«Если внутренние состояния системы, обладающей свойством описания, могут к тому же еще быть подвергнуты воздействиям в пределах области описаний таким образом, что в итоге порождаются описания среды, которые содержат свои собственные описания, то в результате рекурсивной операции описания описаний возникает консен-суальная область второго порядка, что в функциональном смысле соответствует возникновению наблюдателя» [Mat. 1985, S. 153].
«[Аутопоэтическая] система может вступать в рекурсивные взаимодействия со своими собственными языковыми состояниями, т.е. с репрезентациями (как они определены выше) своих взаимодействий. Такого рода система определяется как наблюдатель» [Mat. 1985, S.223].
Понятие наблюдателя в теории аутопоэза всегда может быть представлено, как минимум, в двух аспектах. С одной стороны, наблюдатель - это тот, кто конструирует знание, кто создает область описаний, кто излагает теорию аутопоэза, пишет текст (авторы) и кто данный текст читает, осмысливая теорию (читатели): «Все сказанное сказано наблюдателем» [Мат. 1996, с.97]. С другой стороны, наблюдатель - это строго определенный вид систем, обладающих конкретными особенностями, характеризуемыми в рамках теории аутопоэза - теории, построенной наблюдателем же. Воссоединение данных аспектов может быть произведено только рекурсивным образом: наблюдатель конструирует наблюдателя, конструирующего наблюдателя и так далее до бесконечности. В такой ситуации бессмысленно пытаться отыскать, какой наблюдатель является первичным, а какой - вторичным: тот, который создает теорию, или тот, который является продуктом этой теории, поскольку и тот и другой - это одно и то же.
Основной вывод эпистемологии Матураны и Варелы, который может быть сделан в рамках конструктивистского дискурса таков: знание (информация) не передается а) при коммуникации двух или более когнитивных систем в процессе языкового общения или образования (см. [Mat. 1987b, S.212]); б) в процессе познания от объективной реальности к познающему субъекту, т.е. знание не есть знание-о-чем-то (см. [Mat. 1992, р.95]); в) от родителей потомству при самовоспроизводстве (см. [Mat. 1985, S.206]); знание всегда конструируется de novo и не может быть представлено ни в каком виде обособлено от конкретного когнитивного организма, как некое абсолютное, универсальное знание. «Вне наблюдателя ничего не существует... Ничего не существует до того, как будет им обособлено. В таком смысле дома, люди, атомы и элементарные частицы не имеют отличий» [Mat. 1992, р.107].
Откуда в таком случае берется уверенность в том, что мы существуем в мире объективной действительности, в окружении реальности, состоящей из отдельных предметов? Ниже приводится несколько цитат из работ Матураны и Варелы, которые призваны осветить точку зрения авторов учения об аутопоэзе на столь распространенное заблуждение:
«Сами, будучи наблюдателями, мы обычно полагаем существование наблюдателя автоматически, подразумевая одновременно при этом его универсальность и приписывая многие инвариантные особенности наших собственных описаний некоему стандартному наблюдателю, т.е. реальности, которая в таком случае должна быть онтологически объективной и от нас не зависимой» [Mat. 1985, S.237].
«Слово "реальность" происходит от латинского rex - "вещь". Базовая операция, которую наблюдателю необходимо проделать, - это операция различения, обособления целостности путем функционального отграничения данной целостности от ее окружающей среды. То, что образуется в результате такой операции различения, что может быть отграничено, определяется как предмет, обладающий свойствами, определяемыми указанной операцией различения, предмет, существующий в пространстве, этими свойствами задаваемом. Таким образом, реальность - это область предметов и, следовательно, то, что как реальное и устанавливается путем обособления» [Mat. 1985, S.263-264].
«...Вместе с языком возникают также и объекты... Только с появлением самосознания знание отделяется от существования. Так, собаки, кошки, мухи и комары такого расщепления не переживают» [Mat. 1997,8.123,126].
«...Объективность возникает в пределах языка как способ оперирования объектами без определения тех действий, которые лежат в их основе. При таком способе оперирования описания возникают как сцепленности согласованных координации действий, приводящие к дальнейшим согласованным координациям действий, которые, если их характеризовать вне контекста возникновения объектов, могут быть определены как формы языковости (languaging), которые актуализируются таким образом, как будто объекты существуют за пределами языка. Объекты же - это функциональные отношения в языковой области» [Mat. 1992, р.97].
Очень важно отметить, что мы как наблюдатели конструируем не только вещи, объекты, автономизируя их в нашем сознании в единые сущности, но и сам контекст существования этих сущностей. Феномен наблюдения вовсе не означает наблюдения за некоей объективной данностью, которую из первичного хаотического состояния необходимо «лишь» перешифровать в мир упорядоченных объектов. Задолго до того, когда мы начнем оценивать правильность или неправильность способа определения объектов, в нас уже должны быть сконструированы критерии этих оценок, весь спектр возможных «за» и «против». «Любая форма объяснения, принимаемая данным наблюдателем, зависит от тех критериев истинности, которые уже сформированы им a priori» [Mat. 1985, S.238].
