«В конце карьеры лучше быть готовому к тому, чтобы изменить свои воззрения, чем, надоев всему миру, повторять самого себя» (Piaget, 1976b)4.
Пиаже начал свою карьеру исследователя намного раньше, чем большинство ученых. В 1907 году, когда ему едва исполнилось 11 лет, он провел серию наблюдений за воробьями-альбиносами, которые водились в парке недалеко от его дома в Нёшатель (Neuchatel). Небольшую заметку по поводу своих наблюдений он отослал в один из журналов по естествознанию. Заметку опубликовали, благодаря чему мальчику было позволено проводить часть своего внеурочного свободного времени совместно с мсье Годе (Godet), директором местного музея естествознания, помогая ему в сортировке коллекций. Живя на побережье озера Нёшатель, Пиаже уже успел развить интерес к пресноводным моллюскам, в то время как Поль Годе, по-видимому, являлся специалистом в этой области. Для юного Пиаже это стало превосходной школой.
В 1911 году, когда умер Поль Годе, школьник (как писал Пиаже в автобиографическом очерке) знал о моллюсках уже достаточно много для того:
«... Чтобы опубликовать без посторонней помощи (специалисты в этой области - редкость) целую серию статей о моллюсках Швейцарии, Савойи, Бретани, даже Колумбии. Иногда я попадал в забавные ситуации. Некоторые зарубежные «коллеги» хотели бы познакомиться со мной, но поскольку я был лишь школьником, то не смел предъявлять себя и вынужден был отклонять столь лестные приглашения. Директор музея истории естествознания Женевы, который опубликовал некоторые из моих статей в журнале "Revue Suisse de Zoologie ", предложил мне место хранителя коллекции моллюсков в своем музее,., на что я вынужден был ответить, что я пока не являюсь даже студентом и мне нужно еще два года для завершения учебы до получения степени бакалавра»5 (Piaget 1952b, p.238-9).
Оглядываясь назад, можно сказать, что именно изучение моллюсков предопределило интеллектуальную карьеру Пиаже. В своих набросках об этих существах он отмечает, что их раковины различаются по форме в зависимости от места обитания - в стоячей или проточной воде. Яркий пример адаптации. Однако, перемещения моллюсков из одной среды в другую показали, что форма раковины является случаем не филогенетической, а, скорее, онтогенетической адаптации. Указанное различие настолько его заинтриговало, что всю оставшуюся жизнь Пиаже провел, изучая возможности живых организмов к онтогенетической адаптации, причем в своей наиболее впечатляющей форме - на человеческом уровне, как способносхгь к познанию.
Конструирование опытной действительности
Поскольку теория Пиаже, как и любая другая, является теорией, сформированной познающим разумом, ее ключевые термины образуют тесно сплетенную концептуальную сеть, всегда оставаясь взаимосвязанными и взаимозависимыми. Поочередная изоляция каждого из них из общего контекста с целью определения и разъяснения его смысла -далеко не идеальный путь, ведущий к цели, тем не менее, другого способа я просто не вижу. Язык является линейным феноменом, вербальное изложение требует последовательной упорядоченности фактов, следующих один за другим, вне зависимости от того, каким сложным и запутанным является их взаимодействие в сознании автора или в процессе воспроизводства нашего собственного опыта. Указанная проблема нигде так ясно не высвечивается, как в фундаментальной работе Пиаже «Конструирование реальности в детском сознании» (Piaget, J. «La construction du reel chez 1'enfant», Neuchatei, Delachaux et Niestle, 1937) - работе, одновременно служащей хорошим введением ко всей его теории.
В этой одной из ранних своих книг Пиаже предпринял попытку показать, что ребенок сам конструирует ту реальность, которую переживает на собственном опыте. И делает он это вне всякой связи с тем, допускаем мы или пет существование какой-либо независимой действительности. В книге, безусловно, детально не рассматривается процесс конструирования всех частных аспектов действительности ребенка, включающей маму, папу, любимые игрушки и ночной горшок; однако в ней показано, каким образом основные концепты, составляющие структурное ядро действительности каждого индивидуума, могут быть построены без предпосылки автономного существования этих структур. Именно это является краеугольным камнем концепции Пиаже и одновременно самым значимым ее отличием от всех традиционных теорий познания. Прямым следствием его максимы «знание есть высшая форма адаптации» является принципиальный отказ от трактовки процесса познания как генератора репрезентаций онтологической действительности, которую Пиаже заменяет другой трактовкой: познание - это инструмент адаптации, направленный на конструирование жизнеспособных (viable) концептуальных структур.
