Самую общую и всеохватывающую область согласования мы разделяем с животными, поскольку им также свойственно сложное поведение. Ряд событий и раздражителей имеет практически во всем животном мире одинаковое значение, т.е. вызывает одинаковые поведенческие реакции, даже если некоторые аспекты строения нервных систем значительно различаются: быстрое приближение объекта или всплытие большого темного силуэта практически в каждом случае вызывает бегство или защитную реакцию; очень многие животные предпочитают сладкое и отказываются от горького, электрошок ощущается как нечто ужасное; принципы классического (Павловского) и опе-рантного (Скиннеровского) обусловливания действительны как у пчел, так и у позвоночных; и так далее. Пчеловод или исследователь пчел полагает, что с пчелами можно «разумно» общаться, происходит ли это по подобию отношений «стимул-реакция», или посредством обучаемых форм коммуникации.
Общение с позвоночными животными осуществляется еще проще, в особенности с млекопитающими, в частности с обезьянами. Возрастающее сходство в строении мозга, в поведении (особенно общественном), а также способе приобретения опыта значительно расширяет коммуникативный базис. В то же время, естественно, что многое в животных остается для нас совершенно чуждым; нам чрезвычайно тяжело проникнуть в мир морской свинки или коровы.
Вместе с нашей человеческой природой мы обретаем важнейший коммуникативный базис, а именно - способность к речи. Данная способность является врожденной, так же как звуковой репертуар и «чувствительная фаза», в течение которой в речевой среде происходит усвоение родного языка. Понимание в узком смысле зависит от специфической области согласования, а именно от воспитания, которое я получил и при помощи которого я вырабатываю свое мировоззрение, а также от индивидуального опыта, который я приобрел. В той мере, в какой я разделяю с другими людьми данную всегда находящуюся в состоянии становления область согласования, мы и понимаем друг друга, т.е. определенным сигналам (главным образом, словам, но также и мимике, жестам, обычаям) мы придаем одинаковое значение. Неверное понимание происходит из-за несовпадения в такой смысловой интерпретации. Таким образом, понимание или непонимание в очень малой степени зависит от нашей воли, но, прежде всего, от того, в какой мере мы является носителями общего априорного знания и приобретенного опыта.
Понимание подразумевает особые требования, непонимание -нет. Тем самым непонимание является нормой, понимание же, наоборот, - особым случаем.
Трудность в понимании составляет тот факт, что нам не дано непосредственно знание о существовании и размерах области согласования. Узнавание о том, происходит ли понимание и в какой мере, должно происходить как осмысление в результате проб и ошибок, самореферентным образом. С каждым предложением и с каждым жестом я тут же перепроверяю, понял ли меня собеседник или нет, точно так же поступает и он (причем безразлично, происходит ли это сознательно или - как в большинстве случаев - бессознательно). Саморефе-рентность данного процесса состоит в том, что я, будучи собеседником, являюсь тем, кому необходимо принять решение о том, является общение успешным или нет, а я при этом могу ошибиться (Rusch, 1992). Само по себе «да», произнесенное в ответ на вопрос «Ты меня понял?», может быть ошибочным и основываться либо на ошибке моего партнера, либо на моей собственной.
Правда, существуют ситуации, в которых ошибочная оценка общения кажется невозможной. Если кто-то говорит мне: «Сейчас я иду в банк» и я хочу знать, правильно ли его понял (а именно, что он подразумевает финансовую организацию), то я могу проследить, куда он пойдет. Если я попрошу кого-то передать мне вилку, то по его поведению тут же увижу, понял ли он меня. Тем самым я оперирую в областях согласования, которые во многом предопределяются посредством действия.