12. Феноменологические уровни и проблема редукционизма.
Также как и другие сторонники конструктивистской позиции в эпистемологии, авторы теории аутопоэза сталкиваются с необходимостью отвечать на два основных «обвинения», возникающих при попытке подыскать радикальному конструктивизму место в общей картине традиционной философии (в частности, при сопоставлении с господствующей - корреспондентской - точкой зрения в теории познания). Первое из них - обвинение в редукционизме: коль скоро любая феноменология сознания (духа) находит свое объяснение в способе функционирования систем, называющихся аутопоэтическими, т.е. в способе организации и активности биосистем, то перед нами не что иное, как сведение когнитивной феноменологии сознания к физиологическим и нейробиологическим механизмам живого организма. Второе обвинение - это обвинение в солипсизме: если знание не имеет внешних объективных денотатов, а познание - это не отражение de facto, а конструирование de novo, то нам ничего не мешает сделать вывод об онтологической уникальности конструирующего субъекта, с одной стороны, и о произвольности конструируемого им знания - с другой.
Однако, дело запутывается еще и тем обстоятельством, что разные авторы вкладывают в понятие редукционизма неодинаковый смысл. Объяснение путем сведения феноменологии одного уровня к феноменологии другого может иметь различные аспекты в зависимости от того, о чем именно идет речь. Одни считают, что любое объяснение, тем более в рамках конкретных наук, всегда носит редукциони-стский характер - как расчленение изучаемого объекта на составные компоненты и анализ взаимодействия данных компонентов; другие, как, в частности, Варела, полагают, что редукционизм и холизм носят взаимодополняющий, комплиментарный характер и невозможны один без другого (см. [Varela 1979, р. 102-104]); третьи же, как Матурана, -что любое научное знание, объяснение не может быть редукционист-ским в принципе. Остановимся на точке зрения У. Матураны.
Наиболее ярко понимание Матураной сути редукционизма выявляется в его размышлениях о двух видах объяснений биологической феноменологии, называемых им механистическим и виталистическим, первое из которых носит нередукционистский, а второе - редукциони-стский характер: «В процессе механистического объяснения наблюдатель в явной или неявной форме проводит различие между системой и ее составными частями, рассматривая их как функционально различные виды целостностей, составленные из различных множеств и образующие непересекающиеся друг с другом феноменологические поля. То соответствие между феноменологическим полем, порождаемым системой, и феноменологическим полем, образуемым ее составными частями, о котором говорит наблюдатель в случае механистического объяснения, фактически устанавливается им в результате независимых друг от друга взаимодействий с системой и с ее составными частями, и никакой редукции явлений из одной области к явлениям из другой области не означает. В случае если возникает впечатление некоей феноменологической редукции, это означает, что описание самых разнообразных явлений якобы относится к кажущейся одинаковой (одной и той же) области, которая после установления наблюдателем связей исчезает, если, конечно, не удерживается во внимании каким-то специальным способом. Та реальность, которая описывается механистически, подразумевает возможность бесконечного производства непересекающихся друг с другом феноменологических полей, которые возникают в процессе рекурсивного конституирования (организации) новых классов целостностей посредством рекурсивного комбинирования уже установленных целостностей. С точки зрения теории познания такого рода механистические объяснения являются по своей сути нередукционистекими.
В случае виталистических объяснений ситуация выглядит диаметрально противоположно: никаких различий между феноменологическими полями, порождаемыми либо целостностью, либо ее составными частями, не проводится. Таким образом, реальность, описываемая виталистическими объяснениями - это обязательно реальность некоего конечного числа феноменологических областей. С эпистемо-логических позиций виталистические объяснения являются по своей сути редукционистскими» [Mat. 1985, S.239].
Как минимум одно разделение на два феноменологических поля происходит, согласно Матуране, в результате образования автономной целостности. Феноменология, порождаемая активностью системы в целом, существенно отличается от феноменологии ее составных частей и не может ни сводиться, ни даже сравниваться с последней. Если бы это было возможно, то мы столкнулись бы с ситуацией, при которой целое является частью самого себя: «Феноменологическая область, в которой составная целостность функционирует в качестве простого (неразложимого) единства, является вторичной по отношению к таковой, порождаемой этой же составной целостностью, но на уровне ее составных частей, конституируя тем самым некую метафе-номенологическую область, являющуюся метафеноменологической в отношении феноменологической области, принадлежащей ее составным частям. Согласно этому, составная целостность не может принимать участие в качестве простой (неделимой) целостности в своей собственной организации» [Mat. 1992, р. 67].