А.Т. Аббревиация и сленг // Социальные варианты языка-III. Нижний Новгород, 2004. – С.246-251
Петрова Н.Е. О функциях аббревиатур-антропонимов в современной газетной речи // Социальные варианты языка-III. Нижний Новгород, 2004. – С.463-467
2. КАТЕГОРИЯ СОСТОЯНИЯ. ФУНКЦИЯ В ПРЕДЛОЖЕНИИ // Спорные вопросы русского языка и методика их преподавания в школе (по материалам городского семинара). – Тамбов: Изд-во ТИМЦ, 2007.
Практическая рубрикация и научная классификация часто не совпадают друг с другом. Так и с частями речи: в школе их выделяют, сообразуясь с задачами педагогической практики. Например, практически удобно «ссыпать» в одно место все местоимённые слова.
Так и со словами состояния. Этот разряд слов начинают выделять в русских грамматиках с первой трети XIX века. Одни учёные относили их к глагольным словам (Востоков, Шахматов), другие – к кратким прилагательным, получающим значение глагола (Аксаков), причисляли их к разным частям речи (Потебня) или не относили ни к какой (Пешковский).
В особую часть речи их выделил Л.В.Щерба, назвав «категорией состояния», включив в них наречия и наречные выражения, употребляемые со значением состояния в функции сказуемого в личном предложении (начеку, без памяти, без чувств) и некоторые краткие прилагательные (грустен, намерен, должен). Но не все грамматисты признают категорию состояния как часть речи.
В учебнике для пединститутов «Русский язык» под ред. Максимова слова состояния определяются как класс неизменяемых слов, обозначающих состояние (в широком смысле слова), выполняющих функцию главного члена безличных предложений.
В учебнике «Современный русский язык» авторов Розенталя, Голуб, Теленковой слова категории состояния характеризуются как «лексико-грамматический разряд слов, обозначающих состояние, иногда с модальной окраской и выражением оценки». Отмечается их неизменяемость.
Что предлагается учителю школьными учебниками и учебными комплексами?
Бабайцева и Чеснокова не объединяют слова состояния с наречиями, но и не определяют их как часть речи. Предлагается следующая формулировка: «По форме на наречия похожи слова, которые обозначают состояние и отвечают на вопросы как? каково?». Заявленные первым абзацем «Похожи» подтверждается потом большей частью статьи, и лишь в конце одним абзацем «от наречий слова состояния отличаются тем…» («не зависят от других слов, являются сказуемыми в предложениях, где нет подлежащего»).
Учебник вузовский (Розенталь, Голуб) соотносит слова состояния, во-первых, с краткими прилагательными и наречиями, опираясь на то, что они (слова состояния) оканчиваются на –о; во-вторых, со словами, этимологически связанными с именами существительными: пора, лень, недосуг, время, грех и др.
Авторы школьного учебника Баранов, Ладыженская и др. рассматривают категорию состояния как часть речи, предлагают план морфологического разбора таких слов.
Такова же позиция Гольцовой, Мишериной («Русский язык». 10 – 11 классы): слова категории состояния – это часть речи, правда, делается оговорка в книге для учителя, что вопрос сложен, спорен.
Нужна ли какая-то определённость, большая точность в этом вопросе учителю-словеснику? Мне кажется, что нужна. Всё же пора определиться: какой-то долгий спор – с 1928 года! Неясность, нечёткость приводят к практическим ошибкам детей в синтаксическом разборе предложений: путают сказуемое и обстоятельство, виды сказуемых, затрудняются в определении способа выражения сказуемого и т.д.
Сейчас в тестах ЕГЭ по русскому языку задания по морфологии в основном связаны с краткими и полными формами прилагательных и причастий, сравнительной степенью прилагательных и наречий, с причастиями. Но процесс идёт всё же в направлении усложнения КИМов, надо быть готовыми к более трудным заданиям. Или спорные вопросы останутся для специалистов?
М.В. Маслова
1. АКТИВНЫЕ ЯЗЫКОВЫЕ ПРОЦЕССЫ, ОТРАЖЁННЫЕ В РОМАНЕ В.ПЕЛЕВИНА «GENERATION “П”», И ИХ РОЛЬ В РАСКРЫТИИ ИДЕИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ // Культура речи на рубеже XX-XXI веков: Материалы Круглого стола, посвящённого Дням славянской письменности. – Тамбов, 2005.
В конце XX - начале XXI веков в условиях экспансии английского языка и засилья телевидения, в особенности рекламы, меняется не только русская речевая культура, но и языковая система, включая консервативный синтаксический уровень.
Преломление активных языковых процессов обнаруживается в романе В.Пелевина «Generation “П”», построенном, с одной стороны, на причудливой смеси языков, и являющемся, с другой, учебником по рекламе. Мы учли особенности «культового произведения» и использовали его в качестве основного языкового источника.
Язык в определённой мере характеризует своего носителя. Речь является инструментом создания литературного образа. Традиционным в литературной критике является восприятие языка как статичной системы. Мы исходим из динамической его концепции и считаем возможным раскрытие литературного характера на основе исследования языковых изменений, а не отдельных, выхваченных из диалога слов и фраз.
Наша задача усложняется тем, что в центре внимания оказывается, «по прихоти» В.Пелевина, не один человек, а целое поколение - Generation “П”.
Роман В.Пелевина многоязычен начиная с названия. «Generation» - графический облик и английского, и немецкого слов, переводимых на русский язык как «поколение».
Воспитанный на эстетике реалистического искусства читатель ожидает наличия в названии хронологического ограничителя судьбы поколения, но Пелевин добавляет к слову «Generation» вместо даты символическую букву «П».
Первая глава романа раскрывает прямое значение буквы-символа: «П» - это «Пепси», «тёмная пузырящаяся жидкость», которую «выбрало» «беспечальное юное поколение»[5] девяностых.
В предпоследней главе даётся переносный, сакральный смысл графемы: ею обозначается хромой пёс с пятью лапами, который ассоциируется со смертью. (Имя пса в современном языке является нецензурным словом.) Главный герой романа высказывает «жуткую мысль», которая могла найти воплощение в названии произведения: «… может быть, все мы вместе и есть эта собачка с пятью лапами? И теперь мы, так сказать, наступаем?» Итак, поколение 90-х – это поколение, несущее смерть?