Правда, говоря о «трудностях общения», мы не имеем в виду такие простые случаи. Проблемы возникают тогда, когда процесс смыс-лообразования является сложным, например, требует наличия значительного индивидуального опыта и не находит подтверждения в простейших действиях индивидуума. Как мне следует - обратимся к одной из труднейших проблем нашего общения - поступить, чтобы достоверно определить, что подразумевает моя партнерша или мой партнер, когда она/он говорит: «Я тебя люблю»? Лжет она? Говорит искренне? Знает ли, что эти слова «действительно» (имеется ввиду -для меня!) означают? Отдает ли себе отчет в своих собственных побуждениях, когда говорит это? В особенности актуальным кажется вопрос: каким образом я могу обо всем этом узнать? Возникает предположение, подозрение, что невозможна никакая окончательная достоверность - при которой, в витгенштенианском смысле, закончились бы все вопросы.
Мы - не одиноки, поскольку, принимая участие в областях согласования, ощущаем возможность быть достаточно понятыми. Степень удовлетворительности понимания может быть чрезвычайно различной в различных ситуациях: успешное общение с продавцом проездных билетов требует совершенно других предпосылок, нежели взаимопонимание с моими коллегами или моим любовным партнером. Однако ни в коей мере ни в одном из этих случаев не происходит обмена информацией, смыслового обмена. Собственно говоря, это является тривиальным фактом, последствия которого, однако же, для общения, воспитания и образования, а также для человеческого сосуществования не имеют предела (Rusch, 1992; von Aufschnaiter et al., 1992). Непонимание должно приводить к попытке выяснить, какого предварительного опыта не хватает у меня или у другого собеседника? Что именно неправильно происходит в ходе смысловой интерпретации, необходимой для понимания? В каком месте что-то помещено в неправильный контекст («неправильный», естественно, всегда только с моей точки зрения!). Тот процесс, который необходимо происходит при попытках разобраться в такого рода ситуациях, является - как уже выше упоминалось - самореферентным, по сути он представляет собой череду проб и испытаний, при которых я сам являюсь экспериментатором (Testsubjekt), испытуемым (Testobjekt) и референтом одновременно.
Asch, S. (1955): Opinions and social pressure. Scientific American 193: 31-35.
Aufschneiter, S. von, H. E. Fischcr und H. Schwedes (1992): Kinder konstruieren Welten. Perspektiven einer konstruktivistischen Physikdidaktik. In: S. J. Schmidt (Hg.), Kognition und Gesellschaft. Der Diskurs des Radikalen Konstruktivismus 2. Suhrkamp, Frankfurt/M., S. 380-424.
Braitcnberg, V. und A. Schiiz (1991): Anatomy of the Cortex. Springer, Berlin u.a. Dennett, D. C. (1994): Philosophie des menschlichen BewuBtseins. Hoffmann und Campe, Hamburg. Gregory, R. (1966): Auge und Gehirn. Zur Psychophysiologie des Sehens. Kindler, Munchen. Griincpiitt, K. (1992): Realitat der Aulknwelt. Historisches Worterbuch der Philosophie, Hg. Von J. Ritter und K. Grander, Bd. 8. Schwabe, Basel, S. 206-211.
Herring, H. und U. Schonpflug (1976): Ich. Historisches Worterbuch der Philosophie, Hg. Von J. Ritter und K. Grander, Bd. 4. Schwabe, Basel, S. 1-18.
Kohler, W. (1929): Ein altes Scheinproblem. Naturwissenschaften 17, 395-401.
Kolb, B. und I. Q. Wishaw (1993): Neuropsychologie. Spektrum Akademischer Verlag, Heidelberg u.a. Kutschera, F. von (1982): Grundfragen der Erkenntnistheorie. De Gruyter, Berlin.
Libet, B. (1978): Neuronal vs. Subjective timing for a conscious sensory experience. In: P. A. Buser und A. Rougeul-Buser (Hg.), Cerebral Correlates of Conscious Experience. Elsevier/North-Holland, Amsterdam u.a., S.69-82.
Maturana, H. R. (1982): Erkennen: Die Organisation und Verkorperung von Wirklichkeit. Vieweg, Braunschweig. Merzenich, M. M., J. H. Kaas, J. Wall, R. J. Nelson, M. Sur und D.
Fellcman (1983): Topographic reorganization of somatosensory cortical areas 3B and 1 in adult monkeys following restricted deafferentalion. Neuroscience 8: 33-55.
