На гранитной плите
Наших нет ни имен, ни фамилий.
На гранитной плите
Наслоилась годами пыль.
Пусть расскажут вам те,
Что за это награды имели.
Нет, не скажут вам те,
Кто ад превратил для нас в быль.
Нет, не был слеп ты,
Кроме матери кто нас помянет?
С кровью наши следы
На засыпанной снегом поляне.
Матерей всех своих матеря,
Поднимается цепь в атаку.
Да чего же нам здесь терять,
Опьяненной кровью ватаге?
Но по нашим вспотевшим лбам
Пулемета ровная строчка.
И закончился счет годам,
Безотцовщиной стала дочка.
Ни в атаку уже нам не встать,
Ни за полночь — к постели ребенка.
Мы — надежная гать,
А не тонкая мшистая пленка.
Знаем: жить — тяжелее, чем лечь
В двух бросках от фашистского дзота,
Ежедневно испытывать линч
По статье, не записанной в КзОТах.
Завещаем вам не долги,
Кто — Отечество, кто-то — отчество,
Заклинаю тебя — Не солги,
Добрым будет пусть наше пророчество.
Ну а жизнь, как её ни кляни,
Не прожить нам её дольше срока.
Кто-то шепчет: «Разлей на троих.
Не судите, ребята, нас строго…»
Мы однажды придем в ваши сны,
Да и чарку поднимем в застолье.
Пусть и ваши сыны
Не забудут нас до ста лет.
...В Гончуках, у деревни Ажево,
Мы закопаны в память, как в землю, заживо...1
1 Здесь и далее — стихи автора.
Я не знаю, как все это произошло, да и вряд ли кто когда-нибудь уже узнает.
Возможно, он в едином порыве (вместе — не так страшно) за своим лейтенантом-комвзвода поднялся из своего окопчика и побежал по глубокому снегу. И здесь его в упор ударила пуля. Он даже не успел ничего понять. Просто обожгло в груди—и все. Он сделал по инерции еще несколько шагов и упал в снег. Мимо него с перекошенными от крика ртами пробежали его боевые товарищи.
Возможно, было совсем по-другому. Он сидел в окопе, прислонившись к его обледеневшей стенке, и пытался согреться в своей шинельке, подняв воротник, обняв себя руками. Он даже глаза закрыл, чтобы было теплее, чтобы не видеть этот опротивевший за долгую военную зиму снег. И тут шальная пуля или осколок от случайной мины бесшумно вошли в его тело.
Вполне вероятно и такое: в составе маршевой роты он торопился к передовой, чтобы поддержать или заменить уставших от бесконечных боев и холодов солдат. Невесть откуда упал с неба немецкий «мессер», прошелся пулеметной очередью вдоль дороги (и не убежишь — глубокий снег!), и остался наш солдат лежать на снегу вместе с другими. Рота ушла вперед выполнять приказ. Бойцы верили: похоронная команда подберет всех погибших и похоронит с честью. Но снегом замело стынущие тела погибших. И похоронная команда нашла не всех.
Может, это было не зимой, а весной, когда все кругом расцветает и кружится от запаха голова. Или летом, когда наливается зерно в колосе, когда в душу закрадывается такая тоска по дому (не цевье бы винтовки в руки, а отполированную рукоять косы!), что хоть бросай все и беги домой к жене да наверняка подросшим за войну детишкам.
Ухнуло рядом с переправой, ударила фонтаном смесь воды и огня, и нет уже под ногами даже зыбкой тверди временного моста. Здоровому бы со всей амуницией выплыть, а каково раненому? Кто знает, как все это было, — так много — почти 60 лет! — прошло с того дня. Мало кто и верил, что вообще можно будет узнать, где он погиб. Он был всего лишь одним из 47006 наших земляков, пропавших без вести в огне Великой Отечественной войны. Но человек — не иголка. Не может человек пропасть просто так. Не может пропасть без вести просто так даже на войне. Не может пропасть без вести просто так даже на такой большой и бесконечно долгой войне, как Великая Отечественная. Пусть пишут в «похоронках» и различных справках: «Пропал без вести». Это означает только одно: мы еще НЕ знаем, НЕ встретили, НЕ выслушали человека, который знает истину, мы еще НЕ обнаружили на пыльных архивных полках тот невзрачный документ, где однозначно написано — он не вышел из этого боя у этой деревеньки вот за эту высотку. Да и искали ли?
А сколько их было? В канун каждой годовщины начала войны, в преддверии очередного юбилея Победы и ветераны, и разные исследователи, и политики, и ученые до хрипоты спорят: «А сколько же их было? Сколько было павших? Пропавших без вести? Попавших в плен? Умерших в чужих лагерях? Умерших от ран?» Какая бы цифра ни называлась, в конечном счете она оборачивается безысходной болью конкретной семьи. Попробуйте проанализировать образовательный и имущественный уровень, семейное положение детей погибших и пропавших на войне. Среди них намного больше тех, кто не сумел получить среднее специальное или высшее образование, не сумел получить и обустроить квартиры, не обзавелся своей семьей. Да и болезни в первую очередь цепляются за них, да и продолжительность жизни безжалостно коротка. Кто виноват во всем этом? Не снимая вины с государства, спросим себя: каждая та семья погибшего либо пропавшего сделала все от нее зависящее для увековечения памяти воина? Каждая ли семья обратилась в суд с иском о признании пропавшего воина умершим? Напомним, что статья 45 части первой Гражданского кодекса РФ гласит:
Статья 45. Объявление гражданина умершим.
