Основное впечатление действительности обеспечивается применением синтаксических критериев, которые имеют дело непосредственно с сенсорным восприятием. Согласно им, объекты тем убедительнее принимаются существующими в действительности, чем они являются светлее по сравнению с окружающим их фоном, чем контрастнее выделяются на нем, чем четче их контуры и чем богаче их структурные детали (относительно, например, поверхности, цвета, формы).
Далее, трехмерные объекты воспринимаются более действительными, чем плоские. Для многих из нас это является чрезвычайно трудной задачей - представить себе вещи реально в их трех измерениях. Верно и то, что какой-либо объект видится нам более реальным, если он воспринимается несколькими органами чувств (одновременно я и вижу и слышу автомобиль), если он остается постоянным по своей форме и размеру на фоне смены перспективы, если сам движется и если однозначно локализуем в пространстве.
Это означает, что, чем оживленнее оказывается восприятие, тем более я склонен считать воспринимаемое реальным. Также сказанное относится как к сновидениям, так и к индуцированным психотропны-ми средствами галлюцинациям. Верно и обратное: чем более блеклое и неясное восприятие, тем оно кажется более нереальным. Особенно ярко это проявляется в отношении событий, происходящих на пороге чувствительности наших восприятий: был ли крик в дали или мне только показалось? Зашевелилось ли что-то в темноте или это был обман моего зрения? Не пахнет ли где-то горелым или я заблуждаюсь? Это те вопросы, которые мы часто вынуждены задавать себе в повседневной жизни. «Реальное» восприятие невозможно в каждом случае четко отличить от сенсорных иллюзий или чистого воображения.
Особенно важную роль для установления реальности восприятия для когнитивной системы играет интермодальное согласование. Когнитивной системе, очевидно, покажется весьма невероятным, если бы от различных сенсорных систем, к примеру, от зрительной системы и от вестибулярного аппарата исходили бы ошибочные сообщения одинакового характера. «Ошибка» в одной из сенсорных систем становится узнаваемой тогда, когда она входит в противоречие с информацией, приходящей от других систем. К тому же, различные сенсорные системы имеют разную степень доверительности. Наиболее достоверной, без сомнения, является система поддержания равновесия (вестибулярный аппарат), за ней следует система осязания, им подчинены другие системы. Это было изящно показано экспериментами с очками, переворачивающими поле зрения, делающими мир кажущимся стоящим на голове, либо перевернутым по оси право-лево. Противоречие между зрительной и вестибулярной - соматосенсорной информацией разрешалось через несколько дней в пользу последней: визуальный мир переворачивался в «правильное» положение.
Под семантическими критериями действительности Штадлер и Крузе понимают (1) осмысленность: объекты и события рассматриваются реальными, если удается без труда установить их смысл (в противовес бессмысленным или загадочным событиям); (2) контекстная согласованность: нечто рассматривается более реальным, если оно вписывается в данный контекст; (3) валентность: объект предполагается реально существующим в большей мере, если он является привлекательным. Указанные три критерия находятся в тесной связи с нашим вниманием и прекогнитивной оценкой по типу «важное» или «неважное», о чем шла речь в десятой главе. Тогда нами было установлено, что события тем слабее проникают в наше сознание и, тем самым, являются менее «реальными», чем они бессмысленнее.
Наконец, существуют еще прагматические критерии действительности. Объекты принимаются нами реально существующими особенно тогда, когда мы каким-то образом на них воздействуем, к примеру, можем ощупать. Этот критерий играет особо важную роль в процессе первичного конструирования мира вещей в младенческом возрасте. Далее, мы воспринимаем вещи и события реальными, если можем их предвидеть. Этот критерий кажется особенно важным и - как замечают Штадлер и Крузе - «маги» и «иллюзионисты» могут вызывать у своих зрителей практически любые иллюзии действительности происходящего, если им удается предварительно спровоцировать соответствующие ожидания. Как говорится, мы видим то, что хотим видеть, и зачастую не принимаем за истинное то, что не вписывается в наши «планы» (сами того не осознавая).
Одним из особенно действенных прагматических критериев действительности является межсубъективная согласованность. Те вещи и события, которые подтверждены и о которых сообщают несколько человек, считаются в большей степени реальными, чем те, о которых говорит кто-то один. На этом строится принцип свидетельских показаний в суде, а также принцип межсубъективной проверяемости в науке. Согласно исследованиям в области групповой психологии, человек, который в обычной обстановке доверяет своим органам чувств, под сильным давлением группы (члены которой, к примеру, сговариваются «против» кого-то одного) искренне готов принять абсурдные толкования своих сенсорных восприятий (Asch, 1955; Watzlawick, 1976). Группа всегда стремится к тому, чтобы выработать не только единую идеологию, но и единое восприятие. В общем случае мы видим мир таким, каким он должен быть согласно предварительным представлениям о нем.
