Наконец, в отношении каждого из нас конструктивизм открывает широкие перспективы личного характера. В одном из писем Витгенштейна, написанном им в 1917 году своему другу Полу Энгельману, можно прочесть фразу, которая описанную здесь основную максиму нашей жизни поясняет лучше, чем мое трудоемкое исследование: «Наступит время и мы проснемся настолько, что осознаем, что все нам снится» [2].
1. Allport, Gordon W.: „Mental Health: A Generic Attitude" Journal of Relegion and Health 4, 7-21, 1964.
2. Engelmann, Paul: Letters from Ludwig Wittgenstein, With a Memoir. B. F. McGuiness (Hrsg.), ubersetzt von L.Furtmuller. Oxford, Basil Blackwell, 1967, S. 9.
3. Glasersfeld, Ernst von: „Einfuhrung in den radikalen Konstruktivismus". In: Die erfundene Wirklichkeit, Paul Watzlawick (Hrsg.). Munchen, Piper, 1981,S. 16-38.
4. Kolakowski, Leszek: Leben trotz Geschichte. Munchen, Piper, 1977, S. 143.
5. Musil, Robert: Die Verwirrungen des Zoglings Tb'rless. In: Prosa und Stucke. Reinbek, Rowohlt, 1978, S. 74.
6. Piaget, Jean: La construction du reel chez Fenfant. Neauschatel, Delachaux et Niestle, 1937.
7. Rosenhan, David: „Gesund in kranker Umgebung". In: Die erfundene Wirklichkeit, Paul Watzlawick (Hrsg.). Munchen, Piper, 1981, S. 111-137.
8. Vaihinger, Hans: Die Philosophic des Als Ob. Berlin, Reuther & Reichard, 1911.
9. Watzlawick, Paul: „Selbsterfullende Prophezeiungen". In: Die erfundene Wirklichkeit, Paul Watzlawick (Hrsg.). Munchen, Piper, 1981, S. 91-110.
10. Watzlawick, Paul: Die Moglichkeit des Anderesseins. Bern, Hans Huber, 1977.
11. Wittgenstein, Ludwig: Uber GewiBheit. G. E. M. Anscombe und G. H. von Wright (Hrsg.). Oxford, Basil Blackwell, 1969.
Философия радикального конструктивизма Эрнста фон Глазерсфельда
«Радикальный конструктивизм радикален, прежде всего, в том, что решительным образом порывает с традиционной эпистемологией и развивает свою теорию познания, в которой знание больше не является чем-то отражающим "объективную", онтологическую действительность»
[Glasersfeld 1998, S.23]
1. Что такое радикальный конструктивизм?
Эрнст фон Глазерсфельд по праву считается основным классиком радикального конструктивизма. Помимо того, что он ввел в употребление сам термин «радикальный конструктивизм» и обозначил существование конструктивистского дискурса как такового, он впервые связал современные концепции естественных и ряда гуманитарных наук и добытый ими эмпирический материал с древней философской традицией скептицизма в единую эпистемологию радикального конструктивизма. Так, если другие авторы конструктивистского дискурса разрабатывают свои идеи в той или иной мере в рамках контекста научной дисциплины, в которой они являются профессиональными исследователями, то Глазерсфельду принадлежит заслуга обобщения накопившегося теоретического материала до уровня отдельной эпистемологии, теории знания, которая, в свою очередь, по праву может рассматриваться как одно из направлений в современной философии.
Термин «радикальный конструктивизм» введен в обиход Гла-зерсфельдом в конце 1970-х годов[17] как попытка «усилить», радикализировать тезис Пиаже о конструировании реальности в процессе познания . Необходимость введения нового понятия (и тот факт, что оно было воспринято научно-философским сообществом) можно объяснить следующими обстоятельствами. Во-первых, интеллектуальное наследие Пиаже настолько обширно[18], что выделение того или иного аспекта в его творчестве требует специальных усилий. Нигде обособленно, в чистом виде «конструктивизм» как направление в эпистемологии самим Пиаже не обозначен. Автор концепции генетической эпистемологии больше известен как психолог-исследователь, чем философ, а его основополагающая конструктивистская работа «Конструирование реальности в детском сознании»[19], на которую ссылается Глазерсфельд, насыщена в большей мере конкретным эмпирическим материалом, чем философскими обобщениями. Во-вторых, к концу 70-х годов фраза «конструирование реальности» все чаще стала звучать в кабинетах психотерапевтов и лабораториях психологов, главным образом в США, вне связи с генетической эпистемологией Пиаже. В это же время вышла в свет книга П. Ватцлавика «Насколько реальность реальна?», а еще через три года - в 1981 году - классический сборник работ под общим названием «Изобретенная действительность», в котором тот же автор обосновывает введение в обиход термина «конструктивизм». Все же конструктивизм Ватцлавика еще не носит столь радикальный характер и является больше коммуникативным, ситуативным, чем эпистемологическим. Наконец, в-третьих, ни один из классиков и сторонников конструктивизма не выводил тезис о конструировании реальности на уровень философского обобщения в такой мере, в какой это сделал Глазерсфельд. Как уже было сказано, усилиями Глазерсфельда конструктивизм превращается в целое направление в эпистемологии, своими корнями уходящее в учение античных скептиков и не прерывающее своей истории на протяжении всего развития человеческой мысли. По сути, предикат «радикальный» не означает какой-то отдельный вид конструктивизма, его радикальную ветвь (как это может следовать из перечисления разных «конструктивизмов», возникших в последнее десятилетие двадцатого века из одного и того же корня). Радикальность конструктивизма состоит в его радикальном отмежевании от всех форм традиционной эпистемологии, допускающей в той или иной мере соответствие знания объективной реальности. Таким образом, радикальный конструктивизм Эрнста фон Глазерсфельда, в отличие от более широкого понятия «конструктивизма» вообще, характеризуемого как становящийся дискурс, как междисциплинарная исследовательская программа, - это, прежде всего, конкретная философская позиция, направление мысли. Именно об этих философских интенциях в том виде, в каком они выступают в работах Глазерсфельда, и пойдет речь в данной главе.
В отличие от других эпистемологических направлений, стремящихся установить степень соответствия субъективного знания объективной реальности, радикальный конструктивизм отвергает саму возможность существования какой-либо позитивной онтологии в качестве источника знания, а процесс познания рассматривает исключительно как процесс конструирования de novo в противоположность возможности переноса, открытия, отражения или отображения какой-либо внешней реальности:
«Что такое радикальный конструктивизм? Это - неконвенцио-налистский подход к проблемам знания и познания. Его базовое положение говорит о том, что знание - не имеет значения, как определяемое, - содержится в головах людей и что мыслящий субъект не может поступать никаким другим образом, как только конструировать то, что он или она знает, опираясь на свой собственный опыт. Единственно то, как мы справляемся с нашим опытом, и составляет содержание мира, в котором мы осознанно проживаем. Его можно разложить на многие аспекты, включающие предметы, себя самого, других и т.д. Однако любые аспекты опыта обязательно являются субъективными и, хотя я могу подыскать доводы в пользу того, чтобы поверить в то, что мой опыт не обязательно является непохожим на ваш, у меня нет никакой возможности узнать, является ли он точно таким же. Опыт и интерпретация языкового общения - в данном случае не исключение.
При ближайшем рассмотрении такая точка зрения может показаться глубоко шокирующей» [Glas. 1996b, p. 1][20].
«Помимо прочих, к такого роДа основам принадлежит вопрос о соотношении между знанием и действительностью, и именно это является тем пунктом, по которому радикальный конструктивизм выходит за пределы традиционного сценария в эпистемологии. Коль скоро познание больше не понимается как поиск абсолютного (иконического) соответствия с онтологической действительностью, а лишь как поиск подходящего образа действия и способа маслить, традиционная проблема исчезает сама собой» [Glas. 1998, S.36-37].
2. Главный эпистемологический парадокс.
Философию радикального конструктивизма Глазерсфельд представляет как новую ступень в продолжении и развитии одной из боковых и «неудобных» («непопулярных философских идей» [Glas. 1996b, p.24]) ветвей в эпистемологической традиции, берущей свое начало в Древней Греции. Ряд высказываний досократиков свидетельствует, по мнению автора, о зарождении сомнений в возможности рассматривать знание как отображение некоей реальности еще на заре возникновения философии как таковой. Вот некоторые из приводимых источников:
Ксенофан (ок.570 - ок.478 до н.э.) «Недоступна человеку и никогда не была доступна истина о Боге и мире; даже тогда, когда человек набредает на абсолютную истину, сам узнать об этом он не может. Лишь видимость суждена нам» [цит. по Glas. 1998, S.24].
Приведенная цитата может рассматриваться как ключевая в общей цепи философских предшественников, выстраиваемой Глазерсфельдом, а Ксенофан - как первый из Древних, кто усомнился в возможности достоверного знания. В истории философии Ксенофану большинством исследователей отводится место одного из первых предтеч скептицизма: «Гносеологические высказывания Ксенофана -первая в истории греческой мысли постановка вопроса о возможности и границах познания» [ФЭС, с.292]. Характерно, что иллюзорность знания Ксенофан связывает с антропоцентричностыо человеческого мышления, неспособностью выйти за пределы собственного сознания. Об этом ярко свидетельствуют его рассуждения об относительности божественных изображений своими «поклонниками»: «Если бы у коров, лошадей или львов были руки, которыми они могли бы, подобно людям, рисовать или создавать свои произведения, то лошади рисовали бы лошаде-подобные, а коровы - корово-подобные изображения богов, создавая при этом такие образы, которые имеют сами. [...] Эфиопы представляют себе своих богов чернокожими и с курносыми носами, фракийцы же, напротив, - голубоглазыми и рыжеволосыми» [Capelle 1968, S.27] Мысль о неизбежной антропоцентричности любого знания роднит Ксенофана с другим древним греком, упоминаемым Глазерсфельдом - софистом Протагором.
Протагор (ок.490 - ок.420). Знаменитая фраза, высказанная им в самом начале труда, называемого «Истиной»: «Мера всех вещей - человек, существующих, что они существуют, а несуществующих, что они не существуют», не оставляет никаких сомнений в его эпистемологической позиции. Глазерсфельд комментирует слова Протагора следующим образом: «Как мы могли бы сказать сегодня, видение мира человеком неизбежно остается человеческим. До тех пор, пока мы ни придем к некоей форме прямого мистического откровения, все, что бы мы ни называли знанием - наши идеи и концепции, всякого рода связи между ними, наши представления о себе и мире - будут оставаться человеческими в силу того, что способ, которым мы все это породили, это - наш способ и мы, таким образом, нравится нам это или нет, ограничены человеческим» [Glas. 1996b, p.27].