1. Гражданин может быть объявлен судом умершим, если в месте его жительства нет сведений о месте его пребывания в течение пяти лет, а если он пропал без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью или дающих основание предполагать его гибель от определенного несчастного случая,— в течение шести месяцев.
2. Военнослужащий или иной гражданин, пропавший без вести в связи с военными действиями, может быть объявлен судомумершим не ранее чем по истечении двух лет со дня окончания военных действий.
3. Днем смерти гражданина, объявленного умершим, считается день вступления в законную силу решения суда об объявлении его умершим. В случае объявления умершим гражданина, пропавшего без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью или дающих основание предполагать его гибель от определенного несчастного случая, суд может признать днем смерти этого гражданина день его предполагаемой гибели.
Аналогичная статья имелась и в редакции закона, действовавшего в годы войны. Ведь это давало семье право получать пособие в связи с потерей кормильца. Каждая ли семья потребовала от своего государства установления точного места захоронения погибшего воина?
Учет всех потерь в ходе войны велся на основе «Положения о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной Армии в военное время», утвержденного приказом Наркомата обороны № 138 от 15 марта 1941 г. (кто будет спорить, что страна не готовилась к войне?). К пропавшим без вести «Положение» причисляло тех, о чьей судьбе через 15 суток после неявки на очередную поверку личного состава в части не имелось достоверных сведений. Считавшийся до этого временно выбывшим, по истечении 15 суток военнослужащий в приказном порядке исключался из списков части, он заносился в список безвозвратных потерь по форме № 2, донесение об этом передавалось вышестоящему командиру.
От правды истории никуда не спрятаться — она сохранила и такой документ, как шифрограмму командующего Ленинградским фронтом Г.Жукова № 4976 от 28 сентября 1941 г.: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны» (РГАСПИ, ф.83, оп.1, д.18, л.18—19). Кто будет выяснять, кто как попал в плен, кто поверит слову рядового солдата? Да и кто поверит в то, что кто-то в это будет вникать? Ведь после опустошительных репрессий 37—38-го годов прошло всего-то несколько лет. Нельзя не согласиться с мнением многих исследователей, в т.ч. одного из ведущих поисковиков-специалистов по безвозвратным потерям Великой Отечественной войны Игоря Ивлева (г. Архангельск), что многие командиры на фронте скрывали от вышестоящего командования
факт пленения многих своих подчиненных, спасая этим от неминуемых репрессий и без этого бедствующие в тылу солдатские семьи. И не в каждом случае причиной такого рискованного поступка было желание командира уберечься самому от возможного разбирательства.
Статистика поисково-исследовательской работы дает довольно-таки оптимистичные результаты. Только за счет сверки материалов различных архивов, баз данных безвозвратных потерь, поисковых объединений, редакций Книг Памяти и др. удается доказать, что от 5 до 15—17% (!!!) воинов, числящихся около 60 лет в списках пропавших без вести, честно погибли в ходе боевых действий, во многих случаях удается установить и обстоятельства гибели, вычислить точный день смерти, нередко становится возможным и определение места захоронения воина. Применительно к пропавшим без вести из числа уроженцев и жителей Чувашии это составляет от 2350 до 7051—7991 чел.! Не это ли цена нашему полувековому бездействию?
«А сколько же их было?» — задаст логичный вопрос исследователь. Цифры прыгают, данные разных источников иногда отличаются друг от друга очень значительно. В этой книге использованы данные из рукописи труда «Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил» под редакцией авторского коллектива под руководством кандидата военных наук, профессора генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева (www.polk.ru). Общие людские потери СССР в Великой Отечественной войне оценены в 26,6 млн человек. Треть из них составили потери вооруженных сил. Дополнительно к находившимся к началу войны под ружьем в Красной Армии и в Военно-Морском флоте 48269000 советских граждан за 1941— 1945 гг. было призвано 29574900 человек. Общее число всех служивших в Вооруженных Силах СССР за годы войны составило 34476700 (реальное число может быть несколько ниже, т.к. один и тот же человек мог быть призван за годы войны и два, и три раза). По Чувашской Республике число участвовавших в Великой Отечественной войне по сведениям Книги Памяти Чувашской Республики (том 6) составляет 208229 человек или 0,6% от общего числа всех привлеченных за годы войны в Вооруженные Силы СССР. Реальный процент участников войны из числа уроженцев и жителей Чувашии от общего числа участников Великой Отечественной по всему СССР может быть до