В процессе конструкционной активности первых двух лет жизни закладывается фундамент того, что впоследствии становится опытным миром ребенка: формируется остов для дальнейшего конструирования. По мере расширения жизненного опыта ребенка над фундаментом возводится один слой концептуальных конструкций над другим. Таким образом, какую бы мы ни взяли стадию развития, интроспективно проследить весь путь предшествующего ей конструирования практически деле никогда не переживался на сенсомоторном уровне. К этому вопросу я еще вернусь в главе, посвященной рефлексии и абстракции.
Самотождественность
Второй существенной составляющей в конструировании перманентно пребывающих объектов является понятие самотождественности (individual identity). Условием формирования категории самотождественности служит операция сравнения - сравнения между переживаемой опытной данностью и ре-презентацией объекта, что в результате и порождает классификации различия и одинаковости. Понятие самотождественности усложняет положение вещей тем, что допускает конструирование двух видов одинаковости. С одной стороны, существует одинаковость двух эмпирических объектов, которые считаются тождественными по всем сравниваемым параметрам (как это происходит при ассимиляции); назовем это «эквивалентностью». С другой стороны, можно говорить об одинаковости двух опытных данностей, определяемых нами как эмпирические проявления одного и того же объекта.
Различие между конструированием эквивалентности как основы для классификации, с одной стороны, и конструированием перманентности как основы для установления самотождественности, с другой, является результатом смыслового расщепления понятия «прочности» («perdurance»).7 В первом случае определенная совокупность характеристик, служащая основой для дифференциации некоей опытной данности - в качестве единой группы - от всех других конструктов, абстрагируется и сохраняется (с приданием ей определенного рода прочности) в сознании для использования в будущем. По сути, она составляет тот первичный шаблон, прототип, к которому дальнейшие опытные события могут присоединяться (ассимилироваться) в качестве членов данного класса. Указанная процедура служит основой для всякого рода классификаций и категоризации.
С другой стороны, концепция «объектной перманентности» является производной абстракцией из понятия одинаковости второго типа. Она характеризует ситуацию, когда ребенок начинает осознавать предмет, перцептивно конструируемый в данный момент, как тождественный (тот же самый) тому, что воспринималось некогда ранее.8 С этого времени свойство прочности атгрибутируется объекту вне зависимости от того, переживается ли он актуально как опытная данность или нет. Соответственно, отныне ребенок может говорить о его «существовании».
В качестве неотъемлемого элемента понятие самотождественности участвует в конструировании некоторых других базовых концепций, таких как состояние, изменение, процесс, движение, пространство, причинность, а также время. Каждой из трех последних концепций Пиаже уделил отдельную главу в своей работе «Конструирование реальности в детском сознании» (1937). Только путем интеграции в единое целое указанных трех глав с материалом первой части книги можно прийти к осознанию глубинной связи всех трех концепций. По сути дела, они являются не чем иным, как конструктивистским замещением Кантовских «категорий», имеющих априорный характер.
Чтобы быть способным утверждать, что объект, воспринимаемый в данный момент, является тем же самым, что и наблюдавшийся некогда ранее в эмпирическом потоке субъекта, становится необходимым научиться мыслить данный объект таким образом, как будто бы он укоренен (perduring) где-то по ту сторону опытного поля. Некая область, в которой объекты могли бы пребывать в промежутках времени между их актуальным восприятием, составляет сущность того, что я назвал «прото-пространством». Данное пространство, не имеющее пока ни строения, ни измерений, служит лишь в качестве временного хранилища тех объектов, которые могут быть репрезентированы, но в данный момент не выказывают никакого проявления. Именно в этом пространстве ребенок конструирует свой внешний мир.
Как только формируется прото-пространство, в котором одни объекты ожидают своей очереди на внимание к себе, пока другие не покидают пределы эмпирического потока, тут же конструируется «прото-время» - как условие непрерывности, позволяющее ожидающим предметам сохранять самотождественность. Таким образом, взятые вместе, прото-пространство и прото-время конституируют единый континуум, к которому мы обращаемся, когда используем такие слова обыденного языка, как «существование» или «бытие». Должно быть совершенно ясно, что такого рода континуум является абстракцией одного из аспектов нашего опытного мира и никоим образом не подразумевает абсолютной онтологии, столь желанной для традиционных философов.