Metzger W. (1969): Die Wahrnehmungen als zentrales Steuerungsorgan. Ceskoslovenska Psychologic 13: 417-431.
Metzger W. (1975): Gesetze des Sehens. Kramer, Frankfurt.
Metzger W. (1975): Psychologic. Steinkopf, Darmstadt (5. Auflage).
Metzinger, Th. (1996): BewuBtsein. Beitrag aus der Gegenwartsphilosophie. Schuningh, Paderborn.
Prinz, W. (1992): Why don't we perceive our brain states? European J. of Cognitive Psychology 4(1): 1-20.
Purves, D. und J. W. Lichtman (1985): Principles of Neural Development. Sinauer, Sunderland, Mass.
Roth, G. (1985): Die Selbstreferentialitat des Gehirns und die Prinzipien der Gestaltwahrnehmung. Gestalt Theory 7: 228-244. Rusch, G. (1992): Auffassen, Begreifen und Verstehen. Neue Uberlegungen zu einer konstruktivistischen Theorie des Verstehens. In: S. J. Schmidt (Hg.), Kognition und Gesellschaft. Der Diskurs des Radikalen Konstruktivismus 2. Suhrkamp, Frankfurt/M., S. 214-256.
Sacks, O. (1987): Der Mann, der seine Frau mil einem Hut verwechselte. Rowohlt, Reinbeck.
Sass, H.-M. (1989): Projektion. Historisches Worterbuch der Philosophie, Hg. Von J. Ritter und K. Grander, Bd. 7. Schwabe, Basel, S. 1458-1462.
Schrodinger, E. (1958,1986): Geist und Materie. Zsolnay, Wien u.a.
Senden, M. von (1932): Raum- und Gestaltauffassung bei operierten Blindgeborenen vor und nach der Operation. Leipzig. Spitz, R. (1952): Hospitalism. In: E. Friedman: Principles of Sociology. New York.
Stadler, M. und P. Kruse (1990): Uber Wirklichkeitskriterien. In: V. Riegas (Hg.) Zur Biologic der Kognition. Suhrkamp, Frankfurt/Main., S. 133-158.
Watzlawick, P. (1976): Wie wirklich ist die Wirkhchkeit? Wahn, Tauschung, Verstehen. Piper, Munchen.
Радикальный конструктивизм - как этоР
К сожалению, как изложение, так и понимание конструктивистских идей сопряжено с определенными трудностями. И дело здесь не только в междисциплинарности дискурса или в отсутствии единого непротиворечивого учения в лице одного представителя или группы единомышленников. Сама логика построения теории познания радикального конструктивизма носит рекурсивный характер, допуская парадоксальность нашего мышления. Добавим к этому неоднозначное понимание одних и тех же терминов в разных контекстах и своеобразный экстремизм, неоправданная сенсационность некоторых высказываний авторов-конструктивистов.
О чем подумает неискушенный читатель (явный или неявный приверженец корреспондентной теории познания, каковым является подавляющее большинство людей), прочтя следующее выражение П. Ватцлавика: «Вера в существование одной единственной реальности представляет собой самое опасное заблуждение. Единственное, что существует - это множество различных версий реальности, некоторые из которых могут входить в противоречие друг с другом» (курсив мой), или другое, принадлежащее X. фон Фёрстеру: «Окружающая среда в том виде, как мы ее воспринимаем - это наше изобретение»? Названия некоторых работ говорят сами за себя: «Конструирование реальности в детском сознании» (Пиаже), «Изобретенная реальность» (Ватцлавик). По выражению Глазерсфельда: «Рассматриваемая достаточно серьезно, такая точка зрения выглядит глубоко шокирующей». Безусловно, понимаемые буквально, такие высказывания ведут к чистейшему солипсизму, к отрицанию существования какой-либо реальности вообще. Ничего не существует. Фактически, уже в такой фразе заложено противоречие, ибо бытие (реальность, действительность, объективность) - это то, что есть. Единственным философским определением реальности есть факт ее существования. Несуществование реальности звучит как несуществование существующего (реальность нереальна)! В чем же проблема?