В связи со сказанным возникает закономерный вопрос: откуда в таком случае берутся представления об организации нервной системы, обладающей сенсорным «входом» и эффекторным «выходом»? Дело в том, что, описывая функционирование нервной системы в рамках нейрофизиологии, психологии, либо другой науки, мы описываем ее как сторонние наблюдатели, и как наблюдатели же мы находимся в той самой внешней среде описываемого нами организма, которая расположена между его сенсорной и двигательной поверхностями. Таким образом, с одной стороны от себя мы, как бы, видим «вход» в нервную систему, а с другой - «выход». Сама же организация нервной системы таких разрывов не предполагает. Для пояснения своей мысли автор приводит метафору, которую можно обозначить как «синаптическая щель»: «Та же картина представилась бы наблюдателю, будь он в состоянии уменьшиться до миниатюрных размеров и оказаться в синаи-тической щели. В таком случае межклеточное пространство синапти-ческой щели представилась бы ему такой же окружающей средой в отношении всего организма, а нервная система данного организма показалась бы разомкнутой нейронной сетью, в которой постсинаптиче-ская мембрана соответствовала бы сенсорной поверхности, а преси-наптическая-эффекторной» [Mat. 1987a, S.98-99].
Другая метафора (метафора «пилот») призвана пояснить механизм функционирования нервной системы в своей замкнутости: «Происходящее в живой системе аналогично тому, что происходит в полете самолета по показаниям приборов, когда пилот не имеет доступа к внешнему миру и его функция состоит только в слежении за показаниями приборов во время полета. При этом задача пилота заключается в том, чтобы соблюсти определенную траекторию изменений в показаниях приборов, которая обусловлена либо каким-либо заранее предписанным планом, либо планом, который специфицируется самими этими показаниями. Выходя из самолета, пилот испытывает удивление, когда его поздравляют друзья по случаю удачного полета и приземления, совершенных им в абсолютной темноте. Он недоумевает потому, что, насколько ему известно, в любой момент полета он всего лишь выдерживал показания приборов в рамках определенных заданных пределов, то есть выполнял задачу, представление о которой совершенно отсутствует в описании его поведения, сделанном его друзьями (наблюдателями)» [Мат. 1996, с. 132-133]. Поддерживая внутренние константы (определяемые аутопоэзом всего организма), у нервной системы нет возможности «взглянуть на себя со стороны», т.е. отражать поведение и взаимодействие живой системы в поле внешних объектов, ее дело - лишь удерживать постоянными показания «внутренних приборов» (рецепторов), выполняя те или иные операции с «органами управления» (эффекторами).
Таким образом, как считает Варела, противоречие между корреспондентской и конструктивистской точками зрения снимается тем, что та или иная точка зрения зависит от того, в каком ракурсе относительно когнитивной системы находится наблюдатель: «...Функционирование нервной системы может быть представлено без противоречий, если говорить либо (1) о ее активности, которая всегда - в настоящем, как у любой детерминистской системы (и как это известно любому нейрофизиологу), либо (2) о ее описании, которое мы, как сообщество наблюдателей, проводим ретроспективно в терминах траекторий изменения структурной сцепленности, обозначая их как воспоминание, научение, представление» [Varela 1979, р.239]. Однако заметим, что мы, как наблюдатели, описывая взаимодействие когнитивной системы со средой в терминах соответствия (случай 2), сами же при этом являемся когнитивными системами, конструирующими как представления о наблюдаемых системах, как их окружающую среду, так и понятие соответствия между этими системами и их окружением. При этом наша собственная среда остается для нас недоступной (случай 1), а описать (сконструировать) ее может только другой наблюдатель. «...То, каким образом живая система компенсирует деформации своей структуры, принимается наблюдателем за описание деформирующего фактора, который, как он видит, производит действие на систему, а те деформации, которым подвергается система — за репрезентацию (отражение) деформирующего фактора. Однако, ввиду того, что область взаимодействий аутопоэтической системы обособлена, наблюдатель аутопоэтической системы в состоянии описывать предметы (entities), занимающие внешнее по отношению к ней положение (вступая с ними во взаимодействие) и которые система описать не может ввиду того, что, либо она не имеет возможности взаимодействовать с ними, либо не в состоянии компенсировать те деформации, которые они причиняют» [Varela 1979, р.47-48]. Добавим, что сказанное имеет силу точно также в отношении наблюдателя, наблюдаемого другим наблюдателем (и рекурсивно - в отношении любого бесконечного количества наблюдателей), т.е. никакого абсолютного знания, которое включало бы в себя позицию некоего «последнего наблюдателя», существовать не может. «...Знание - это всегда отображение онтогенеза познающего, так как онтогенез как процесс непрерывных структурных изменений в рамках данного аутопоэза является процессом непрерывной спецификации поведенческих возможностей организма, а значит - его актуальной области взаимодействий. Таким образом, никакое "абсолютное" знание не возможно; что же касается верификации любого относительного знания, то она осуществляется посредством успешного аутопоэза, или жизнеспособности (viability)» [Varela 1979, р.48].