В итоге мы можем заключить: мозг производит оценку реальности переживаемых состояний согласно определенным критериям, ни один из которых не может быть признан абсолютно достоверным. И в этом мозг работает самореферентным образом; ему доступна только его собственная информация, включающая предварительное знание, на основании которого он должен решать, какие из своих активных состояний следует поддерживать, что они значат, и какие действия на основании этого должны быть предприняты.
Отличие реальности от действительности и что это нам дает.
Я уже говорил о том, что мозг создает действительность, а в ней все те различия, которые составляют мир наших чувств. Однако, если я принимаю, что действительность является конструкцией мозга, то одновременно я вынужден предположить и мир, в котором существует сам этот мтг-конструктор.
Обозначим этот мир как «объективный», независимый от сознания, трансфеноменальный. Отчасти ради простоты я его назвал реальностью и противопоставил действительности (Roth, 1985). В этом мире — как мы будем полагать - существует много предметов, в числе которых находятся и организмы. У многих организмов есть органы чувств, реагирующие на физические и химические события путем возбуждения, а так же - мозг, в котором на основе этих реакций и внутренних процессов возникает феноменальный мир, т.е. действительность.
Таким образом, мы приходим к разделению мира на реальность и действительность, на феноменальный и трансфеноменальный, на мир сознания и мир по ту сторону сознания. Действительность создается в пределах реальности реальным мозгом. Тем самым, она является частью реальности, а именно, той ее частью, в которой находимся мы. Такое предположение является достаточно правдоподобным среди тех, которые мы можем себе позволить в пределах действительности, но которое не позволяет нам впадать в заблуждения относительно строения реальности. Если мы не проводим подобного различия между реальностью и действительностью, то вынуждены допустить, что никакого феноменального мира не существует вообще, одна лишь реальность. Тем самым, не существует также никаких восприятий и никакого воспринимающего Я. Или же, наоборот, если мы отрицаем существование независимой от сознания реальности; тогда, снова-таки, все заключения относительно происходящего в «мире в голове» представляли бы собой абсолютную загадку. Когда я как исследователь мозга выясняю взаимозависимость между сенсорными возбуждениями, процессами головного мозга и сознательным опытом, либо действием, в таком случае я вынужден признать, что подпадаю под некую чрезвычайно странную иллюзию, а, кроме того, мне кажется, что существуют коллеги, с которыми происходит то же самое.
Зато при разделении на реальность и действительность многие вещи внутри действительности находят удовлетворительное разъяснение. Исчезает и проблема, поставленная в начале, о том, каким образом воспринимаемые предметы попадают «наружу». Согласно своим внутренним критериям, мозг относит их к области «внешнего мира». Я, как другая часть действительности, ощущает затем эти предметы как внешние, однако эта их «потусторонность» существует исключительно в пределах действительности: я вижу действительные, но не реальные предметы. Сказанное остается в силе и относительно моих действий. Если я к чему-то прикасаюсь, то двигаю своей действительной, но не своей реальной рукой, которая дотрагивается до действительного, но не до реального предмета. Действительность - это место, где мой волевой акт имеет эффект. И происходит такой волевой акт с ощущением, что я делаю что-то намеренно, например, дотрагиваюсь своей рукой до чашки. Мое движение переживается субъективно как вызванное непосредственно данным намерением, - нигде в качестве посредника не существует ни мозга, ни двигательной системы.
Почему вообще существует феноменальный мир?
Вольфганг Метцгер в статье 1969 года рассматривает феноменальный мир в качестве «центрального органа управления» (Metzger, 1969). Свою аргументацию он строит на разделении «фактических», «истинных» нейро- и мышечно-физиологических процессов, протекающих в моем теле, и событий феноменальных, переживаемых мною. Если, согласно Метцгеру, «истинное» движение руки содержит причину само в себе, то феноменальное движение руки субъективно переживается как подвластное моей воле. Я в данном смысле оперирует в некоем виртуальном мире, который, по мнению Метцгера, протекает хотя бы частично параллельно реальному, а феноменальные и реальные события приблизительно согласуются. В феноменальном, виртуальном, действительном мире формируется - по Метцгеру - определенная сопряженность между субъектом и объектом, которая служит основой взаимодействия с окружающим миром. Метцгер рассматривает - подобным образом, как Девид Юм до него и многие философы, такие как Деннет (1994) и Метцингер (1996) после него - феноменальный, переживаемый мир в качестве «театра действий», связанного с планированием поведения, в чем, собственно, и состоит его функция. (С точки зрения теории познания, в данной связи у Метцгера просматривается неясность, а именно в том, что он нейро- и мышечно-физиологические процессы, в том виде, как мы их знаем, относит к реальности, хотя они, конечно же, являются частью феноменального мира, но никак не мира по ту сторону сознания. Правда, в другом месте своей работы он ясно говорит о том, что физико-химические описания также являются частью феноменального мира).