В другой работе Матурана прямо указывает на то, что «...фактически, мы объясняем не какое-то данное мироздание или реальность, а всего лишь способ согласования нашего собственного опыта» [Mat. 1997, S.69]. Такое же понимание сути описания (отражения) объектов мы находим в главной работе Варелы по автономности и аутопоэзу: «Допущение, что объекты предстают перед животным а priori таким образом, что оно в состоянии "разместить их в виде схемы" в своей нервной системе, является необязательным и ошибочным. И какими бы полезными ни оказались такого рода обозначения поведения ("животное натолкнулось на стену; увидело свою пищу"), они не могут считаться функциональными, а должны быть представлены в качестве символических. Они вовсе не проясняют структуру мира; они обозначают способ, которым животное организовывает свое поведение» [Varela 1979, р.249].
Сказанное в отношении эпистемологических понятий описания, знания, объяснения и отражения объектов в полной мере относится и к понятию восприятия: «Восприятия, пространства восприятий, не отображают никаких свойств окружающей среды, они отображают анатомическую и функциональную организацию нервной системы в контексте ее взаимодействий)^ [Mat. 1985, S.86]. О феноменологии восприятия более детально говорится в главе, посвященной учению Гер-харда Рота. Здесь же мы укажем лишь на конструктивный характер восприятий: «...Восприятия - это одна из форм закрытости нервной системы. В позитивном определении восприятие эквивалентно конструированию стабильности путем сенсомоторного замыкания цикла, благодаря которому организм выживает в своей окружающей среде. Именно замкнутость нервной системы обеспечивает превращение окружающего хаоса (noise) в объекты» [Varela 1979, р.247]. С позиции интроспективных наблюдений данный тезис предстает в виде того факта, что «мы не можем на собственном опыте провести различие между "восприятием" и "обманом органов чувств"» [Mat. 1997, S.45]. В обобщенном виде представление о восприятии в теории аутопоэза может быть выражено следующими словами: «Если наблюдатель становится свидетелем того, что поведение, которое он обычно наблюдает вследствие определенных событий, называемых им восприятиями, выходит за пределы адекватного взаимодействия с окружающей средой, то он утверждает, что наблюдаемое им поведение является результатом иллюзий или галлюцинаций. Функционирование нервной системы (а также всего организма) не предполагает существования никакого различия между иллюзиями, галлюцинациями и восприятием, поскольку закрытая нейронная сеть не в состоянии провести различие между изменениями, вызываемыми внутренними или внешними факторами. Любое такого рода различие принадлежит исключительно области описаний наблюдателя, в которой и происходит разделение на внутреннее и внешнее в отношении нервной системы и организма» [Mat. 1985, S.255].
Излишне подчеркивать, что такие понятия, как истина, ложь, добро, зло, также обретают смысл исключительно в когнитивной области наблюдателя, либо в консенсуальной области, общей для нескольких наблюдателей и не имеют некоего универсального денотата. Понятия «истинности» и «ложности» возникают в когнитивной области наблюдателя тогда, когда он помещает в нее когнитивную область наблюдаемого организма. Для самого организма данный вопрос возникнуть вообще не может, поскольку в процессе его аутопоэза порождаются представления, которые могут быть только верными ввиду самого факта их возникновения, т.е. ввиду их актуальной самодостаточности. Появление «неверных представлений» означало бы отсутствие структурной сцепленности со средой, что неизбежно приводило бы к распаду системы (утрате аутопоэза), причем до того, как эти представления могли бы быть оценены в терминах истинности и ложности. «Оценка поведения в некоей консенсуальной области производится относительно тех, кто участвует в ее построении, а ее универсальность зависит от универсальности, общности свойств участников. Добро и зло, истина и ложь не являются внеконтекстными абсолютными ценностями, также как они не являются произвольными...» [Mat. 1985, S.30]. Кстати сказать, что и такие феномены, как феномен выбора, свободы воли, сомнения и им подобные имеют смысл лишь в когнитивной области наблюдателя. Для самой аутопоэтической системы ее активность всегда однозначно детерминирована и не может описываться в терминах выбора из нескольких равнозначных альтернатив. Ввиду того, что вопрос свободы воли интенсивно обсуждается в различных философских контекстах, привожу здесь подробную цитату, отражающую точку зрения авторов теории аутопоэза: